Страница 9 из 153
Этого уже Билл не стерпел. Пусть он кровосос — а Совесть не оставила в этом никаких сомнений, — он, по крайней мере, благодарный кровосос. А эти упыри не способны даже на простейшую человеческую привязанность.
— Меня от вас мутит, — рявкнул он, поворачиваясь на каблуках. — Вас всех надо усыпить. Вечно замышляете, как вытянуть из дяди Кули деньги…
Неожиданная атака с тыла вызвала в рядах семьи замешательство.
— Неслыханно! — вскричала кузина Эвелина.
— Наглый мальчишка! — оскалился дядя Джаспер.
Дядя Отис выбрал язвительный тон.
— А ты ни разу не взял у него ни пенса? О. разумеется, нет! — сказал дядя Отис.
Билл наградил его уничижительным взглядом.
— Вы отлично знаете, что он выплачивает мне содержание. И я стыжусь, что допустил это. Когда я вижу, как вы слетелись, словно стервятники…
— Стервятники! — Кузина Эвелина гордо расправила плечи. — Меня еще никто так не оскорблял.
— Беру назад свое выражение, — сказал Билл.
— Так и быть, прощаю, — смилостивилась кузина Эвелина.
— Надо было сказать — пиявки.
Парадены никогда не ладили между собой, но сейчас сплотились перед лицом обидчика. Библиотека звенела от их возмущенных голосов, все говорили одновременно. Тишина восстановилась, лишь когда в помещении прозвучал еще голос. Он заговорил, вернее, закричал от дверей, и произвел на ссорящихся такое же действие, как свисток полицейского на уличных драчунов.
— Молчать!
Голос был совершению несоразмерен своему владельцу. Человек в дверях был маленький и тощий, с красным, чисто выбритым лицом, жесткими, коротко стриженными седыми волосами и смотрел на собравшихся через пенсне без оправы.
— Типичная сиена из быта Параденов! — язвительно заметил он.
Появление его стало для дядюшек и кузин новым сигналом к сплочению. Едва придя в себя, они радостным потоком хлынули ему навстречу.
— Привет, Кули. Рад тебя видеть. (Дядя Джаспер.)
— С возвращением. Кули. (Дядя Отис.)
— Ах ты мой дорогой, как ты прекрасно выглядишь! (Кузина Эвелина.)
Молчание. (Маленький Кули.)
Глубокое молчание. (Билл.)
Маленький человечек в дверях никак не откликнулся на излияния родственных чувств. Выкрикнув свое «Молчать!», он снова поджал губы, а взгляд, направленный сквозь пенсне на щебечущее собрание, остудил бы более чутких гостей. Родственники возобновили свои преувеличенные приветствия.
— Я получил твою телеграмму, Кули, — сказал дядя Джаспер.
— Я тоже, — сказала кузина Эвелина, — и мы с Вилличкой-песичкой очень обрадовались.
— Надеюсь, ты хорошо провел время, Кули, — сказал дядя Отис. — Далековато ты забрался, а?
— Как тебе Япония? — спросила кузина Эвелина. — Я всегда говорю, что японцы — такие очаровашки.
— Мы скучали без тебя, Кули, — сказал дядя Джаспер. Молчание отпрыска посреди всеобщего ликования задело Отиса. Он вытащил маленького Кули из-за кресла, которое тот исследовал.
— Поздоровайся с любимым дядюшкой, Кули, — сказал он. Маленький Кули немигающим взглядом уперся в подателя щедрот.
— Здрась, — произнес он громким басом и снова впал в прерываемое икотой молчание.
Дядя Джаспер вновь захватил инициативу.
— Кули, ты не уделишь мне несколько минут наедине? — спросил он. — У меня к тебе маленький деловой разговор.
— А у меня, — сказал Отис, — небольшая просьба от лица маленького Кули.
Кузина Эвелина протиснулась вперед.
— Как мы поцелуем большого дядюшку Кули! — вскричала она, пухлыми руками протягивая болонку к благодетелеву лицу.
Перед этой атакой мистер Параден не устоял.
— Убери! — заорал он, торопливо отступая. — Значит, — сказал он, — мало вам самим тянуть из меня соки, вы еще и собак на меня спускаете?
Лицо кузины Эвелины исказилось удивлением и болью.
— Тянем соки, дядя Кули?!
Мистер Параден фыркнул. От волнения очки сползли, он раздраженно вернул их на место.
— Да, именно! Не знаю, Эвелина, учила ли ты свою мерзкую собачонку фокусам, но если б она села на задние лапки и принялась просить, ее можно было бы с почетом принять в члены семьи. Это все, что вы умеете. Я возвращаюсь из двухмесячной поездки, а вы тут же бросаетесь ко мне с денежными просьбами.
Изумление. Дядя Джаспер оскалился. Дядя Отис сморгнул. Кузина Эвелина расправила плечи с той же заносчивостью, что и недавно перед Биллом.
— Гадкие грязные деньги, — сказала она оскорбленно, — это последнее, о чем я думаю.
Мистер Параден неприятно рассмеялся. Он явно возвратился из своих странствий в отнюдь не благодушном настроении. Вернулось то, что можно назвать его прежней манерой — досадная раздражительность, которая так осложняла семье деловые переговоры в те времена, пока еще не смягчилась под благотворным влиянием старых книг.
— Да, — сказал он горько, — последнее, о чем ты думаешь перед сном, и первое, о чем вспоминаешь утром. Вы все у меня в печенках сидите. Сборище…
— Стервятников, — подсказал Билл.
— Стервятников, — сказал мистер Параден. — Все такие ласковые и такие бедные. Вот уже много лет вы ничего не делаете, только висите на мне, как скопите…
— Пиявок, — пробормотал Билл. — Пиявок.
— Пиявок, — сказал мистер Параден. — Сколько себя помню, я даю вам деньги — деньги, деньги, деньги. А вы всасываете их, как…
— Промокашка, — сказал Билл.
Мистер Параден сверкнул на него глазами.
— Заткнись! — прогремел он.
— Хорошо, дядя. Я просто хотел помочь.
— А теперь, — продолжал мистер Параден, расправившись с Биллом, — я хочу сказать вам, что моему терпению пришел конец. Я выдохся. Иссяк. Устал. — Он грозно зыркнул на Билла, словно ожидая, не выдаст ли тот еще синоним.
— Сегодня я собрал вас здесь, чтобы сделать объявление. У меня для вас маленькая неожиданность. Скоро у вас появится новый родственник.
Семья ошарашенно переглянулась.
— Новый родственник?! — в ужасе повторил Отис.
— Только не говори, — шепотом, словно у постели больного, выговорил дядя Джаспер, — что надумал жениться!
— Нет, не надумал, — сказал мистер Параден. — Родственник, о котором я говорю, — мой приемный сын. Гораций! Иди сюда, Гораций!
В дверь прошмыгнуло что-то маленькое в коротких штанишках.
— Гораций! — сказал мистер Параден. — Позволь представить тебя семье.
Мальчик с минуту таращился молча. Это был веснушчатый крепыш, стриженый, белобрысый, с ехидными глазами. Он перевел взгляд с дяди Джаспера на дядю Отиса, с маленького Кули на кузину Эвелину, впитывая их всех.
— Это семья? — спросил он.
— Семья.
— Обалдеть, ну и зануды, — произнес мальчик от всего сердца.
В молчании, последовавшем за этим искренним выражением чувств, к собравшимся присоединилось еще одно действующее лицо. Оно было высокое, благообразное и облачено в хламиду. По белой бороде Билл узнал недавнего Горациева спутника на лужайке. Даже издали он внушал почтение, вблизи же выглядел почти что малым пророком.[6] Он улыбался отеческой улыбкой — единственной, кстати, улыбкой среди находящихся в комнате, поскольку менее веселое общество можно было отыскать в Америке разве что на похоронах. Дядя Джаспер поник, как увядшая лилия, у дяди Отиса глаза вылезли из орбит, кузина Эвелина собиралась лопнуть. Что до Горация, вид семьи, в которую ему предстоит войти, явно убил в нем всякую радость жизни.
Он заговорил первым, и стало ясно, какая ноша его гнетет.
— Я должен их всех поцеловать? — спросил, он.
— Только не меня, — отрезал дядя Джаспер, выходя из ступора. Сопя, как тюлень, он двинулся на мистера Парадена. — Как это следует понимать, Кули? — осведомился он. Мистер Параден указал на новопришедшего.
— Профессор Эпплби объяснит.
Малый пророк поклонился. Если он и смущался, то умело это скрывал. Говоря, он продолжал ласково улыбаться.
— Сообщение, которое мой добрый друг Параден…
6
Малые пророки — название относится к пророкам Осии, Иоилю, Амосу, Авдию, Ионе, Михею, Науму, Аввакуму, Софонии, Аггею, Захарию и Малахии, то есть ко всем, кроме Исайи, Иеремии, Иезекииля и Даниила.