Лето перемен

– А ты не в курсе, что заставило Фэнси передумать насчет отъезда? – спросил он.

Если она вернется в свой Нью-Йорк, он сможет, наверное, снова забыть ее.

– Прежде всего она хочет дождаться твоего решения о покупке фермы. Следовательно, тебе придется съездить к ней и извиниться, а потом поговорить о деле.

Он представил себе Фэнси – прекрасную, нежную, совсем одну в доме матери. Всю жизнь она бросала ему вызов. От одной только мысли о ней у него начинало гудеть в голове.

Если Грейси его любит, почему она не уловила его смятения, которое угрожает разрушить их счастье?

Напряжение его достигло такого предела, что он готов был подняться из-за стола и силой вбить в нее хоть крупицу здравого смысла.

Я боюсь туда ехать, Грейси. Боюсь даже разговаривать с этой упрямой ведьмой. Потому что меня раздирают чувства к ней, каких я не испытывал ни к кому на свете – в том числе и к тебе.

Но обидеть Грейси ему хотелось меньше всего. Она так искренне заботилась о его сыновьях, да и они ее обожали. Он поднялся, отодвинув стул, и заставил себя обнять Грейси.

– Джим, ради Бога, моя помада…

Он медленно опустил голову и прижался губами к ее губам, решив раз и навсегда выкинуть из памяти Фэнси.

Но губы Грейси показались ему холодными и по-детски неумелыми, и поцелуй не доставлял ему никакого удовольствия – до тех пор, пока он не забылся и не представил, что обнимает и целует Фэнси. Да, Фэнси – всегда такую жаркую, страстную, яростную Фэнси. Но его голодные поцелуи оказались для Грейси чересчур страстными, и она его отпихнула.

– Не стоит нам заходить так далеко.

– Ты до ужаса стыдлива для ветеринара.

– Джим…

Он ругал себя за то, что не удержался и представил, как бы отреагировала Фэнси, вздумай он появиться у нее в доме и накинуться на нее с поцелуями. Он был уверен в ее реакции, и от этого видения его окатило жаром.

– А мне кажется, нам давно пора далеко зайти, – буркнул он. – Это обычное явление среди людей, которые собираются пожениться.

– Это что, предложение? – поразившись, прошептала Грейси.

Вид у него был не менее изумленный и ошарашенный, чем у нее, но ответить он не успел. Со второго этажа по лестнице скатились Омар и Оскар, огласив кухню дикими криками, как ковбои на старте родео.

– Пока, пап! – хором выкрикнули они и, схватив приготовленные Грейси сумки, опрометью ринулись к выходу.

– Чур я на переднем сиденье!

– Сегодня моя очередь!

– Нет, моя!

Они отпихивали друг друга на ходу, дубасили сумками, и каждый старался добраться до двери первым, чтобы занять заветное место.

– Хоть бы она не положила сегодня грейпфруты, – выпалил Омар, с налету шмякнув сумкой с ленчем по двери.

– Или йогурт.

– Ф-фу, гадость!

– Пап, это Фэнси звонила. Сказала, что мы можем приехать в любое время и забрать Горлана.

Фэнси. Звонит, пристает, давит. У Джима в глазах пошли красные круги. Алые язычки пламени вдруг вспыхнули по всей кухне.

К счастью, Омар с Оскаром уже мчались по дорожке к машине, иначе он схватил бы обоих за шкирку и всыпал бы им по первое число.

Грейси, уже стоя на пороге, обернулась и окликнула Джима:

– Обещай, что сегодня же поедешь к Фэнси и обо всем договоришься.

– Может, ближе к вечеру съездим вместе? – неуверенно предложил он.

– По-моему, о продаже фермы вам нужно поговорить наедине.

Джим тоскливым взглядом впился в хорошенькое, невинное личико Грейси. Второй такой простушки, наверное, на всем свете не сыскать. Интересно, стала бы она так настаивать на его встрече с Фэнси – наедине, – если бы догадывалась, что от одной этой мысли у него учащается дыхание, а внутри все обжигает огнем?

Поколебавшись, Джим мрачно кивнул. Безмолвное обещание показалось ему решением его судьбы. Как приговоренный к смерти, он поплелся на веранду, загроможденную велосипедами, бейсбольными битами и мячами. Он проводил Грейси глазами до ее машины, миниатюрной и практичной японской модели, где она разняла мальчишек, так и не договорившихся насчет переднего места, потом проверила на них ремни безопасности и наконец медленно тронулась по песчаной дорожке к выезду. Омар о чем-то без умолку трещал ей с заднего сиденья.

Дети ее обожают – даже несмотря на то, что она заставляет их есть на ленч яблоки, грейпфруты и йогурт.

А ты? Что чувствуешь ты? Вопрос Фэнси не давал ему покоя.

Не то, что хотелось бы. Точнее – эту чертову вину. А все потому, что слишком хорошо помнит, как горевали его осиротевшие дети, насколько невыносимыми они были до того, как он начал встречаться с Грейси. И чувство вины становилось еще сильнее, потому что одно только воспоминание о Фэнси в облегающем черном платье вызывало спазм в низу живота и выкручивало все внутренности.

Масса неотложных дел требовала внимания Джима. Нужно проверить резервуары с водой, чтобы не перегорели насосы. Дойным коровам необходимо очень много пить: без воды уже через сутки они начнут болеть. Стадо у него огромное – а значит, придется объехать множество пастбищ и проверить множество резервуаров. Нужно заскочить в офис, справиться, как там дела у Сади и Марны, его секретарши и бухгалтера. В десять придет его агроном. Чуть позже у него назначена встреча с двумя всемирно известными ветеринарами, которые занимались в основном тем, что колесили по всему свету и осматривали новорожденных телят. У него была парочка больных телят, и он очень за них тревожился. И, наконец, его помощник Табби давно напоминал ему, что пора приступать к прививкам.

Но вместо того, чтобы сосредоточиться на делах и забыть о Фэнси, Джим обвел взглядом бездонное и безоблачное синее небо, лениво опустился на ступеньки веранды и погрузился в думы о Фэнси, – а делать ему этого явно не следовало.

ГЛАВА ПЯТАЯ

В старших классах Фэнси Харт была настоящей занозой, сплошной головной болью. Во всяком случае, для Джима.

Другие девчонки бегали за ним, а Фэнси неустанно колола ему в глаза его недостатками. И все же этой тощей зубрилке в нелепых платьях и с длинными рыжими косами, с которой у Джима не было ничего общего, удалось в конце концов проникнуть к нему в душу, как не удавалось никакой другой девчонке. Пусть она и вела себя надменно и холодно, словно лучше ее в целом свете не найти, он уловил в ней уязвимую струнку гордого одиночества – и навсегда отдал ей сердце. Она только и делала, что насмехалась над ним, но он не обращал внимания на ее оскорбления и относился к ней по-рыцарски, защищая от других ребят… когда усмирял свой вспыльчивый нрав.

В отличие от него Фэнси даже не пользовалась особенным успехом у сверстников – может, потому, что была единственным избалованным ребенком, может, потому, что ее считали чересчур заумной, может, из-за ее странных нарядов, но скорее всего, потому, что она никогда не старалась подделаться под окружающих.

В то время как остальные ребята в животноводческих кружках кормили кроликов, поросят и телят, она играла на пианино и от корки до корки штудировала энциклопедии. Задрав нос, она обычно дефилировала по школьной сцене, получая очередную награду за очередной конкурс. Пару раз она даже выискивала его среди зрителей в зале и дарила горделивой, издевательской улыбкой, пока директор школы вручал ей приз.

А ее манера ездить верхом! Все остальные надевали обычные джинсы, ботинки и ковбойские шляпы и подражали героям вестернов. Фэнси же красовалась в галифе и высоких сапогах и брала уроки английской верховой езды. Тогда-то к ней и прилепилась кличка «Фэнси» – из-за ее экстравагантных диковинных брюк.

На переменах ее одноклассники как угорелые гоняли в футбол, а она уютно устраивалась где-нибудь в тенечке, расправив подол причудливого платья, и читала толстые книжки, причем не «Трех мушкетеров», а такие, каких и в программе-то не было. Или же заполняла альбомы набросками своих первых моделей. Наброски эти она даже посылала в Нью-Йорк, а потом пару раз хвасталась полученными премиями.