Королева в ожидании

Королю шел шестьдесят шестой год. Неужели он переживет их всех?

Георг был доволен жизнью. Он начал примиряться с Англией. Ему по-прежнему нравились две немецкие любовницы, особенно герцогиня Кендальская; она не разлучались с ним и стала для него женой. В то же время Энн Бретт волновала его, и он наслаждался связью с ней. Наслаждался тик же, как радовался подобным приключениям в восемнадцать лет.

Георгу тоже начало казаться, что он бессмертен.

Энн не Эрменгарда. Она постоянно что-то требует. Но она такая молодая. А он, вероятно, теперь готов немного больше приволокнуться за женщиной, чем в молодости.

Она развлекала его, восхищала его. Она была такой же

359красивой, как графиня фон Платен. Да, это приятная перемена после герцогинь Кендальский и Дарлингтонской!

Но вдруг его довольство жизнью оказалось нарушенным. Причем, из-за очень странной причины. Ему бы надо радоваться или во всяком случае оставаться безразличным. А он с удивлением обнаружил, что дело обстоит не так.

Из Ганновера прибыл гонец с сообщением, что его жена, София Доротея, умерла в замке Олден после тридцати двух лет заключения, на которое осудил ее муж.

Георг заперся у себя в апартаментах. Почему это его беспокоит?

«Она заслужила такую участь, – убеждал он себя. – Она предала меня с Кенигсмарком».

Почему-то прошлое вдруг явственно встало перед ним. Он вспомнил ссоры, во время которых жена обвиняла его в неверности. Причиной ссор стала Эрменгарда, и она до сих пор с ним, его дорогая герцогиня Кендальская.

Потом София Доротея завела любовника, связь раскрыли, любовник был таинственно убит, а она превратилась в узницу, и обрек ее на пожизненное заключение муж.

Как она должна была ненавидеть его, живя в одиночестве за стенами Олдена! Она, наверно, называла себя королевой Англии, страны, которую никогда не видела, потому что муж осудил ее на пожизненное заключение!

Жена умерла, проклиная его. Больше он ничего не хотел знать. Не знать лучше.

Он решил, что надо сделать короткое объявление. И все. Жизнь должна продолжаться, будто ничего не случилось.

И действительно, ничего же не случилось! Долгие годы жена для него ничего не значила. А сейчас она умерла.

– Умерла моя мать, – сказал Георг Август.

Каролина подумала о Софии Доротее. Она столько слышала о ней в первые годы после приезда в Ганновер, хотя никогда не видела ее. Каролина вспомнила тень, которая будто навсегда нависла над старым Лейн-Шлоссом. Она живо представила «место, где, как ей сказали, подстерегли и убили Кенигсмарка, когда он возвращался от своей любовницы.

Бедная София Доротея, жертва мстительности короля. Какой бы она ни была!

– Объявим при дворе траур, – сказала Каролина.

Король пришел к ней в апартаменты. Глаза вытаращены. Челюсть трясется. Никогда она не видела его в таком состоянии.

– Что это я слышал? – резким тоном спросил он. – Двор в трауре. Почему?

– Умерла мать принца.

– Она… ничто. Никакого траура. Вы слышали? Я сказал – никакого траура.

– Если это распоряжение Вашего Величества…

– Это приказ. Я говорю – никакого траура. Никакого траура.

– Траура не будет. – Каролина опустила голову.

Он ушел. Нет, определенно, она никогда не видела его таким встревоженным.

Он выглядел на десять лет старше, чем до того, как пришло известие о смерти Софии Доротеи.

Вечером король отправился в театр с большей помпезностью, чем обычно. По одну его руку сидела герцогиня Кендальская, по другую – герцогиня Дарлингтонская.

Создавалось впечатление, что он наслаждается спектаклем больше обычного.

Каролина и принц получили приказ короля обязательно быть в театре, и принцесса весь вечер наблюдала за королем, а не за ходом пьесы.

«Он слишком возбужден, – подумала она. – И он уже в годах. Неужели его мучают угрызения совести? Или теперь он боится смерти больше, чем при жизни жены?»

Георг не мог отгородиться от слухов. Умирая, София Доротея прокляла его. Люди, находившиеся у ее смертного одра, это ясно слышали. Она была в полубреду и разговаривала с ним. Больше, чем на год, он ее не переживет, предсказывала она. На Страшном Суде его заставят отвечать за то, что он сделал с ней, и ему придется посмотреть ей в лицо.

Георг слушал предсказания и смеялся над ними. Энн Бретт стала его любовницей, и он дал ей прекрасные апартаменты в Сент-Джеймсском дворце и назначил содержание. Но она требовала еще и титул.

Он объяснил ей, что это такой вопрос, на разрешение которого требуется время. Но, конечно, она получит титул.

Молодая женщина крутилась в дворцовых залах с заносчивым видом, чего остальные любовницы не смели делать. Герцогиня Кендальская досадовала, что соперница отнимает у короля так много времени. К тому же поговаривали: мол, король скоро женится на ней, чтобы умиротворить эту юную особу. Эрменгарда, правда, не видела подтверждения подобным слухам. Несмотря на страстную увлеченность Энн Бретт, король не отказался от своей привязанности к Эрменгарде. Наверно, оставаясь наедине, они вспоминали прежние дни, когда его привязанность к Шулемберг вызвала бурные протесты жены. Ведь с этого и начались все неприятности. Эрменгарда не приложила руку к осуждению Софии Доротеи, но из-за того, что она в некотором смысле была причастна к этому делу, ему особенно нравилось ее общество.

Но в этом он бы, безусловно, никогда не признался. София Доротея умерла – что ж, это конец эпизода, который уже давным-давно потерял значение.

Пришло время совершить еще одну поездку в Ганновер. Он хотел выразить протест дочери, королеве Пруссии, за то, что та объявила при своем дворе глубокий траур по матери. Если она хочет устроить две свадьбы, то объявление траура не лучший для этого способ.

Он должен поехать в Ганновер. Он должен доказать всему миру и, возможно, себе, что его ни капельки не беспокоит проклятие на смертном одре, посланное ему женщиной, чью жизнь он сломал, осудив на бессрочное заключение.

В июньский день, семь месяцев спустя после смерти Софии Доротеи, он отправился в путь.

Началась сильная качка, а Эрменгарда всегда страдала от морской болезни.

– Ты должна остаться на несколько дней в Гааге, – сказал король. – Приедешь, когда выздоровеешь.

Она согласилась, что ей лучше остаться, а король поехал дальше со своим эскортом, в который входил лорд Тауншенд. На границе Голландии и Германии они остановились в доме графа Туиттла, который готовился принять короля и его свиту. Их ждал ужин – блюда, которые особенно нравились Георгу.

Граф сказал, что его дом в распоряжении короля на все время, пока он будет нужен. И Тауншенд предложил отдохнуть несколько дней там, в Делдене. Это позволит королю выздороветь после морского путешествия, а герцогине Кендальской догнать их.

Но король не хотел ждать. Он не остался даже на ночь.

– Запрягайте лошадей, – приказал он.

И они продолжили путь в Оснабрюк, где их ждал брат короля.

Когда Георг садился в карету, он увидел письмо, лежавшее на сиденье. Он не знал этого почерка, и в то же время в нем было что-то знакомое.

– Поехали, – приказал он. И когда экипаж выезжал из Делдена, он начал читать письмо.

У него так задрожали руки, что он едва мог удержать листок. Едва пробежав глазами первую строку, Георг сообразил, почему почерк показался знакомым. Он не видел его тридцать с лишним лет. Это был ее почерк.

Она больна, писала та женщина, и скоро умрет. Но пусть он не надеется, что проживет намного дольше, чем она. Он сломал ей жизнь. Осудил ее на одинокую ссылку. Пусть он подумает, какая жизнь у нее была… У нее, которая должна была бы разделить с ним трон Англии! У нее, которая была истинной королевой! Но его время пришло. Он не переживет ее надолго. Как только он услышит о ее смерти… ему надо готовиться к своей.