Эвервилль

Позже, в три часа ночи, по пути в туалет Гарри остановился перед картиной и подумал: а цел ли еще дом Мими Ломаке на Уикофф-стрит? Этот вопрос донимал его и утром, когда он проснулся, когда шел в свой офис, когда занимался грандиозной работой по разборке бумаг. Конечно, это не важно, разве что отвлекает от дела. И он знал почему: он боялся. Он видел много страшного в Паломо-Гроуве, а совсем недавно встал лицом к лицу с самими иадами, но призрак Уикофф-стрит никогда не оставлял его. Что ж, значит, настал момент с ним разобраться, раз и навсегда вычистить последний уголок сознания, где пряталось зло, алкавшее человеческих душ.

Он думал об этом остаток дня и весь следующий день, в глубине души понимая, что рано или поздно он должен туда пойти, иначе зло возьмет над ним верх.

Утром в пятницу, когда он пришел к себе в офис, он обнаружил там доставленную по почте посылку с мумифицированной головой обезьяны, искусно укрепленной на подставке из кости, подозрительно смахивавшей на человеческую. Он не в первый раз получал подобные вещи; иногда они были предупреждением, иногда талисманом от доброжелателя, иногда дурацким подарком. Но на сей раз эта па кость, эта вонь подействовала на него, как удар хлыста.

«Чего ты боишься? — спрашивала оскаленная пасть обезьяны. — Я сдохла, протухла, а посмотри, смеюсь!»

Он сунул ее в коробку и уже хотел отправить в мусорный бак, когда в нем вдруг шевельнулся суеверный страх. Он поставил посылку обратно на стол и отправился на Уикофф-стрит.

2

День был свежий. Не холодный — до настоящих нью-йоркских холодов оставалось еще месяца полтора, — но до статочно прохладный, чтобы понять: лето кончилось и одежду с короткими рукавами больше не наденешь. Гарри это было безразлично. Лето всегда приносило ему неприятности, нынешнее не стало исключением, поэтому он с удовольствием ощущал перемену сезона. Что будет, когда деревья облетят, листья пожухнут, а ночи станут длиннее? Он заляжет спать.

Гарри обнаружил, что с тех пор, как он в последний раз появлялся здесь, район Уикофф-стрит разительно изменился. Чем ближе он подъезжал, тем больше подозревал, что дом Ломаксов уже превращен в груду строительного мусора.

Однако нет. Сама Уикофф-стрит осталась почти такой, какой была десять лет назад. Дома стояли грязные и закопченные, как прежде. Это в Орегоне плавились скалы и небо трескалось, как яичная скорлупа, а здесь земля оставалась землей, небо — небом, а те, что жили посередине, не собирались никуда исчезать.

По замусоренному проезду он направился к дому Мими Ломаке, ожидая увидеть обветшавшие стены. И опять ошибся. Теперешний хозяин привел здание в порядок. В доме была новая крыша, каминные трубы восстановлены, карниз отремонтирован. Дверь, в которую он постучал, недавно покрасили.

На стук ответили не сразу, хотя он слышал за дверью голоса Он постучал во второй раз, после чего дверь приоткрылась и оттуда выглянула немолодая женщина с лицом нервным и бледным, с покрасневшими глазами.

— Вы Де Амур? — спросила она, и голос у нее дрожал от напряжения. — Вы Де Амур?

— Я Д'Амур.

Гарри почувствовал неладное. От женщины несло кислым запахом пота и немытого тела.

— Откуда вы знаете, кто я такой? — спросил он.

— Она сказала, — ответила женщина, приоткрывая дверь шире.

— Кто «она»?

— Она держит моего Стиви наверху. Она держит его там три дня, — говорила женщина, а по щекам ее текли слезы. Она их не вытирала. — Говорит, что не отпустит его, пока вы не придете. — Она отступила в дом — Велите ей отпустить его. Он все, что у меня есть.

Тяжело вздохнув, Гарри вошел в дом. В конце коридора стояла девушка лет двадцати с длинными черными волоса ми. Ее громадные глаза блестели в полутьме.

— Это сестра Стиви, Лоретта.

Девушка перебирала четки и посмотрела на Гарри так, будто он явился помогать тем, кто хозяйничал наверху. Женщина заперла дверь и повернулась к Гарри.

— Как оно узнало, что вы придете? — спросила она.

— Я не знаю, — отозвался он.

— Оно сказало, что, если мы попытаемся выйти, — сказала Лоретта тихо, почти шепотом, — оно убьет Стиви.

— Почему «оно»?

— Потому что это не человек. — Она смотрела на лестницу, и на лице у нее был страх. — Оно явилось из преисподней. Чувствуете запах?

Он чувствовал. Здесь пахло не рыбным рынком, как в собрании Заим-Карасофия. Здесь пахло дерьмом и пламенем.

С бьющимся сердцем Гарри подошел к лестнице.

— Оставайтесь здесь, — приказал он женщинам и начал подниматься вверх, наступив на то место на пятой ступеньке, где когда-то лежал умирающий отец Гесс. Сверху не доносилось ни звука, снизу тоже. Он шел по лестнице в полной тишине и знал, что его ждут, прислушиваясь к каждому его шагу. Чтобы не думать о том, что сейчас будет, он нарушил молчание первым.

— Выходи, — произнес он.

Ответ не заставил себя ждать. Он сразу узнал этот голос.

— Гарри, — проворковала Лентяйка Сьюзан — Где же ты был? Нет, не говори. Ты видел Хозяина, так ведь?

Гарри уже одолел пролет и подошел к двери. Краска на ней пошла волдырями.

— Нужна работа, Гарри? — продолжал голос Лентяйки Сьюзан. — Я тебя не виню. Времена пошли и впрямь паршивые.

Гарри слегка толкнул незапертую дверь, и она распахнулась. В комнате стояла темнота, поскольку шторы были опущены, а лампа на полу так загажена спекшимися экскрементами, что едва светила. Кровать была ободрана до матраса, обгоревшего с одной стороны. На матрасе вниз лицом лежал мальчик в грязной футболке и боксерских трусах.

— Стиви! — позвал Д'Амур.

Мальчик не шелохнулся.

— Он только что уснул, — промурлыкала Лентяйка Сьюзан из темного угла за кроватью. — Он устал.

— Отпусти его. Тебе нужен я.

— Ты переоцениваешь свою значимость, Д'Амур. На кой мне гребаная пообтрепавшаяся душонка вроде твоей, когда я могу забрать светленькую и чистенькую?

— Тогда зачем ты привел меня сюда?

— Не я. Наверное, Сабина поселила в твоей голове эту мысль. А может, ты сам.

— Сабина — твоя подруга?

— Ей больше бы понравилось слово «любовница». Ты с ней переспал?

— Нет.

— Эх, Д'Амур! — раздраженно сказал Кочевник. — После всех неприятностей мог бы и оттянуться. Уж не стал ли ты извращенцем? Мной не интересуешься, а? Нет. Ты у нас правильный. Скучный ты, Д'Амур! Скучный, скучный…

— Ладно, тогда я валю отсюда, — сказал Гарри и повернулся к двери.

Он услышал за спиной быстрое движение, скрипнули пружины матраса, и тихо застонал Стиви.

— Стоять, — прошипел Кочевник. — Никогда не поворачивайся ко мне спиной.

Гарри оглянулся. Демон теперь заполз на кровать и нави сал над мальчиком. Он был цвета того дерьма, что засохло на лампе, но полуобнаженное его тело было влажное, и под кожей перекатывались мышцы.

— Почему в вас столько дерьма? — произнес Гарри.

Кочевник наклонил голову. Глазницы и рот его походили на раны.

— Потому что только дерьмо у нас и есть, Гарри, только дерьмо. Только с ним Господь и позволяет нам поиграть. Ну, иногда еще с огнем. Кстати, об огне. Позавчера я видел твоего отца Гесса в его огненной клетке. Рассказал ему, что скоро увижусь с тобой.

Гарри покачал головой.

— Не выйдет, Кочевник, — сказал он.

— Чего не выйдет?

— Разыгрывать падшего ангела. Я больше в такое не верю. — Он направился к кровати. — Знаешь почему? В Орегоне я видел твоих сородичей. Не просто видел, а они меня чуть не распяли. Такие же два гада, как ты, но без твоих претензий. Им нужны только кровь и дерьмо.

Гарри продолжал говорить и шел к кровати, хотя понятия не имел, как отреагирует демон. Когда-то он несколькими короткими ударами буквально выпотрошил отца Гесса, и у Д'Амура не было причин думать, что тварь утратила навык. Но если отвлечься от его дутых подвигов, что он такое? Обыкновенный мясник, пару дней обучавшийся своему делу на бойне.

— Стой там, — сказал демон, когда Д'Амуру до кровати оставался один шаг. Демона с головы до ног била дрожь. — Если двинешься, я прикончу мальчишку. И спущу его с лестницы, как Гесса.