Страница 2 из 3
— Итак, 1901 год. Должен вам заметить, что в Швейцарии я очутился случайно. Отец, отправившийся туда по делам фирмы, где он работал, взял меня с собой, что называется, приучать к делу… Мне только что минуло девятнадцать лет. Я уже бредил шахматами и поэтому, услышав, что в Швейцарии находится знаменитый венгр Гёза Мароци, согласился ехать без колебаний…
Нет, нет, голубчик, — замахал руками Полянский, заметив, что Василий открыл было рот, — не перебивайте меня. Я должен досказать вам эту историю!.. Уже на третий день пребывания в Швейцарии мы с отцом поссорились. Ему нужно было ехать из Берна в Цюрих, а я, как вы понимаете, рвался в Монтрё, где отдыхал Мароци. Короче, я бросил всё и приехал на озеро. Однако встретиться с маэстро мне долго не удавалось: он почти никого не принимал и сам выезжал редко. Помог случай… Будучи без денег, я зарабатывал себе на жизнь тем, что играл в шахматы в одном из третьеразрядных кафе, всякий раз давая противникам фору. Как сейчас помню, подошел однажды прекрасно одетый мужчина и предложил сыграть с ним на равных. Я согласился. И выиграл. Он заметно расстроился и снова расставил фигуры. Я опять победил. Тогда он схватил меня за руку и, заявив, что покажет сегодня, как играют у нас, в России, потащил за собой. Это был отдыхавший в Швейцарии табачный фабрикант и шахматный меценат Бостанжогло…
Старый шахматист помолчал, видимо снова переживая ту давнюю встречу. Молчал и Василий. Он уже не смотрел на часы и не пытался перебивать собеседника.
— В тот же вечер, голубчик, — опять заговорил Полянский, — на вилле Бостанжогло я наконец увидел маэстро. Хозяин представил меня и заявил, что отыскал восходящую шахматную звезду. Мароци, улыбнувшись, согласился как-нибудь сыграть с этой звездой партию.
«О нет, господин Мароци, я предлагаю устроить небольшой гандикап-турнир, — шутливо, но настойчиво возразил Бостанжогло. — В самом деле, господа, обратился он к остальным гостям, — почему бы нам не воспользоваться присутствием здесь, в Монтрё, таких мастеров, как Яновский, Шлехтер, Берн и, конечно, всеми нами уважаемого господина Мароци, — поклонился Бостанжогло знаменитому венгру, — и не организовать такой турнир?» Его поддержали. Мароци, которому, видимо, просто не хотелось спорить, ответил фабриканту молчаливым поклоном. «Вот и прекрасно, господа! — воскликнул окончательно загоревшийся Бостанжогло, — назначим открытие турнира на послезавтра. А завтрашний день я посвящаю поиску достойного его приза, к которому, конечно, будет приложен ящик сигар…»
— Да, голубчик, — торжествующе посмотрел на Василия Полянский, — этот турнир состоялся! И ваш покорный слуга с большим трудом, но выиграл тогда все партии… А затем Бостанжогло вручил мне приз, который делал по его заказу один из лучших ювелиров Швейцарии. От сигар я отказался, а приз принял с гордостью.
Вот он, полюбуйтесь еще, — Полянский снова отколол от галстука булавку. — Вернее, голубчик, лишь его часть: точно такие запонки у меня сегодня украли…
Василий встрепенулся:
— Не волнуйтесь, маэс… товарищ Полянский, мы приложим все силы…
В дверь громко постучали.
— Можно? — раздался уверенный голос старшего оперуполномоченного Бугаева.
Это приехала оперативная группа. Василий машинально посмотрел на часы: ого, оказывается, он сидит уже почти два часа.
— Ну, Василий Иванович, что удалось установить? — так же громко продолжал вошедший в комнату Бугаев.
— Да вот… запонки Бостанжогло пропали, — запинаясь, пробормотал Герасимов, — то есть не Бостанжогло, они уже принадлежали Николаю Николаевичу, — окончательно запутался он.
— Стоп, стоп. Какие запонки? Неужели из-за такой мелочи нужно было звонить в милицию? И что это ещё за Бостан… тьфу, не выговоришь! — нахмурился Бугаев. — Мы в чьей квартире — Николая Николаевича Полянского? Так при чем здесь этот самый тип? Что, он у вас живет? — повернулся он к Полянскому
— Нет, нет, — энергично запротестовал тот. — Я уже рассказывал вашему молодому коллеге, что в 1901 году, в Швейцарии…
— Гражданин Полянский, — перебил Бугаев, — когда произошла кража — сегодня? Так при чем здесь 1901 год? Василий Иванович, — обратился он к Герасимову, — дайте, пожалуйста, протокол.
— Да я… не успел…
— Не успел? — поднял брови Бугаев — Ну, ну… В таком случае можете возвращаться в отдел.
— До свидания, голубчик, — подошел к Василию Полянский и затряс его руку. — Спасибо вам… А завтра непременно заходите…
— Оперуполномоченный Герасимов завтра займется другой работой, — веско произнес Бугаев, — а этим делом буду заниматься я…
…Сейчас, столько лет спустя, Василий Иванович лишь улыбнулся, вспомнив ту давнишнюю историю. А тогда ему было не до шуток: он медленно брел в отдел, ежеминутно черпая ботинками воду, и представлял себе, какой разговор ожидает его через полчаса у дежурного, а утром у начальника…
Несмотря на приглашение, к Полянскому Василий Иванович так и не пошел. Ни на следующий день, ни через неделю, ни через год. Было обидно. Во-первых, потому что он, как сотрудник милиции, столь неумело вёл себя в ту памятную ночь. Во-вторых, из-за того, что дорогие Полянскому запонки так и не были найдены. Правда, остальные вещи Бугаеву удалось обнаружить и вернуть хозяину. Он сумел напасть на след вора, оказавшегося, кстати, учеником Полянского. Но преступник, бросив всё: и машинку, и шахматы, и костюм — бежал из Витебска. Далее его следы затерялись.
И всё-таки Василию Ивановичу довелось встретиться с Полянским ещё раз. Это произошло в тяжелые военные дни, на передовой, под Витебском. Старый учитель очутился там как солдат народного ополчения. Ему долго отказывали, убеждали, что он принесет больше пользы в другом месте, но Полянский настоял на своём. «После того сражения, которое я выиграл в военкомате и райкоме, мне не страшны никакие бои», — шутил он.
Герасимова Николай Николаевич узнал, правда, не сразу.
— Извините, голуб… товарищ лейтенант, — обратился он как-то к Василию Ивановичу, командовавшему соседним взводом. — Но ведь мы с вами встречались. Наверное, где-нибудь за шахматной доской…
— Всё точно, товарищ Полянский, — улыбнулся Герасимов, — у вас дома, два года назад. Правда, доска была не совсем обычная — её подарил вам Бостанжогло.
— Голубчик! Так это вы?! — обрадовался учитель. Он снял привязанное ниточкой пенсне и близоруко заморгал, гладя руку Герасимова. — А ведь я вас ждал…
— Да так получилось, — замялся Василий Иванович. — Мне тогда поручили другое дело. И потом ведь запонки…
— Бог с ними, с запонками, — махнул рукой Полянский. — Сейчас не до них: целые города гибнут. И вообще-то мне не так жалко их, как жаль, что меня обманул мой ученик, человек, на которого я возлагал большие надежды… Ему было всего восемнадцать лет, из них три года он у меня буквально дневал и ночевал. Между прочим, как раз накануне кражи просидел целый вечер. Помнится, я ему объяснял один из вариантов королевского гамбита… Кстати, голубчик, интереснейший и редко встречающийся вариант! — оживился старый шахматист. — Вы непременно должны с ним познакомиться! — Полянский вынул шахматы. — Вот, посмотрите… Это из гамбита Райса получается. Я всё искал за белых какой-либо путь атаки. А потом мы вместе с этим юным другом нашли-таки решение. У черных все шансы на выигрыш. — Ну как? — просиял старик. — Интересно? То-то же… А знаете, голубчик, запишите-ка вариант и на досуге разучите. Ей-богу, он того стоит…
Василий Иванович не смог огорчить Полянского и действительно записал под его диктовку редкий вариант королевского гамбита… А через два дня Николая Николаевича Полянского не стало: во время очередной атаки фашистов он был убит наповал.
…Начало припекать. Надевая шляпу и переворачиваясь на живот, Герасимов огляделся по сторонам. На пляже не было свободного места. Все ясно, на часы можно и не смотреть: десять.
Полежав ещё несколько минут, Василий Иванович встал, нырнул прямо с глыбы и поплыл. Вернулся и стал одеваться.