Страница 2 из 3
Жизнь в искусстве
В старших классах я прочитал книгу Роберта Генри «Художественный дух», и именно она внушила мне идею жизни в искусстве. Я считал, что жить в искусстве — значит посвятить себя целиком, без остатка, живописи, а все остальное отодвинуть на задний план.
Я думал, что это единственный способ постижения глубин и познания истины. А все, что может отвлечь от выбранного пути, является посторонним и ненужным. Но на самом деле творчество — это свобода. И хотя искусство кажется порой эгоистичным, в конце концов я убеждаюсь, что это не эгоизм. Просто искусство требует времени.
Отец моего приятеля Тоби, Бушнел Килер, всегда говорил: «Если хочешь как следует порисовать часок, выдели на это четыре часа».
И он действительно прав. Моментально начать картину просто не получится. Сначала ты садишься, концентрируешься на какой-то идее, затем определяешь первые шаги и только после этого наносишь мазок. Кроме того, нужно, чтобы под рукой было все необходимое. Например, надо заранее сделать подрамник для холста. И порой приходится тратить уйму времени, чтобы просто подготовить поверхность для нанесения краски. Только после этого можно начинать. Идея дает тебе первый импульс, а затем начинается процесс действия и противодействия. Для меня это как строить и разрушать. Благодаря разрушению высвобождаются элементы, которые становятся фундаментом для следующего строительства. Этот процесс идет из глубин природы. Пытаясь сочетать абсолютно разные вещи — испечь что-либо на солнце или соединить два несмешиваемых материала, можно получить неожиданную органическую реакцию. Дело художника — наблюдать за происходящим и изучать, изучать, изучать. Потом ты вдруг вскакиваешь, идешь к холсту и продолжаешь работать. Вот что значит действие и противодействие.
Но если у вас через полчаса запланирована встреча, достичь такого состояния не удастся. Таким образом, жизнь в искусстве — это свобода посвящать много времени важным творческим процессам, в которых рождаются стоящие вещи. На другое не всегда остается время.
Ночной сад
Итак, я стал художником. Я рисовал и учился в художественной школе. Кино меня совершенно не интересовало. Конечно, иногда я ходил в кинотеатр, но заниматься хотел именно живописью.
Однажды я сидел в большой мастерской Пенсильванской академии изящных искусств. Комната была разделена на небольшие отсеки. Было три часа дня, и я работал в своем отсеке. Передо мной было полотно, на котором я пытался изобразить ночной сад. На холсте было много черной краски, и только зеленые растения проступали из темноты. Внезапно они зашевелились, и я услышал шелест ветра. Я не принимал наркотики! «Фантастика!» — подумалось мне. И в этот момент мне пришло в голову, что кинематограф может оживить картины.
В конце каждого года в академии проходил конкурс экспериментальной живописи и скульптуры. Год назад я уже в нем участвовал, а на этот раз мне пришла в голову мысль: «Я приведу картину в движение». Я соорудил экран — шесть на восемь футов — и спроецировал на него довольно-таки грубо снятый анимационный фильм, состоящий из стоп-кадров. Картина называлась «Шестерых тошнит». После этого опыта я решил, что моя режиссерская карьера на этом и закончится, так как производство потребовало уйму денег — весь фильм мне обошелся в двести долларов. «Я просто не могу себе этого позволить», — думал я. Но моя работа понравилась какому-то старшекурснику, и он заказал еще один фильм для домашнего показа. Именно этот случай и стал отправной точкой. Так, шаг за шагом, началась моя любовь к кино.
Занавес открывается!
Знай, что Природа есть волшебный театр,
великая Мать есть главная волшебница,
и весь мир населен ее многочисленными частями.
Не знаю, почему, но меня всегда завораживает момент, когда в кинозале начинает гаснуть свет. Наступает тишина, а затем занавес — должно быть, красный — медленно раздвигается. И открывает дверь в иной мир.
Особенно фильм волнует, когда это чувство можно разделить с другими зрителями. Конечно, если ты сидишь дома, а твой кинотеатр — перед тобой, это тоже впечатляет, но все же не так, как в большом зале. Острее всего это чувство испытываешь, когда смотришь фильм на большом экране. Именно через него ты попадаешь в другой мир.
Кинематограф — это язык. С его помощью можно говорить о больших, абстрактных вещах. Это мне в нем и нравится.
Мне не всегда даются слова. Некоторые люди рождаются поэтами и владеют даром воплощать идеи в слова. Но у кино — особый язык, позволяющий выражать разные мысли с помощью экранного времени и видеоряда. Диалоги, музыка, звуковые эффекты — в вашем распоряжении столько средств! и через них можно передать такие чувства и мысли, которые не выразишь никаким другим способом. Волшебство!
Меня завораживает череда картинок и звуков, которая придает кинематографу уникальность. Это не просто слова или музыка, это соединение множества элементов, рождающее нечто совершенно новое. Кинематограф рассказывает истории. Он придумывает мир, конструирует опыт, который люди не смогли бы пережить, не посмотрев этот фильм.
Когда у меня возникают идеи для фильма, я влюбляюсь в способ их кинематографического воплощения. Мне нравятся абстрактные истории, а это именно то, на что способно кино.
Интерпретация
Фильм должен жить своей жизнью. Абсурдно, если режиссер вынужден использовать слова, чтобы объяснить, о чем его картина. Кино показывает воображаемый мир, но зрителям нравится погружаться в него. Для них этот мир становится живым и реальным. Однако если зрителю заранее рассказать, как был сделан некий эпизод и что он значит, то потом эти рабочие детали вторгнутся в непосредственное восприятие фильма. И тогда вся картина станет уже другой. Поэтому я думаю, что самым ценным и важным является создание пространства фильма, а любая попытка озвучить технику создания нарушает впечатление.
Не нужно ничего, кроме самой работы. Много было написано великих книг, и их авторы давно покоятся в земле, и у них уже не спросишь, что они хотели сказать своими произведениями. Но когда у вас есть сама книга, она самодостаточна. Она побуждает вас задумываться над окружающим и дает пищу воображению.
Иногда зрители жалуются, что им трудно понять, о чем повествует фильм. Мне кажется, они себя недооценивают. Все люди наделены интуицией, у нас есть дар чувствовать невысказанное и читать между строк.
Музыку тоже сложно понять рационально. Большинство слушателей воспринимают музыку через эмоции и согласятся с тем, что она абстрактна. Вряд ли кто-то возьмется переводить музыку на язык слов — тут нужно просто слушать.
Кинематограф сродни музыке, он тоже может быть совершенно абстрактным. Однако если зритель силится объяснить его, выстраивая логические цепочки из слов, у него это едва ли получится, и все, что он почувствует, это разочарование. Лучше просто прислушаться к тому, что происходит внутри вас, и объяснение родится само. Ведь мы, например, обсуждаем кино с друзьями и, делясь впечатлениями, чувствуем, ухватили мы основную идею или нет. Мы соглашаемся друг с другом либо начинаем спорить. Но нельзя же спорить о том, чего не знаешь! Самое интересное, что на самом деле мы понимаем гораздо больше, чем нам кажется. И облекая в слова свое мнение, мы его постепенно проясняем. И так, шаг за шагом, картина становится все понятнее. Именно этот процесс постижения и представляет главную ценность.