Страница 86 из 91
«От скотов нас Дарвин хочет до людской возвесть средины» (вместо эпилога)
Эти стихотворные строки, как и остальные, которые вы прочтете ниже, взяты из послания замечательного поэта А. К. Толстого своему приятелю Михаилу Лонгинову, поэту-проказнику и председателю Комитета по печати. В 1873 г. в России была переведена книга Чарльза Дарвина «Происхождение человека и половой отбор». Лонгинов наложил на книгу запрет. Протестуя против запрета, А. К. Толстой чудесно понял его психологическую подоплеку:
Цель нашей книги — показать биологический фон человеческих поступков, а не уличить человечество или читателя в хвостатости. В начале книги мы задались скромной задачей: провести небольшие этологические раскопки разных наших причуд — вдруг выкопаем что-то инстинктивное. Накопали целую кучу, теперь долго будем разбираться. Что поделаешь:
Выяснилось, что в одних случаях биологический фон сильно влияет на наше поведение, в других — много слабее, а в остальных — так незаметно, что им можно и пренебречь. Считать, что человек полностью находится во власти врожденных программ, столь же неверно, сколь неверно и отрицать это. Вопрос «люди мы или животные» так же неправомочен, как вопрос, кто же в конце концов Михаил Лонгинов — Михаил или Лонгинов. Нам как биологическому виду досталось в наследство очень много инстинктивных программ. Большинство из них совершенно необходимо и никакого протеста не вызывает (вспомним хотя бы врожденные запреты, основу нашей морали). Другие устарели, третьи ослабились, а четвертые нас не украшают, и с ними мы боремся, как можем. И с помощью других врожденных программ, и с помощью разума.
Раз уж произнесено это слово, нужно кое-что сказать и о разуме. Откуда он взялся? Пока мы изучаем только человека, т.е. самих себя, разум кажется нам чем-то огромным и совершенно самостоятельным. Но, обратившись к инстинктивным программам поведения животных, мы видим, что начинал он с весьма маленькой и скромной роли. Мы видим, как в нескольких независимых эволюционных линиях, приведших к головоногим моллюскам, членистоногим и позвоночным животным, естественный отбор постепенно расширял эту роль. Эти сравнения:
Разум начинал со скромной службы
Разум и врожденные программы существуют не для борьбы между собой, а для взаимодействия. У всех животных во многих программах предусмотрена их корректировка, отведено место для произвольного поведения. Сознание и возникло для этой цели. Пока мы идем по дороге, автоматы обеспечивают движение, предоставив сознанию заниматься чем угодно. Но перед глубокой лужей на дороге они запрашивают сознание: «Сделай оптимальный выбор из вариантов: прыгнуть, обойти, перейти вброд или придумай что-нибудь оригинальное». Выбор сделан, лужа позади, и автоматы опять не нуждаются в сознании.
Вы наверняка замечали эту странную иерархию: подсознание бесцеремонно обрывает и переключает сознание, как только в нем, сознании, появится необходимость. Сознание же не может запрашивать подсознание. «Яйца курицу не учат». В процессе эволюции позвоночных животных роль сознания, которая поначалу была вспомогательной, все более расширялась и усложнялась. В конце концов получились настолько сложно организованные машины, что они стали сами ставить себе задачи и решать их «в свободное от работы время». Это наглядно демонстрирует мир интеллектуальных животных, млекопитающих и птиц, прекрасно сочетающих врожденное поведение с разумными действиями.
Человекообразные сделали еще большую ставку на интеллект, и это оказалось не очень удачным: все они малочисленны, занимают маленькие ареалы и близки к вымиранию. Эволюционная линия людей со своей гораздо большей ставкой на интеллект миллионы лет влачила еще более жалкое существование, и все ее виды вымирали один за другим, невзирая на увеличение объема мозга. Слишком долго и слишком многому каждая особь должна была учиться самостоятельно и путем подражания. При этом более выдающиеся достижения отдельных особей или групп быстро утрачивались и забывались, прогресса не было.
Успех пришел только к человеку разумному. Почему? Ответ кажется ясным всем: его спасла речь. Она позволила быстро обучаться, накапливать знания и передавать их следующим поколениям во все возрастающем объеме. Внегенетическая передача информации стала значить больше, чем генетическая.
Опора на речь сыграла с человеком и совершенно неожиданную шутку: он начал выходить из-под созидательного отбора, ведь отбор идет по генетической информации. А раз она второстепенна, отбор бессилен ее улучшить.
Речь сыграла огромную роль в усилении интеллектуальной эффективности мозга. Оказалось, что язык речевых символов много более удобен для мозга, чем внеречевое мышление, общее с животными. С переходом на языковую систему возможности того же мозга колоссально возрастают. Так разумному человеку удалось протиснуться через «узкое горлышко», в котором застряли человекообразные обезьяны, а австралопитеки и остальные виды человека вымирали.
Пока в сказанном вы, скорее всего, не заметили ничего нового, о чем не слышали бы раньше. А оно есть. Новое — идея о позднем соединении языка и мышления и их взаимном оплодотворении. Она предполагает долгую параллельную эволюцию мышления без языка и языка без мышления.
Вы уже собираетесь в поход на человеческую речь, читатель? Нет, в область речи мы вторгаться не станем. Там этологам нечего делать, ведь им не с кем сравнивать: речи как системы, обслуживающей отвлеченное мышление, нет ни у кого, кроме человека. Нам ведомы лишь языки, служащие для коммуникации между особями. Речью должны заниматься совсем другие науки. Тут биологи могут только предостеречь от ошибок, связанных с недопониманием гуманитариев того, что может естественный отбор, создатель речи, а чего — не может. Ведь: