Страница 3 из 44
Стены и крыши зданий свободно пропускают рассеянный свет, но изнутри, по желанию, можно уменьшить прозрачность до любой степени, хоть до нуля.
Стены невысоких зданий, глядящих непосредственно на площадь, изобилуют призмами, причудливыми выступами и гранями. Они отражают солнечные лучи, дробят их на узкие длинные радужные полосы. Многократно пересекаясь и соприкасаясь, лучи, подчиненные замыслу архитектора и цветокомпозитора, создают музыку красок. В одних местах, где цвета бледнее, она звучит тихо, порой едва слышно, почти угасая. В других — гремит торжествующими аккордами.
Кое-где преобладают спокойные цвета — синий, голубой. Местами ярко полыхают алый, оранжевый, желтый. Неуловимые многообразные переливы, переходы между цветами объединяют их. По мере того как на небесном своде солнце изменяет свое положение, одни цвета и оттенки переливаются в другие, каждое мгновение создает новые, и беззвучная музыка продолжается в солнечные дни от восхода до заката, начинаясь на мажорных, радостных тонах утра и кончаясь утомленно-примиренными вечерними нотами.
На минуту отвлекшись от беседы, Жан молча созерцал непрерывающуюся игру оттенков цвета. Она не всегда одинакова. Как садовники меняют симфонии запахов, так цветокомпозиторы создают новые симфонии цвета. И обе эти композиции сливаются в одно целое. Сейчас, перед полуднем, расцветал самый пышный, самый торжественный аккорд цветовой симфонии, и, как всегда в этот час, внимая ему, Жан ощутил высокий душевный подъем.
Он поднял голову, устремил взгляд вдаль. Там, за крайними, самыми высокими зданиями, густая зелень городских и приморских садов сливается с глубокой синевой лесной опушки. А еще дальше смутно синеет гладь искусственного моря, изредка перебиваемая белеющими всплесками мелких волн.
Местность сохранила старое название — Сахара. Как она выглядела раньше, можно увидеть на снимках и макетах в Историческом музее.
— Напрасно любуешься! — сердито сказал Сергей. — Тебе ведь это все ни к чему. Ты же хочешь, чтобы люди покинули Землю и бросились в дикие края!
Жан отошел от стены и стал против собеседника, глядя ему прямо в глаза.
Ямочка на подбородке придавала лицу Сергея мягкое, чуточку нерешительное выражение, взгляд был внимателен, вдумчив.
— Ведь на Земле еще дел по горло, — продолжал Сергей. — Вот скоро примемся вплотную за льды Арктики и Антарктики.
— Мировой Совет отверг эту абсурдную идею, — возразил Жан, — не так ли?
— Во-первых, отверг пока не окончательно. А во-вторых, почему абсурдную?
Что, она более абсурдна, чем переделка Венеры?
— Азбука! Тысячу раз говорили! Океан поднимется на десятки метров. И зальет огромные пространства суши — больше тех, что освободятся от льдов.
— Да ведь одновременно будут строиться громадные плотины…
— Разве только в плотинах дело! Обо всем этом писали еще двести лет назад!
— Ну да, наизусть могу повторить! Испарение в Арктике усилится, большие снегопады приведут к новому оледенению. Растопим льды Антарктики — течение всех рек замедлится, повысится уровень грунтовых вод, разольются огромные болота. Увеличится облачность, и в Антарктиде тоже начнется оледенение…
— Значит, тебе все ясно, не так ли?
— Мне неясно только одно, — уже зло сказал Сергей, — почему надо слепо принимать на веру сказанное двести лет назад? И почему, прежде чем закончится освоение Земли, надо переселяться на другую планету и тратить на нее те силы, которые нужны здесь?
— Работы на обеих планетах можно вести одновременно, — заявил Жан, — сил для этого хватит.
— Неверно! Сначала необходимо освоить Землю!
— Ты проповедуешь бескрылость, вот что!
— А ты — опасный риск! Котон… И мы, его сторонники…
— Твой Котон — просто реакционер!
— А твой Мерсье — авантюрист!
…Воспоминания Жана были прерваны приказанием Горячева. Лишь через несколько минут слова его дошли до слуха Мерсье.
— Прежде всего — выгрузка и сборка дома! — неторопливо и четко произнес Горячев.
Люди вытянулись в цепочку и стали передавать из рук в руки баллоны со сжиженным воздухом, части здания. Баллоны не тяжелы: они из упругой синтетической газо- и жароустойчивой пленки, выдерживающей очень сильное давление. Части дома и того легче: просто пакеты с такой же упругой и тонкой пленкой. Увесисты только детали будущего фундамента, но и они несколько легче, чем на Земле: сила тяжести на Венере меньше.
До сих пор Жан лишь в исторических фильмах видел ручную выгрузку. Взглянув на Ванду, заметил в ее движениях какую-то неуверенность.
— Тебе тяжело? — спросил он.
— Нет, — ответила она, — непривычно только…
Повернув голову влево, Жан заметил, что не все заняты выгрузкой. Некоторые уже собирали здание.
Горячев и двое юношей вынесли из корабля большой, туго скатанный рулон; положили его наземь и раскатали. Получился широкий, плоский, тонкий, очень прочный круг. К нему присоединили провод от аккумулятора. Бесшумно заработала искусственная мышца. Незримо вибрируя, круг начал въедаться в почву. Медленно, но неуклонно он опускался, у краев вырастали отвалы, окаймляя его невысокой круглой грядой.
Когда круг достаточно углубился, поверх него Горячев и его помощники уложили плиты фундамента.
Выгрузили арки-трубы. Они так легки, что один человек шутя справляется с каждой. Только что труба была пакетом пленки, но вот в нее впустили сжатый воздух, и она быстро приобрела нужную форму. Из этих труб собирают каркас дома, на него натягивают пленку. Входить и выходить придется, как в корабле, через шлюзовую камеру. Очень не скоро на поверхности планеты можно будет находиться без скафандров.
Фундамент и крепления всех составных частей дома рассчитаны на самые сильные ураганы.
Вот уже на дом легла крыша — широкий купол из той же пленки. Красивое, легкое круглое здание. Первая постройка человека на Венере!
Жан продолжал ритмично, автоматически поворачиваться то вправо, то влево, принимая и передавая груз. Теперь пошли контейнеры с внутренним оборудованием для дома, с пищей и другими припасами.
Через некоторое время Горячев крикнул:
— Отдых! Перерыв! В корабль!
Последним вошел он сам.
Пьер оторвался от экрана.
Сколько раз он в воображении представлял эту картину… И именно так! Нет, не совсем так. Он ведь мечтал быть в числе участников высадки. Но мечта тем и отличается от действительности, что, как бы она ни была реальна, в ней всегда есть доля неосуществимого.
— Ну как? — спросил Горячев. — Отдохнули? Продолжим работу?
Молодежь ответила утвердительными, нетерпеливыми возгласами. Скупая улыбка преобразила сосредоточенное лицо командира — на мгновение оно стало открытым, приветливым.
— Выходим! — сказал он, и люди, надевая на ходу скафандры, потянулись к шлюзу. Одной из первых вышла Ванда Апресян. Потом еще человек десять.
Горячев тоже направился к выходу. Жан за ним.
Вдруг каюту залил густо-багровый свет. Ужасающий грохот ударил в уши. По внешней оболочке корабля застучали удары, но на фоне этого грохота они казались не очень громкими. Пурпурный блеск был так ярок, что веки непроизвольно смыкались. Опять гроза?
Но то, что Жан увидел сквозь прозрачную стену, было настолько страшно, что он не сразу понял, в чем дело.
Дома не было. На его месте зияла огромная воронка. Оттуда исходил этот нестерпимый красный свет. Из глаз потекли обильные слезы. Через их дрожащую радужную пелену Жан видел, как бушует бездна. Оттуда, как снаряды, вылетали пылающие комья, огненная река медленно, но неуклонно шла к кораблю. Над ней вздымался красный пар. Или дым? Тучи вверху сверкали пурпуром. Бездна ширилась с каждым мгновением, свет не мерк, грохот не смолкал.
Жан отошел от стены.