Страница 2 из 89
Странно, правда? В комнате, как ни удивительно, не было запаха дрянного ликера, и в задвинутой под письменный стол мусорной корзине не валялись пустые бутылки, как это бывает обычно в таких номерах. Ничего такого.
Единственный запах, который я почувствовал, был мне совершенно незнаком. Я думаю, это был запах самого Эксара.
– Хм, – промычал я, чувствуя себя неловко из-за давешнего разговора с ним в конторе. Я себя вел тогда слишком грубо. Он спокойно сидел на кровати.
– У меня двадцать долларов, – сказал он. – Вы принесли пять?
– Я думаю, найдутся, – сказал я, роясь в бумажнике и стараясь обернуть дело в шутку. Он не проронил ни слова, даже не пригласил меня сесть. Я вытащил банкнот.
– Идет?
Он наклонился вперед и уставился на него, будто в такой темноте можно было увидеть, что это за банкнот.
– Идет, – сказал он. – Но мне нужна расписка. Заверенная расписка.
«Заверенная расписка? Вот это да!» – подумал я, и сказал: – Пойдемте. Аптека на Сорок пятой улице.
– Пойдемте, – сказал он, поднимаясь и коротко откашливаясь – раз, два, три, четыре, пять, шесть, – почти беспрерывно.
По дороге в аптеку я остановился возле киоска с канцелярскими товарами, купил книжку с бланками расписок и тут же заполнил одну из них. «Получена от мистера Ого Эксара сумма в двадцать долларов за пятидолларовый банкнот под номером… Нью-Йорк, дата».
– Идет? – спросил я его. – Я поставил здесь номер и серию банкнота, чтобы казалось, будто вам нужен именно он. – Он повернулся ко мне и прочел расписку. Затем сверил номер с банкнотом, который я держал в руках, и кивнул.
Мы подождали аптекаря, который в это время отпускал товар. Когда я подписал расписку, аптекарь прочел ее про себя, пожал плечами и поставил свою печать.
Я заплатил ему два доллара: все равно я был в барыше.
Эксар бросил на прилавок новенькую, хрустящую двадцатку. Он наблюдал, как я рассматриваю ее на свет то с одной, то с другой стороны.
– Не фальшивая? – спросил он.
– Нет… Но поймите, я вас не знаю и не знаю, какие у вас деньги.
– Конечно. Я бы и сам так поступил.
Сунув расписку и пять долларов в карман, он направился к выходу.
– Эй! – крикнул я. – Вы спешите?
– Нет, – он остановился и удивленно посмотрел на меня. – Не спешу. Но вы получили двадцать за пять. Дело сделано. И конец.
– Все в порядке, дело сделано. Не выпить ли нам по чашке кофе?
Он заколебался.
– Плачу я, – сказал я ему. – Давайте выпьем кофе.
– А вы не захотите расторгнуть сделку? – забеспокоился он. – У меня расписка. Все заверено. Я дал вам двадцать долларов, а вы мне – пять. Дело сделано.
– Сделано, сделано, – говорил я, подталкивая его к свободному столику. – Все заметано, подписано, заверено и проверено. Никто и не собирается идти на попятную. Просто я хочу угостить вас кофе.
Несмотря на слой грязи, покрывающий его лицо, я увидел, что оно прояснилось.
– Не надо кофе. Я бы съел грибной суп.
– Прекрасно, прекрасно. Суп, кофе – все равно. Я выпью кофе.
Я сел напротив и изучал его. Он сгорбился над тарелкой и торопливо отправлял в рот ложку за ложкой – живой пример негодяя, у которого с утра маковой росинки во рту не было.
Такой тип должен валяться пьяный в дверях, пытаясь защитить себя от полицейской дубинки. И место ему в кабаке, а не в приличной гостинице, и не подобает ему продавать мне двадцать долларов за пять и есть, как порядочному, грибной суп.
Но так и должно быть. Для телепередачи, которую они затеяли, это чертовски подходящий актер, лучшего ни за какие деньги не найдешь, только зря доллары выбросишь. Парень так здорово играет попрошайку, что люди смеются ему в лицо, когда он пытается навязать им прибыльное дельце.
– Может быть, купите что-нибудь еще? – спросил я его.
Он не донес ложку до рта и подозрительно посмотрел на меня.
– Например?
– Ну, не знаю. Может быть, приобретете десять долларов за пятьдесят? Или двадцать за сто?
Он задумался, этот парень. Потом снова набросился на суп.
– Это не дело! – презрительно бросил он. – Разве это дело?
– Уж вы меня, пожалуйста, простите! Я только так спросил, на всякий случай. Я вовсе не хочу на вас заработать, – я закурил сигарету и замолчал.
Мой собеседник покончил с едой и, оторвав свою грязную физиономию от тарелки, вытер губы бумажной салфеткой.
– Хотите купить что-нибудь еще? Пока я здесь и располагаю временем, если у вас имеются какие-нибудь интересные предложения, мы можем тотчас, как говорится, не отходя от кассы, все оформить.
Он скомкал бумажную салфетку и бросил ее в тарелку. Салфетка намокла: он выловил только грибы, а суп оставил.
– Мост через пролив Золотые Ворота, – внезапно предложил он.
Я выронил сигарету:
– Что?
– Мост через пролив Золотые Ворота. В Сан-Франциско. Я плачу за него… – он задумчиво уставился в потолок. – Скажем, сто двадцать пять долларов. Сто двадцать пять долларов. Деньги на бочку.
– А почему именно этот мост? – как идиот, переспросил я.
– Потому что он мне нужен. Вы спросили меня, что я хочу купить еще, – я отвечаю: «Мост через пролив Золотые Ворота».
– А почему бы не мост Джорджа Вашингтона? Он здесь, в Нью-Йорке, на реке Гудзон. Зачем покупать мост на Западе?
Он усмехнулся, словно отдавая дань моей хитрости.
– Нет, – сказал он, дергая левым плечом. – Я знаю, что хочу. Мост через пролив Золотые Ворота в Сан-Франциско. Хотите продавайте, хотите нет.
– Я согласен. Пусть будет по-вашему – уступаю. Но учтите, я могу вам продать только свою часть моста – только то, что принадлежит мне.
Он кивнул.
– Мне нужна расписка. Напишите.
Я написал расписку. Все снова-здорово. Аптекарь заверил расписку, сунул печать в ящик и отвернулся. Эксар отсчитал шесть двадцаток и одну пятерку из здоровенной пачки банкнотов, которые хрустели, как накрахмаленные. Сунув пачку в карман брюк; он вновь направился к выходу.
– Может быть, еще кофе? – спросил я его. – Или хотите супу?
Он озадаченно поглядел на меня и даже вроде бы передернулся.
– С какой стати? Вы что-нибудь еще хотите продать?
Я пожал плечами.
– А вы покупаете? Скажите, что именно, и мы обстряпаем это дельце.
Время шло, но я не жалел. Я сделал сто сорок долларов за пятнадцать минут. Точнее, немного меньше – ведь я уплатил аптекарю и еще за кофе и суп. Впрочем, это необходимые издержки, так положено. Я не жалел.
Может, теперь подождать, что у них дальше по сценарию. Они спросят, что я держал в уме, продавая Эксару все это. Я объясню, и на меня посыпятся призы: и холодильники, и ювелирные изделия лучшей фирмы, и…
Пока я витал в облаках, Эксар сказал что-то. Что-то совсем непонятное. Я попросил повторить.
– Пролив Эресунн, – повторил он. – Между Данией и Швецией. Я плачу за него триста восемьдесят долларов.
Я ничего не слыхал о таком проливе. Я поджал губы и на секунду задумался. Кругленькая сумма – триста восемьдесят долларов. За какой-то идиотский пролив. Я попытался схитрить.
– Четыре сотни – и по рукам.
Он сильно закашлялся и в этот момент выглядел совсем больным.
– В чем дело? – выдавил он из себя между приступами кашля. – Разве триста восемьдесят долларов – плохая цена? Это маленький пролив, один из самых маленьких. Всего-то две с половиной мили. А знаете его максимальную глубину?
– Уж никак не мельче других, – с умным видом сказал я.
– Двенадцать футов, – закричал Эксар. – Всего двенадцать футов! Где вы получите больше за такой пролив?
– Спокойней, – сказал я, похлопывая его по грязному плечу. – Давайте ни вашим, ни нашим. Вы говорите – триста восемьдесят, я прошу четыре сотни. Как насчет трехсот девяноста?
На самом деле мне было все равно: десять долларов больше или меньше. Но мне было интересно, что будет дальше.
Он успокоился.
– Триста девяносто долларов за пролив Эресунн, – пробормотал он, боясь, что я натягиваю ему нос. – Но мне нужно только море; я не прошу в придачу чего-нибудь еще.