Страница 3 из 40
– Через пять минут кончится, – говорю я.
Певица с комиком исполняли что-то наподобие последнего номера на сон грядущий, с большой фанерной луной наверху, а певица в каком-то тореадорском балахоне, очень шикарном. Потом они закончили, показав крупным планом коренные зубы на последней йоте, и мы посмотрели рекламу. Рыбные котлеты со скидкой пять пенсов и Гигантская Бутылка Ополаскивателя со скидкой три пенса. Обожди чуточку, и отдадут бесплатно. И наша стиральная машина, на два фунта десять дешевле, чем мы покупали. Вот наглость. Потом начиналась та самая викторина. Говард смотрел с интересом. Ведущий викторины был то ли американец, то ли ирландец, нельзя точно сказать, с такими очень острыми чертами лица. Выходила целая куча вполне безобразных и глупых людей, которым задавали легкие вопросы про всякие вещи, и ведущий им очень здорово помогал, даже слишком по-моему. Публика в студии стала бешено хлопать одной глупой супружеской паре средних лет, которая нашла верный ответ, когда ведущий викторины сказал:
– Заполните вот тут пропуск. Соль, горчица, уксус… – Пара тупо на него таращилась, и поэтому он повторил: – Соль, горчица, уксус…
Тут мужчина сказал:
– Соус «Эйч-Пи».
– Никакой рекламы, пожалуйста, – предупредил ведущий, что было глупо, весь канал Ай-ти-ви одна реклама. А потом он сказал: – Может быть, если я дам вам ручку, чернила, а публика подсыплет перцу, вы сумеете написать.
И женщина сказала:
– Я все думаю, как бы это сказать.
Тогда ведущий намекнул:
– Понимаете, это насыпано в баночку. В банку с дырочками. Ап-чхи. Ап-чхи. Ап-чхи.
Тут они сообразили и до того обрадовались вместе с публикой в студии, действительно, можно было подумать, великое дело. И они заработали восемь фунтов, но не рискнули идти на шестнадцать; не скажу, чтоб я их упрекнула за это.
– Полные идиоты, – сказал Говард. – Где они таких берут?
– Там в очередь записываются, – объяснила я, – как на муниципальные дома.
– Ну, – сказал Говард, – никогда в жизни не видел ничего подобного.
Это уж точно. После перерыва и очередной рекламы вышел тот самый мальчишка с вопросом за тысячу фунтов, круглолицый молоденький парень без галстука, хоть стояла глубокая осень. Говорил он как бы с кашей во рту, очень нервно, как говорил бы любой молоденький парнишка, и ведущий викторины посоветовал ему не дергаться. Потом паренька поставили в кабину с часами с большой секундной стрелкой прямо у него за спиной, и ведущий викторины, трясясь и нервничая больше самого парня, вытащил бумажку с вопросом. Парень надел наушники, доложил о готовности, и ведущий викторины сказал:
– Вопрос из трех частей. Вы должны назвать имена победителя, владельца, тренера и жокея на каждой из трех скачек в конкретном году. Поняли?
Парень понял. Видно было, ведущему викторины страшно хочется, чтоб паренек победил, ведь он знал, если тот не ответит, все закричат: «Позор!» – и подумают, будто во всем виноват он, ведущий викторины. И тогда он сказал:
– Номер один. Хорошенько подумайте, прежде чем отвечать. У вас тридцать секунд. Скачка на приз в две тысячи гиней, 1935.
Парень молниеносно ответил:
– Бахрам. Ага-хан. Ф. Баттерс и Ф. Фокс. – А потом добавил, чего у него не спрашивали: – Ставка семь к одному.
Ведущий викторины взбесился, взбесилась и публика, потому что ответ был правильный. Потом ведущий сказал:
– Оукс, 1957.
И тот парень сказал:
– Очень просто. Карроцца. Ее величество королева. Марлетт. Лестер Пиггот скакал. По-моему, сто к восьми.
Все еще больше с ума посходили, так как ответ был правильный, а потом настала ужасная мертвая тишина, ведь если парень ответит неправильно на последний вопрос, даже чуточку, все ему известные результаты других скачек ничего хорошего не принесут. И вот пришел черед последнего вопроса, даже Говард подался вперед, открыв рот.
– Победитель, владелец, тренер, жокей. Дерби, 1899.
И тот парень вообще без всякого труда прямо выпалил:
– Флаинг Фокс. Герцог Вестминстерский, Дж. Портер, М. Кэшюн. – Но добавил, что ставку не может припомнить.
– Ставка значения не имеет, юноша! – прокричал ведущий викторины. – Вы выиграли тысячу фунтов.
А потом того самого молоденького парнишку выволокли из кабины, все вопили, визжали, и вышла девушка, отдала чек, поцеловала его, парень вспыхнул, и было видно, что чек ему не понравился, он думал получить настоящие деньги, Говард выключил, и все вопли и крики погасли, как свет.
– Ну, – сказал он, – все равно кажется абсолютно неправильным, чтоб у такого молоденького мальчишки голова была битком набита скачками, когда он еще учится в школе. Куча бесполезной белиберды, вот что это такое.
– Не такой бесполезной, – вставила я. – Ведь она принесла ему тысячу штук, разве нет?
– Да, наверно, но нехорошо для молоденького мальчишки. Взрослый, конечно, другое дело. Взрослому не приходится делать дома уроки и прочее. Тысяча штук, – сказал Говард.
– Ты бы мог поучаствовать, если бы захотел, – сказала я. – Ты всегда говоришь, что мозги у тебя как раз подобного типа.
– Никогда даже близко не подойду, – сказал Говард. – Само собой разумеется, тут какое-то надувательство.
– Почему?
– Просто так, вот и все.
В иные моменты Говард бывал совсем безрассудным. Как вобьет в черепушку какую-то мысль, ее уж оттуда не вышибешь, даже если ему самому очевидно свое безрассудство. Поэтому я пошла собирать ужин, состоявший в тот вечер из готовых бобов с тостами. Можно было подумать, будто я сыта по горло готовыми бобами, целый день видя их в супермаркете. Однако это блюдо легко подавать, а в бобах целая куча питательных веществ. Мне хотелось хорошо кормить Говарда. Временами он был очень милым.
Глава 2
То, что я уже написала, а вы прочитали, на самом деле не входит в историю. История начинается примерно сейчас, значит, мне уже двадцать три, а Говарду в этой истории почти двадцать семь, так что можете нас представить обоих немножко постарше, чем в том самом последнем кусочке, когда мы сидели на коврике. На самом деле мы не слишком-то изменились, жизнь наша во многом текла точно так же, не считая того, что Говард больше полюбил читать, а порой ругал «Дейли уиндоу», называя половой тряпкой. Но мы ее все так же выписывали. И все так же смотрели ТВ. И работали там же, где раньше.
Как-то утром – на дворе стояло убогое осеннее утро – я была в супермаркете на Гастингс-роуд, заполняла, как всегда, полки, напевая про себя. Там было очень уютно, среди других девушек, одетых в синие комбинезоны КВС,[7] занятых легкой приятной работой, а вокруг расхаживали покупатели с проволочными корзинками, стрекотали счетные машинки в кассах, а торговые залы ярко раскрашены, кругом коробки, консервные банки со всякой всячиной. Очень слабо пахло беконом и сыром вперемешку с той штукой, которой все кругом опрыскивали, чтоб сладко пахло. Но Говард, у которого было несколько ужасающих выражений, говорил, будто пахнет, как в спальне у шлюхи. Не то чтоб он действительно знал, как там пахнет, он вообще был очень хорошим парнем, даже на военной службе. И совсем не так часто захаживал в супермаркет, обычно предпочитал встречать меня на улице, забирая домой в конце дня.
Ну и кто же явился в то утро, разыскивая меня, как не моя сестра Миртл. В жутком состоянии. Она была старше меня на три года, и у нее были такие волосы вишневого цвета, скопированные с наследницы Бобо Сигрист и зачесанные копной. Парикмахерша называла вишневый цвет волос Миртл махагоновым. Только вид у нее был больной и жуткий.
– Ох, вот ты где, – сказала она. – Слушай, я больше это терпеть не могу. Больше ни дня не останусь с ним в том самом доме. Пожалуйста, разреши мне прийти и немного пожить у тебя.
– Майкл, что ли? – спросила я. – Чего теперь стряслось?
– Ох, – сказала она, – я возражаю не против выпивки и не против ругани. Вчера вечером он попытался меня избить. А сегодня утром попробовал влепить затрещину перед уходом.
7
Королевские воздушные силы (англ.).