Страница 21 из 67
Я спросила у Хорхе про мою работу, потому что мне все-таки было волнительно и даже слегка страшновато, но Хорхе только небрежно махнул рукой.
— Да там все просто. Ты только не бойся наших рабов. Это я сразу всех новеньких предупреждаю: они у нас мирные, но все равно надо их остерегаться.
Как-то так повелось, что при клубе всегда проживало несколько маловменяемых мазохистов, которым нравилось раболепствовать и пресмыкаться перед жрицами Священной Койки. На каком-то этапе заведение стало напоминать настоящий дурдом, где на каждом шагу ты натыкался на закованных в цепи, связанных или подвешенных к потолку мужиков с кляпами во рту, которые номинально работали тут по хозяйству, но на деле пользы от них не было никакой. Хорхе пришлось выгнать их всех к чертовой матери после того, как одна из его самых любимых сотрудниц, очень талантливая молодая девчонка из Польши, сломала ногу, споткнувшись о связанного раба, который вылизывал пол в коридоре (хотя Хорхе признался, что ее номер в гипсе шел на «ура»).
— Обычно у нас где-то двадцать актеров на один сезон, а связанных мазохистов валялось по клубу человек тридцать, не меньше. Они приезжали со всей Европы, политики, менеджеры по кадрам… большое начальство из местных органов управления. Что вообще происходит с местными органами управления? И особенно, кстати, у вас в стране. Они записывались заранее. У нас была очередь на год вперед. Раньше они развлекались, играя в гольф. А теперь вот — с веревками и цепями. Наворуют за год, сколько смогут, эти солидные дяди из местных органов власти, и приезжают к нам тратить деньги самым что ни на есть мерзким способом. А особенно рьяные фетишисты еще и крали белье у актрис. Мы уже начали опасаться за безопасность сотрудников. Пришлось выработать очень жесткую политику приема. Только члены парламента и главные редактора газет, потому что с такими людьми надо дружить. Я всегда рекомендую один очень даже приличный бордель, чуть подальше по улице, но вы не поверите, если я вам покажу наши списки очередников.
Рабы действительно были ходячим злом. Они редко когда делали что-то полезное, а в основном только путались под ногами. Когда я работала в клубе, рабов, допущенных в вожделенное святилище, было лишь трое. Дедулька в подгузниках отвечал за чистоту в туалетах. Как ни войдешь в туалет, обязательно на него натолкнешься. И потом, не сочтите меня излишне брезгливой, но унитаз, начисто вылизанный языком, на мой взгляд, не является по-настоящему чистым. Конечно, у нас у каждого есть свои сдвиги и странности, но меня как-то не радует мысль, что вот такие дедульки отвечают за процветание Европы.
И как можно нормально вытереть пыль, если ты заключен внутри огромного надувного мяча, так что наружу торчит одна голова, и тряпку ты держишь зубами? Но Человека-Мяча хотя бы можно было откатить в сторонку. Самым противным из всех троих был голый худющий мужик, который лежал лицом в пол у центрального входа в качестве живого половичка и бубнил что-то типа «наступи на меня, умоляю» или «ты так красиво меня унижаешь», но как коврик для ног он был абсолютно несостоятельным.
— Да, — добавил Хорхе, — еще одно маленькое предупреждение. Есть тут у нас такой Рутгер, так вот, если он вдруг тебе скажет, что я якобы распорядился, чтобы ты занималась с ним всякими безобразиями, я ни о чем таком не распоряжался. Вообще не слушай, что говорит Рутгер. Он всегда врет.
Хорхе сказал, что я могу поселиться прямо при клубе — у них наверху много комнат, которые он сдает актерам чуть ли не за символическую плату. Моя комната была маленькой, но симпатичной. Первым делом я подошла к окну и не без труда подняла жалюзи — в предвкушении живописного вида на ночные огни Барселоны. На расстоянии двух футов от моего окна была глухая кирпичная стена, уходящая вверх, насколько хватал глаз.
Усталая, но довольная, я легла спать. Хорошая комната и надежда — что еще нужно человеку?
Завтрак
Надеюсь, вы уловили в моих словах самоиронию?
По утрам ресторан превращался в столовую для сотрудников клуба. Я взяла себе кофе и круассан и подсела за столик к Хеймишу, который был нашим менеджером сцены.
— Я хотел стать космонавтом, — рассказывал он. Хеймиш «заболел» космическими исследованиями еще в детстве. Он был настоящим маньяком космоса. С самого раннего возраста он активно занимался спортом и прилежно учился — чтобы его обязательно взяли туда, где учат на космонавтов. Он получил грант на учебу в университете, поступил на электротехнический факультет, а по окончании первого курса на конкурсе проектов выиграл приз — поездку на выходные в Барселону. На пляже он познакомился с девушкой, которая работала в «Вавилоне», и она позвала его вечером в клуб, а как раз в этот вечер тогдашнего менеджера сцены убило током, и Хеймиш проявил себя с самой что ни на есть положительной стороны — починил электричество и нашел себе новое место в жизни.
— Так я здесь и остался. Уже шесть лет тут живу, — сказал он, глядя на свой круассан, как будто это была печенка его родной мамы. — Ни разу даже не съездил домой. А зачем? Все, что нужно для жизни, у меня уже есть; самый лучший на свете город, где самые дружелюбные люди на свете, и еда тоже самая лучшая, и, понятно, что при моей работе у меня нет проблем в смысле знакомства с красивыми женщинами. Моя работа? Переключить парочку рычажков и объявить девочкам, что пора вострить грудки на выход. Эдинбург как-то резко пропал, словно его никогда и не было. Космические исследования? Будущее человеческой расы? А мне оно надо? Почему меня должен тревожить прогресс цивилизации?
— Ты, наверное, самый счастливый человек на свете.
— Нет. Я самый несчастный на свете.
Хотя я обычно стараюсь как-то приспосабливаться к новым людям, мне захотелось по-быстрому пересесть за другой столик, но мне не хватило проворства.
— Я влюблен, — продолжал Хеймиш.
— Так это же замечательно.
— Вовсе нет. Вот все говорят, что любви, мол, нету. Но она, к сожалению, есть.
Несчастной любовью Хеймиша оказалась та самая девушка, с которой он познакомился на пляже в тот судьбоносный день, который перевернул всю его жизнь. Шесть лет назад. Девушка, с которой он спал только раз. Один раз. Шесть лет назад.
— У нее нет работы. Денег — ни гроша. Ей негде жить. У нее нет друзей. Она очень серьезно больна: у нее рак. Я готов дать ей все, но она ничего от меня не хочет. Что происходит? Почему женщины не используют мужиков ради денег? Вот он я. Используй меня. Презирай меня. Изменяй мне с кем хочешь. Но живи со мной.
— А ты пытался встречаться с другими девушками?
— У меня были женщины, да. С тех пор я переспал, наверное, с полусотней женщин. Даже больше, чем с полусотней. Это были чудесные женщины, потрясающие: добрые, щедрые, великодушные, не просто какие-то разбитные девицы, которые если вдруг двинут тазом, то могут сломать тебе руку, нет, эти женщины тщательно выбирали тебе подарки на день рождения, чтобы непременно тебя порадовать, и с ними было о чем поговорить, например, обсудить межпланетные путешествия. Я был женат. Мы прожили с женой два года. Вот так живешь себе, думаешь, что ты счастлив, а потом вдруг понимаешь, что нет. Да, человеку свойственно ошибаться. Но есть люди, которым свойственно ошибаться всегда, вновь и вновь повторять свои собственные ошибки. И друзья говорят: почему ты не учишься на своих ошибках. Но ты учишься, учишься, учишься… а все без толку. Может быть, кто-то там и кузнец своему счастью, но я — кузнец заблуждениям, оплошностям и ошибкам. Я — не слабак. Я пробегаю марафон за три часа пятьдесят две минуты. Я прожил два года, не увидевшись с ней ни разу. Я даже ни разу о ней не вспомнил. А потом я случайно встретил ее на улице, и этих двух лет — как не бывало. Как будто не годы прошли, а минуты.
— А если бы она согласилась выйти за тебя замуж, ты был бы счастлив?
— Не знаю. Наверное, нет.
— А почему вы расстались?
— Понятия не имею.