Том 5. Проза

‹О Глебе Успенском› (с. 234). — Журн. «Нева», М.-Л., 1955, № 3, июнь, с. 169 (в статье Д. Золотницкого «Из ранних стихов Сергея Есенина»; неполностью); полностью — Сергей Есенин. Собр. соч. В 5 т. Т. 5. М., 1962, с. 62.

Печатается по автографу (ИРЛИ).

Запись эта — фрагмент более обширной рукописи Есенина, связанной с работой петроградского критика и публициста Льва Максимовича Клейнборта (1875–1950) над книгой отзывов читателей из народа об известных русских писателях. «Объектом моего внимания, — отмечал Л. М. Клейнборт в своих воспоминаниях (1926), — были по преимуществу Горький, Короленко, Лев Толстой, Гл. Успенский. Разумеется, я не мог не заинтересоваться, под каким углом зрения воспринимает этих авторов Есенин, и предложил ему изложить свои мысли на бумаге, что он и сделал отчасти у меня на глазах» (Восп., 1, 171).

Судя по авторской нумерации, рукопись состояла из шести листов, из них сохранился только последний — шестой. Этот отрывок и печатается в наст. изд.

Датируется 1915 г. на основе воспоминаний Л. М. Клейнборта о том, что отзывы о писателях Есенин сделал вскоре после первого приезда в Петроград (Восп., 1, 168–171). Кроме того, судя по письмам С. Фомина, Г. Деева-Хомяковского, С. Ганьшина и др. (ИРЛИ), сбор отзывов о писателях, начатый Клейнбортом в 1914 г., в 1915 продолжался.

Как писал Клейнборт, Есенин, «без сомнения, уже тогда умел схватывать, обобщать то, что стояло в фокусе литературных интересов. Но читал он, в лучшем случае, беллетристов. И то, по-видимому, без системы. Так, Толстого он знал преимущественно по народным рассказам, Горького — по первым двум томам издания „Знание“, Короленко — по таким вещам, как „Лес шумит“, „Сон Макара“, „В дурном обществе“. Глеба Успенского знал „Власть земли“, „Крестьянин и крестьянский труд“ (Восп., 1, 171–172).

О содержании всех шести листов рукописи Есенина Л. М. Клейнборт вспоминал:

«Писал же он вот что.

О Горьком он отзывался как о писателе, которого не забудет народ. Но в то же время убеждения, проходившего через писания многих и многих из моих корреспондентов, что Горький человек свой, родной человек, здесь не было и следа. В отзыве бросалась в глаза сдержанность. Так как знал он лишь произведения, относящиеся к первому периоду деятельности Горького, то писал он лишь об их героях-босяках. По его мнению, самый тип этот возможен был „лишь в городе, где нет простору человеческой воле“. Посмотрите на народ, переселившийся в город, писал он. Разве не о разложении говорит все то, что описывает Горький? Зло и гибель именно там, где дыхание каменного города. Здесь нет зари, по его мнению. В деревне же это невозможно.

Из произведений Короленко Есенину пришлись по душе „За иконой“ и „Река играет“, прочитанные им, между прочим, по моему указанию. «Река играет» привела его в восторг. „Никто, кажется, не написал таких простых слов о мужике“, — писал он. Короленко стал ему близок „как психолог души народа“, „как народный богоискатель“.

В Толстом Есенину было ближе всего отношение к земле. То, что он звал жить в общении с природой. Что его особенно захватывало — это „превосходство земледельческой работы над другими“, которое проповедовал Толстой, религиозный смысл этой работы. Ведь этим самым Толстой сводил счеты с городской культурой. И взгляд Толстого глубоко привлекал Есенина. Однако вместе с тем чувствовалось, что Толстой для него барин, что какое-то расхождение для него с писателем кардинально. Но оригинальнее всего он отозвался об Успенском. По самому воспроизведению деревни он выделял Успенского из группы разночинцев-народников. Как сын деревни, вынесший долю крестьянства на своих плечах, он утверждал, что подлинных крестьян у них нет, что это воображаемые крестьяне. В писаниях их есть фальшь. Вот у Успенского он не видел этой фальши. Особенно пришелся ему по вкусу образ Ивана Босых. Он даже утверждал, что Иван Босых — это он. Ведь он, Есенин, был бы полезнее в деревне. Ведь там его дело, к которому лежит его сердце. Здесь же он делает дело не свое. Иван Босых, отбившийся от деревни, спился. Не отравит ли и его город своим смрадным дыханием!

…Все это было малограмотно, хаотично. Но живой смысл бил из каждого суждения рыжего рязанского паренька» (Восп., 1, 172–173).

Рассказ В. Г. Короленко «За иконой» (1887) написан на основе подлинных впечатлений писателя, полученных во время его паломничества с толпой богомольцев в Оранский монастырь, что находился в пятидесяти верстах от Нижнего Новгорода. Из этого монастыря каждое лето приносили в Нижний чудотворную икону. Ее встречали и провожали «кучи разряженных обывателей и обывательниц», деревенский люд из окрестностей и отдаленных сел.

В рассказе В. Г. Короленко «Река играет» (1892) тогдашних читателей привлекла колоритная фигура ветлужского перевозчика Тюлина. «Не похож был лентяй-ветлужанин на литературного мужичка, — писал А. М, Горький, — и в то же время убийственно похож вообще на русского человека, героя на час, в котором активное отношение к жизни пробуждается только в моменты крайней опасности и на короткий срок» (Короленко в воспоминаниях современников. М., 1962, с. 115).

Упомянутый в воспоминаниях Л. Клейнборта образ Ивана Босых — образ крестьянина Ивана Петрова по прозванию «Босых» из книги очерков Г. И. Успенского «Власть земли» (1882).

С. 234. Для того, чтобы познать народ, не нужно было ходить в деревню. Успенский видел его и на Растеряевой улице. — В очерках «Нравы Растеряевой улицы» (полное издание — 1883) Г. И. Успенский с глубоким сочувствием и болью рассказал о жизни «обглоданного» населения провинциального захолустья — фабричных ремесленников, тульских оружейников, разного городского люда.

‹О сборниках произведений пролетарских писателей› (с. 235). — Альм. «Лит. Рязань», кн. 2, 1957, с. 281–283 (в ст. Юрия Прокушева «Родина и революция в творчестве Есенина. Литературные заметки» — отрывки); полностью — Есенин Сергей. Собр. соч. В 5 т. Т. 5. М., 1962, с. 69–73 (с неточностями).

Печатается по недатированному автографу (ИМЛИ). Автограф размещен на 12 листах и выполнялся, видимо, в три приема, так как л. 2-й (л. 1-й не сохранился) написан фиолетовыми, лл. 3-8-й черными, лл. 9-12-й красными чернилами. Некоторые вставки в 2–3 слова внесены как черными, так и красными чернилами.

Автограф вместе со строками из стихотворении поэтов исполнен по старой орфографии.

Судя по штампу, рукопись находилась в Музее Есенина при Всероссийском Союзе писателей (Москва, Дом Герцена — Тверской б-р, 25).

В статье рассматриваются, а также фрагментарно цитируются без указания источников отдельные произведения из следующих изданий: «Сборник пролетарских писателей. I». С предисл. М. Горького. Под ред. Н. Сереброва. СПб., Прибой, 1914; «Сборник пролетарских писателей». Под ред. М. Горького, А. Сереброва и А. Чапыгина. Пг., Парус, 1917; «Завод огнекрылый. Сборник стихов» (на обл.: Сборник пролетарских поэтов), М., изд. Пролеткульта, 1918 (с элементами старой орфографии). Цитируемые в статье строки из стихотворения В. Кириллова «Мы» Есенин, возможно, взял из журнала «Грядущее» (Пг., 1918, № 2, май, с. 74) или из книги автора «Стихотворения. 1914-1918-й г.», Пб. ‹1918›. Скорее же всего, Есенин ознакомился с этим произведением в сборнике «Литературный альманах», Пб, ‹на обл.: Пг.›, изд. Пролеткульта, ‹1918›, где напечатан также рассказ «Детство Кузьки» пролетарского писателя П. Бессалько, упоминаемого в статье Есенина.

Датируется 1918 г. — временем выхода указанных сборников (второе издание «Завода огнекрылого» (М., 1919), напечатанное по новой орфографии, не учитывается).

С. 235. …Горького брызнуть водою старого, но твердо спаянного кропила. — Видимо, в утраченной части листа (л. 1 рукописи) речь шла о «Сборнике пролетарских писателей. I» (1914) и предисловии к нему Максима Горького. В этом предисловии, в частности, говорилось: «…Кто знает будущее — возможно об этой маленькой книжке со временем упомянут как об одном из первых шагов русского пролетариата к созданию своей художественной литературы».