Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 50 из 90

Что делает Афганистан

в контексте проблем Жерара?

Мы пробыли там неделю. Я жил в каком-то мареве страха, истощенности и болезни – настолько, что, когда бомбили деревню, через которую мы шли, я почти не придавал этому значения: во мне просто не осталось места для беспокойства; ужас вытеснил саму память о моем «я».

На окраине деревни мы нашли девочку-водоношу, набиравшую из колодца воду, – она лежала рядом со своими ведрами. Ей было лет одиннадцать-двенадцать. Очень хорошенькая. И хорошо одетая – для дочери нищего крестьянина, живущего в зоне ожесточенных военных действий. Она прекрасно выглядела – ни крови, ни грязи, никаких следов ранения, за исключением того, что у нее была начисто снесена верхняя часть черепа; просто девочка с фотографии, у которой кто-то ножницами отрезал верхнюю часть головы; красивая девочка, слегка подрезанная.

Я упал на четвереньки – и разрыдался, заревел, взвыл. Я выл, ревел, плакал и проливал слезы, и размазывал их по лицу, и заходился в рыданиях – подставьте любое слово, выражающее скорбь и отчаяние, подставьте их все, – мои эмоции ручьями хлестали из глаз; водопад скорби. Я рыдал по девочке, но, думаю, рыдал также и по себе, обреченном жить в мире, где подобное возможно. Жерар бы, конечно, сказал, что я рыдал исключительно по себе. Поверьте, даже для людей, которые намного сильнее меня, понятие достоинства связано с условиями, близкими к тепличным. И лучше бы вам не пришлось проверять это на собственной шкуре...

Проблема Жерара

На Жерара обрушилась вся неизбывность скорби, принявшая облик убитой воспитательницы лицея.

Естественно, жена от него ушла. Семейная биосфера Жерара претерпела невосстановимый ущерб после того, как по ней пронесся этот циклон. Собственно, она была просто им сметена. Жерар для отмазки рассказал жене некую невинную историю, зачем и почему он улещал в ресторане яствами несчастную воспитательницу. Жена не поверила, будто то был милый невинный вечер, и уж вовсе отказалась принять на веру, что духовное единство молодых людей, может, и имело место быть, а какое иное – ни-ни, так как Ж. удержался от измены.

Естественно, полиция оказала ему честь выступить в роли главного подозреваемого, однако, вняв дивинациям на основе секреций, обнаруженных в теле жертвы, сняла обвинения.

Я виделся с ним в Париже вскоре после этой истории. Жерар был весьма плох, но я заключил тогда, что он сам выкарабкается. «Если бы не этот внезапно накативший на меня приступ добродетели, она была бы жива. Моя нравственность, будь она неладна, обрекла девушку на смерть в ужасе и муках. Ты бы видел ее родителей!» Полиция ничего не добилась. «Убийца – кто-то из соседей, – повторял Жерар. – Кто-то из местных, я знаю».

Полиция продолжала топтаться на месте. Ни одного подозреваемого, никаких зацепок, сказали Жерару родители убитой. Жерар принялся сам искать убийцу, не имея ни малейшего представления, как за это взяться. «Казалось бы, у древних греков можно узнать о чем угодно, вот только о том, каким методом можно вычислить убийцу, они умалчивают».

Решение Жерара

Узнав, как обстоят дела у полиции, Жерар затеял собственное расследование. Он опросил подруг и друзей покойной, ее знакомых. Ни-че-го. Он продолжал искать зацепку. Беседовал с ними по второму, по третьему разу. Преследовал ее бывших поклонников. Куда вы отправитесь, если вам приспичило навести справки о преступлении? К преступникам. «Я часами просиживал в барах, заводя самые отвратительные знакомства; поверь, это намного сложнее, чем кажется».

Жерар начал сливать кое-какую информацию копам, чтобы хоть немного разжиться деньгами: из-за расследования он потерял работу, времени ни на что иное у него просто не оставалось, и он перебивался подсобной работой в какой-нибудь забегаловке. Он занялся другими случаями нападений, изнасилований и убийств в этом районе.

Крупицы информации,





добытые Жераром, – мои реплики вроде

«что же было потом» и «почему» опущены

1. Проходил месяц за месяцем. «Был убит целый год – мое расследование ничего не дало. Жерар, твердил я себе, не будь слабаком. Истинный философ не должен отступать перед сложностями».

2. Проходил год за годом. «Каждый раз я говорил себе: еще год – и все. Это сродни ожиданию на автобусной остановке: если бы тебе сказали, что автобуса не будет целый час, ты бы просто пошел пешком. Но если ты прождал десять минут, ты уже ни за что не уйдешь. Брось я это дело через три месяца... Но чем больше времени ты этому отдал, тем трудней бросить. Если бы я прекратил поиски через год, год жизни был бы потерян. Остановись я через два года – два года пошли бы псу под хвост. Я не мог отступиться; все, что мне было надо, – найти этого подонка, и тогда бы нашлось оправдание всем потерянным годам жизни, я бы одержал победу. Если бы я с самого начала знал, как тяжко оно будет и как все затянется, я бы просто не стал связываться...»

3. Он упорствовал в поисках: открыл бар – чтобы иметь возможность снимать отпечатки пальцев, которые оставляли на грязных стаканах клиенты. Пошел работать в банк крови – не мелькнет ли в тамошней картотеке кто-нибудь, чья кровь идентична крови убийцы. «Я поддерживал отношения с полицией. Они снабжали меня всей проходящей через них информацией: массой совершенно никчемных фактов».

4. Наметился некий подозреваемый – психиатр, который и впрямь был весьма подозрительным типом; группа крови подходила по всем параметрам. «Здесь что-то было нечисто». Жерар продолжал копать. «Я не мог ничего выяснить про его прошлое». Он следил за этим субчиком, ходил за ним как тень, вскрывал его почту, он обыскал его квартиру (нашел несколько упаковок циклодола) и установил «жучок» на телефоне. В конце концов, потеряв терпение, Жерар просто его похитил. «Я не полицейский. Мне плевать на закон. Я хочу знать, что же все-таки произошло». Через полтора дня этот говнюк признался, что от рождения он – женщина. Срок Жерару дали на удивление небольшой.

5. Жерар втерся в среду сутенеров, проник в клубы садомазохистов, стал отираться – вполне сходя за своего – в иных подозрительных кругах. Там он всячески намекал, что за спиной у него – несколько удачных убийств, рассказывал кое-какие известные истории на сей счет, присовокупив к ним несколько случаев, не привлекших к себе пристального внимания полиции. «Я думал – вдруг это заставит мерзавца засветиться. Энтузиасты любят кучковаться со своими». Однако убийца не всплыл.

Зато полиция наведалась к Жерару в гости в связи с расследованием некого нераскрытого похищения с целью сексуального домогательства, сорвала в доме все полы, перекопала сад – бедняга всерьез вляпался и ему грозила тюрьма, так как алиби у него не было.

6. В конце концов после пятнадцати лет тщетных поисков по всему Тулону Жерар переехал жить в поселок, где произошло убийство. Он вселился в полуразвалившуюся халупу – теперь от ближайшего оазиса цивилизации его отделяло несколько километров. «Все время я чувствовал, что убийца где-то рядом. В городе меня окружало слишком много людей – поди разберись хоть в чем-нибудь. Мне нужно было пожить в уединении, где-то на отшибе, чтобы он клюнул на это, как на приманку. Однажды ночью я слышал шорох на улице и ждал, что вот сейчас он наконец появится. Но он исчез. Моя воля оказалась бессильна, я не смог тогда заставить его войти в дом – слишком рано обрадовался – и все испортил: он ускользнул».

Крупицы информации,

добытые Жераром, – реплики Эдди восстановлены

– И что, больше убийца не подавал о себе никаких вестей? – уточнил я.

– Подавал. Он таки объявился – два месяца спустя. Исповедь на смертном одре. Сам позвал полицию – что за удовольствие от удавшегося преступления, если о том не знает ни одна живая душа.

Плотник. Тупой, как жопа. Он совершил это лишь однажды – что, замечу, для такого рода преступлений нехарактерно. Они поинтересовались: а зачем? «Ну, у меня бы никогда не было возможности отыметь девушку вроде этой». – «Но почему вы не пошли в бордель?» – «Я же хотел не шлюху!» Он снял с ее пальца кольцо – все, что ему было надо. И, глядя на него, питался воспоминаниями об этой смерти – как какое-то насекомое, медленно-медленно пожирающее свой лист. Коп спросил мерзавца, что толкнуло его на исповедь – муки совести? «Нет, это же было потрясающе! Советую вам попробовать это дело!» Полицейский, который его допрашивал, сказал мне потом, что если бы этот плотник не был уже на три четверти мертв – ему оставалось жить лишь несколько часов, и те – корчась от боли, – он бы тут же всадил в него всю обойму. Этот ублюдок жил в двух кварталах от девушки.