Страница 26 из 90
– В таком случае не будет ли более эффективным пройтись до ближайшего банка и потрясти этих толстосумов? Ибо разве не деньги являются необходимым средством для достижения того высшего блага, которым является созерцательная жизнь?
– Я что, должен возражать дальше?
– Достаточно. Давай-ка перейдем к делу.
Хей-хо
Это уже начало приедаться. На этот раз мы даже не стали терять время на то, чтобы становиться в очередь. Мы не спеша вошли в банк, Юбер объявил присутствующим, что происходит. Один из клиентов приветственно помахал Юберу рукой:
– Юбер! Сколько лет, сколько зим! Чем ты ныне занят, старина? Прости, я не очень тебя отвлекаю?
Они обменялись рукопожатием, и покуда очаровательная кассирша ссыпала деньги в нашу емкость, Юбер был занят непринужденной болтовней со старым приятелем.
Итоги нашего бенефиса мы подбили уже в машине.
– Минута двадцать семь секунд на всю работу и двадцать секунд на то, чтобы воскресить десять лет жизни, – задумчиво покачал головой Юпп.
– Думаю, тебе есть что вспомнить: десять лет за решеткой – это не шутка.
– Пожалуй. Особенно если сидеть с Эмилем.
– С каким Эмилем?
– Ну с тем парнем... Он сидел в тюрьме Ле Бомметт, я-то попал туда уже под конец срока. Его звали не иначе как королем рецидивистов. Не так-то просто объяснить, что значит быть королем в тюрьме. Даже если ты способен объяснять такие веши, вопрос, охота ли тебе это делать...
У него явно не поворачивался язык рассказать мне все. Я напомнил ему про красотку за стойкой и спросил, почему он не взял у нее телефон.
– А, Юпп? Она очень даже ничего. Очень миленькая.
– Миленькая. И прикидик у нее – миленький. А я, знаешь ли, хотел бы девицу без закидонов с прикидами...
На этот раз полиция решила поторопиться. Мы ехали по узкой дороге, вьющейся вдоль берега моря, когда увидели спешащую навстречу нам полицейскую машину. Я понял, что она ехала по нашу душу, когда копы включили свою мигалку. Надо заметить: они были не очень настойчивы – им явно хотелось жить. Когда я, прибавив скорость, рванул им навстречу, они недвусмысленно продемонстрировали свое желание, поторопившись уступить нам дорогу. Я не помышлял о лобовом таране, но задним числом до меня дошло: если бы полицейские и не бросились от нас, как наседка от коршуна, это меня не остановило – я бы и в последний момент не крутанул руль в сторону. Больше полицейских машин в зеркальце заднего обзора я не видел. Мы поспешили добраться до городской окраины, где, бросив машину, пересели на автобус и без приключений доехали до дома.
* * *
Телефон долго звонил, прежде чем Жослин сняла трубку.
– Ты становишься знаменит, – усмехнулась она, выслушав второе за день предложение руки и сердца. – Горячий парень из полиции, – пояснила она.
Из отдела по борьбе с бандитизмом. Корсиканец. Откомандирован с поручением взять дело в свои руки и проследить за тем, чтобы Банда Философов предстала перед судом закона. Занимался осмотром мест преступления и массу времени потратил на «допрос» Жослин. Весьма пристрастный. Будем объективны: последнее – не его вина.
– Что мне в тебе нравится, – вздохнула Жослин, – ты не кричишь о том, что, мол, любишь меня...
С Жослин я стараюсь помалкивать. Это (a) уменьшает вероятность ляпнуть что-нибудь, что вызовет ее раздражение и, подобно землетрясению, разрушит наш союз; (b) моя немногословность заставляет Жослин думать, будто мои мысли текут в правильном направлении. Налетчик на банки – неплохая оправа для мыслящей женщины, однако для этой роли нужна не только твердость духа, но и твердость иного рода. Я искренне стараюсь не разочаровывать Жослин.
Жослин – дополнительные данные:
1. Зарабатывала на жизнь в качестве модели, демонстрируя не столько одежду, сколько тело. Из модельного бизнеса ушла в банковские сферы, «полагая, что это и впрямь интересное занятие».
2. Начальники игнорируют ее истинные таланты – и все из-за прежней карьеры. «Они хотят выжить меня, завалив всякой скучной рутиной».
3. Первый муж. «Зануда занудой. Я-то думала, что он добрый. А он был рохлей, и только. И все время доставал меня вопросами – можно или нельзя... Хоть бы раз попробовал сделать это не спрашивая...»
4. Второй муж. «Этот не спрашивал никогда. Никогда не говорил „пожалуйста“. Так же как и „спасибо“. Никогда не приходил домой. Я хотела мужчину, который бы был полной противоположностью моему бывшему мужу, – что ж, я его получила. Поначалу он казался мне загадкой – но знаешь, даже законченная сволочь в конце концов начинает вызывать скуку».
5. Брак рухнул, когда Жослин – подначиваемая мужем – улеглась в постель с его лучшим другом. «Ему это казалось забавным. Однако он не смог смириться с тем, что я тоже позабавилась от души».
У закона длинные руки? Не только...
Задребезжал дверной звонок.
Жослин, проявив свойственное ей равнодушие к одежде, отправилась открывать, накинув на голое тело длинную жилетку – нисколько не заботясь о том, что этот наряд ассоциируется с несколько иной обстановкой.
Что было бы, если бы мы встретились раньше – когда внутри у нас еще не все перегорело и мы еще не были похожи на два ходячих крематория? В любом случае она была бы слишком привлекательна, слишком неотразима, слишком женственна, чтобы тратить время на меня. Пусть материнское начало и свойственно большинству женщин, но кто по своей воле усыновит столь проблемное чадо, как я?
Жослин говорила тихо – разговор касался какого-то дела. Или, во всяком случае, то был разговор по существу. Ибо таким тоном не говорят со свидетелем Иеговы или торговцем, пытающимся всучить вам свой товар. С ними говорят куда резче. Хотя с другом или знакомым тоже не будешь так говорить.
Голос Жослин звучал суховато-официально.
Я подошел к окну и глянул на улицу.
Там стоял какой-то хлыщ, тщетно пытающийся не смотреть на Жослин выше талии. Каким-то нутряным чувством я знал – это и есть Корсиканец. Мне даже сверху было слышно, как ему неймется. Казалось, он весь пузырится от страсти – как бекон, брошенный на сковородку, – и это при том, что от Жослин веяло могильным холодом.
– Жослин, ну войди же в мое положение, – разорялся он. – Я должен выслеживать преступников – опасных, крайне опасных! А я? Я ни о чем не могу думать, кроме как о тебе! У меня вся работа встала! Ты просто должна мне помочь – хотя бы как сознательная гражданка!
Жослин оставалась неколебима как гранит:
– Я уже все сказала. Меня уже допрашивали на эту тему.
– Не лучшим образом, – парировал он. (Я вынужден был отдать должное его напору и самоуверенности.) – Имей же жалость, в конце концов! Покуда я не натворил дел...
Насколько я понимал, дело шло к тому, что еще немного – и дверь захлопнется перед носом у посетителя. Он был отнюдь не дурен собой, и тем забавнее было думать, что дорогу этому красавчику перебежал стареющий философ, лысый, как кашалот. Философ, чей рейтинг в мировой табели о рангах лучше всего выразить понятием, знакомым разве что служащим подземных автостоянок: 20-й уровень.
– Жослин, ты хочешь, чтобы я пошел домой и в одиночестве предался неразделенной любви, лелея твой образ?!
– Мой друг ждет меня наверху, – пожала плечами Жослин, вложив в голос всю возможную язвительность, то был не голос, а ланцет коронера.
– Что ж, в следующий раз, – объявил он, вовсе не обескураженный отлупом.
– Полагаю, следующего раза не будет, – заметила Жослин, заменив слова прощания резким хлопком дверью.
– Знаешь, я все больше начинаю думать, что знакомство со мной не пойдет тебе на пользу, – промямлил я, глядя, как Жослин поднимается по лестнице. Я чувствовал себя старой калошей, источником несчастий для ближних...
– Так, теперь поспорим еще и здесь, – с улыбкой сказала Жослин.