Страница 76 из 81
Далее последовало возникновение Римского коммуниката. Римскими дорогами, которым уже более двух тысяч лет, как известно, кое-где пользуются до сих пор, а протянулись они впервые в истории человечества от Британии до Африки и от Испании до нынешних границ Польши. Европейская Ойкумена таким образом приобрела тотальную связность, и это было сопряжено с появлением христианской матрицы, предложившей также впервые в истории абсолютную идентичность: нет ни эллина, ни иудея, ни государя, ни подданного, ни свободного гражданина, ни должника, ни раба — есть только христиане, верящие в единого бога; матричный универсализм в чистом виде. А формирование нового европейского коммуниката, образованного эпохой крестовых походов и великими географическими открытиями XV–XVI веков, привело к перезагрузке этой универсальной матрицы. Католический «софт», ставший к тому моменту структурно противоречивым, был сброшен, базисный «текст», то есть Новый завет, получил протестантское мировоззренческое обеспечение. «Эпоха пророков» повторилась в Европе: Лютер, Кальвин и Цвингли действовали практически в одном историческом времени. Гуго Гроций заложил основы международного права, а громадные колониальные империи, складывавшиеся как раз в данный период, начали преобразовывать периферический мир по европейскому образцу.
Следующий коммуникативный прорыв произошел в XIX веке. Он был связан с возникновением такого феномена как массовая печать: газеты и книги, резко увеличившие тиражи, стали доступны теперь не только в столице, но и в провинциях. К этому добавилось появление телеграфа, рейсовых, то есть регулярных, железнодорожных и морских сообщений, массовой и дешевой почты (гарантированной доставки корреспонденции). Универсализации Европы способствовали также наполеоновские походы (являвшиеся, фактически, прообразом мировых войн XX века), поскольку Кодекс Наполеона — совокупность светских законов, внедрявшихся на завоеванных территориях, — сглаживал местную архаическую специфику, образовывая единое правовое пространство. Это позволило Гегелю высказать мысль, что мировая история уже завершилась; все, что осталось в дальнейшем — это «расчистка завалов». А французы, которые хоть и потерпели поражение в тогдашней экспансии, до сих пор полагают, что современная демократическая Европа создана именно ими. Почти одновременно возникли и три новых матрицы: либеральная, социалистическая и несколько позже — фашистская, каждая из которых претендовала на предельную универсальность. Инсталляция их в реальность произошла уже в следующем столетии, но доктринальные и технологические основы всех трех универсумов были заложены, разумеется, веком раньше. Кстати, Ленин, Сталин, Гитлер и Рузвельт появились на свет в пределах одного двадцатилетия. В масштабах всемирной истории — срок ничтожный.
Сейчас мы наблюдаем очередное коммуникативное продвижение. Оно базируется на сетевых «мгновенных» контактах, которые обеспечиваются компьютерными технологиями. Сотовая связь, телевидение и Интернет создают глобальную общность, каковой ранее у человечества не было. Это и в самом деле принципиально новый коммуникат, и, если следовать логике вектора, который был здесь очерчен, то он должен повлечь за собой образование новой универсальной матрицы.
Возможно, даже и не одной.
Фактически, он должен повлечь за собой новую «эпоху пророков», поскольку универсальная матрица, как правило, персонифицирована.
Причем следует обратить внимание на одно обстоятельство. Первые универсальные матрицы (иудаизм, буддизм, христианство, ислам), породившие соответствующие цивилизации, возникли в виде глобальных религий, а последующие (либеральная, коммунистическая и фашистская) — в виде социальных доктрин.
Это обстоятельство уже отмечено философией: великие мистические прозрения рождаются на Востоке, а великие социальные идеи — на Западе.
В действительности, как нам кажется, дело не в этом. Просто Запад, будучи цивилизацией прогрессистского типа, «цивилизацией цели», цивилизацией, стремящейся к определенному рациональному паттерну (образцу), социализировал свою трансценденцию (христианство), гораздо быстрее, чем шла социализация восточных религий.
С другой стороны, можно также предположить, что восточные матрицы (конфуцианство, буддизм, даосизм) вообще никакой социализации не поддаются или подвержены ей в значительно меньшей степени, чем христианство, поскольку представляют собой интровертную, сугубо «внутреннюю» трансценденцию и потому не могут быть полностью инсталлированы в бытие. В них всегда остается то скрытое, мистическое содержание, которое невозможно «распаковать».
Соответственно, существуют и два механизма образования универсальной матрицы.
Религиозная матрица образуется путем откровения — путем трансляции «божественного», по сути, нечеловеческого знания в человеческую реальность. Поэтому откровение всегда требует авторизации. Оно требует перевода «вечности» на язык конкретного времени. Даже христианские богословы, разумеется, не слишком охотно, но признают, что Новый Завет — это авторизованное откровение. На его изложение повлияли личные особенности евангелистов: их политические пристрастия, социальное положение, уровень образования, особенности их психики… Правда, исламские теософы отрицают какую-либо авторизацию Корана. По их мнению, Коран — это не регистрация откровения, сделанная человеком, пусть даже таким великим, как пророк Мухаммед, Коран — это само откровение во всей его полноте, и потому он не подлежит осмыслению, то есть каким-либо интерпретациям. Однако понятно, что авторизация Корана все-таки происходит, что отчетливо видно хотя бы из исторически разных его преобразований, которые выражены в шиизме, суннизме, суфизме и других несовпадающих между собой конформатах исламской религиозной мысли.
Ислам — это закономерное продолжение христианства, и его эволюция, скорее всего, пойдет по тому же историческому сюжету.
В противоположность этому социальная матрица, какими бы мистическими легендами она окутана ни была, возникает не «сверху вниз», вытесняя «земное» в пользу «небесного», а «снизу вверх» — путем потенцирования реальности. Сначала производится аналитика текущей реальности, а затем на основе ее делается масштабное прогностическое обобщение. То есть, социальная матрица с самого начала сильно авторизована и утрачивает черты авторства лишь в процессе интеллектуальной возгонки.
В сущности, все зависит от координат: атеист может считать откровение Лютера, начавшее Реформацию, просто интеграцией смыслов, рожденных в когнитивных доменах Средневековья — на богословских факультетах университетов, в еретических сектах, на диспутах различных религиозных школ, а верующий коммунист, каковые тоже встречаются, напротив, может рассматривать коммунистическую доктрину в качестве настоящего откровения — данного Марксу свыше и закрепленного в священном труде «Капитал».
Особого противоречия здесь нет.
Тут важно другое.
До сих пор преодоление фазового барьера, переход в новую историческую реальность сопровождался сменой господствующей трансценденции, которая распаковывалась в соответствующий тип социума. Так для первобытной реальности характерен этнический политеизм (многобожие в пределах одного племени), для античной реальности — государственный политеизм (совокупность многих богов в пределах данного государства/империи), для Средневековья — христианский монотеизм (единый бог в границах европейской цивилизации), для индустриальной эпохи — персонализированный монотеизм (единый бог при множественности христианских конфессий).
Причем, заметим, что новая трансценденция вовсе не обеспечивала плавный метаморфоз предыдущего цивилизационного статуса в последующий. Напротив, новая реальность прорастала в старой спонтанно — в виде локусов, инновационных образований, из которых формировались тренды (цивилизационные направления), разваливающие старую матрицу.
Протестантский тренд, например, первоначально возник как борьба за инвеституру (право императора назначать епископов в своих владениях), продолжился альбигойскими войнами, которые пошатнули буквально весь Католический мир, вылился в открытое столкновение между духовной и светской властью Европы, приведшим к «авиньонскому пленению пап» и «великому расколу», породил великое множество еретических сект и течений, и, наконец, после выступления Лютера против индульгенций вылился в Реформацию, повлекшую за собой образование нового, Протестантского мира.