Освобожденный Эдем.

«Свобода — это рабство», как утверждалось в знаменитом романе23.

К тому же, став символами потребления, виртуальные миры немедленно расслоятся по качеству и, следовательно, по цене. Иерархия «новых вселенных» скорее всего воспроизведет иерархию рынка: дешевые простые товары — для всех, дорогие, сложные, элитарные — для немногих. Мир виртуала вовсе не будет миром всеобщего равенства. Уже сегодня можно предвидеть ограниченный государством или частными фирмами доступ, например, к профессиональным мирам, обеспечивающим с помощью тренингов высокую степень квалификации: управленческой, экономической, научной, художественной. Или ограниченный доступ в корпоративные, религиозные, клубные, коммерческие миры, ревниво оберегающие свои секреты. «Закрытые реальности» (сайты) в Интернете уже существуют, и в дальнейшем их количество будет только расти.

То же самое можно сказать и о счастье. Исполнение всех желаний, которое обещает виртуальная цивилизация, вряд ли сделает человека счастливым. Достигнутая цель девальвируется. То, что можно получить без усилий, простым нажатием кнопки, утрачивает фундаментальную ценность. Для древних людей огонь был даром, который требовал поклонения и который необходимо было беречь. Для современного человека, щелкающего зажигалкой, это всего лишь одна из мелких особенностей его быта.

Решающее значение здесь, конечно, будет иметь неравновесность психики. Еще в древности было понятно, что если человека не поить, не кормить, лишить его свободы и элементарного уважения, то он будет несчастен. Новое время выявило более удивительный факт: если человека поить и кормить, если окружить его уважением и исполнять любое его желание, то он все равно будет несчастен. Он все равно будет осознавать разницу между тем, что есть, и тем, что могло бы быть, между миром явленным и миром невоплощенным. В этом, кстати, истоки знаменитой европейской депрессии. Для вестернизированного сознания наличный мир всегда плох — просто потому, что можно представить себе улучшенную версию бытия. И ради нее отказаться от того, что имеешь. То есть, парадоксальным образом устремиться от счастья к несчастью.

В общем, надежды на виртуал иллюзорны. Они сродни тем надеждам, которые человечество в своей истории уже неоднократно испытывало. Когда в XV веке было изобретено книгопечатание, лучшие умы уповали, что книга будет способствовать распространению гуманных христианских воззрений. Когда в XX веке появились сначала радио, а затем телевидение, считалось, что они будут сеять в народах разумное, доброе, вечное. Что из этого получилось в действительности, мы наблюдаем сейчас.

Освоение виртуала не принесет человечеству ни свободы, ни счастья. Оно не избавит его ни от рабства, ни от трагедии.

Просто это будут другое рабство и другие трагедии.

Это будут другая свобода и другое счастье.

Повторим еще раз: будущее всегда не такое, как мы его представляем. Будущее — это принципиальная новизна, то, чего нет, оно не может быть получено путем простого продолжения настоящего. Прогнозы будущего, основанные на линейной экстраполяции, всегда ошибочны. В частности, предполагалось, что в XXI веке на основе достижений науки и техники начнется экспансия человечества в космос: планомерное освоение Солнечной системы и ближайшей Вселенной.

Об этом можно судить хотя бы по «запечатленным иллюзиям»: совсем недавно в фантастике, представляющей собой «опережающую реальность», космический жанр явно преобладал.

Казалось, еще немного — и человек выйдет в галактические просторы.

Вместо этого началась безудержная экспансия в виртуал.

Причем заметим, что сама экспансия была неизбежна. Индустриальная экономика, что, впрочем, свойственно экономике вообще, носит, как мы уже говорили, обязательный кредитный характер. Необходимым условием ее нормального функционирования является последовательное «финансовое расширение»: неуклонное возрастание произведенной стоимости. А финансовая экспансия, демпфирующая кредит, индуктивно порождает экспансию как в пространстве физическом, то есть простое завоевание рынков и сырьевых областей, так и в пространстве метафизическом, смысловом — конструирование новых рынков, потребностей, товаров и производств.

До сих пор в развитии экономики преобладала физическая экспансия. Колониальных и неоколониальных ресурсов было достаточно для поддержания стратегического баланса. Аномальные диспропорции, накапливающиеся спонтанно, ценой больших или меньших издержек удавалось преодолевать. Однако в конце ХХ века ситуация изменилась. Глобализация, начавшая замещать национальные экономики мировой, одновременно высветила и ее географический ракурс: пространства для простого физического расширения уже не осталось. Произошла неожиданная историческая трансмутация. Столкнувшись с ограниченностью масштабов Земли, с «пределами роста», обусловленными конечностью планетарных ресурсов, энергия цивилизационного продвижения, как вода, встретившая преграду, устремилась по новому руслу. Началась колонизация виртуального материка, дрейф в метафизическую вселенную, пока представляющуюся необозримой.

Правда, обольщаться ее кажущейся безграничностью не стоит. История развития техносферы свидетельствует, что наибольшей прикладной ценностью любой новой среды обладает лишь тот ее узкий слой, который непосредственно примыкает к среде предшествующей. Человеку не требуются ни сверхглубокие океанские страты, куда он проникает лишь изредка, в силу крайней необходимости, ни сверхвысокие слои атмосферы, где деятельность его тоже носит случайный характер. А из всего пространства Солнечной системы пока освоено лишь орбитальное, околоземное.

Вместе с тем, та же история свидетельствует, что лидерство в технологически более высокой среде влечет за собой и лидерство в более низких средах. Господство Англии на морях, обретенное ей после разгрома испанской «Непобедимой Армады», превратило маленькую островную страну в гигантскую империю, владычествующую почти на всех континентах. Так же и первоначальные успехи Германии во Второй мировой войне не в последнюю очередь были вызваны господством немецкой авиации над воздушными соединениями противников. Как только это господство было утрачено, звезда Третьего Рейха начала меркнуть. Примерный паритет в «ракетном пространстве» позволял СССР поддерживать и примерное равенство сил в геополитическом противостоянии с США, несмотря на то что советская экономика была на порядок слабее американской. Таковы особенности «технологической геометрии»: присоединение новых пространственных измерения немедленно расширяет стратегический оперативный ресурс, появляется возможность маневра «поверх» старых коммуникаций. Противник возникает из ниоткуда и скрывается в никуда.

По-видимому, сейчас начинается грандиозная битва за виртуал. Битва за новые земли, обещающие победителю власть над миром. Как в эпоху Средневековья рыцарский замок господствовал над сельской местностью, так ныне мощные форты виртуала начинают господствовать над текущей реальностью.

Грозная тень их лежит буквально на всем. Виртуал, выражающий себя как неопределенность, проникает во все поры земного существования. От стабильных цивилизационных структур: национальностей, государств, культур, экономик, идеологий, обеспечивавших на протяжении многих веков незыблемую, «объективизированную» онтологию, мир переходит к аморфному, непрерывно меняющемуся ландшафту: к фрактальным государственным образованиям, не имеющим определенных границ, к глобальной экономике, основанной на быстром перетекании виртуальных финансов, к сценированному политическому устройству, которое уже невозможно охарактеризовать ни в терминах демократии, ни в терминах тирании. Призрачными становятся не только социальные отношения, вырождающиеся до имитации, но и сам человек, утрачивающий и социокультурную, и даже биологическую идентичности. Условное начинает господствовать над реальным, желаемое — над действительным. Базисным параметром человека становится лишь сознание, освобождающееся от ограничений телесности. Сливаются «быть» и «казаться», стираются все различия между искусственным и естественным, онтологической доминантой постсовременности становится «личный рай», где равноправно сосуществует живое и мертвое.