Архон

— А ты?

Настал ее черед пожать плечами. От теплых пальцев Мирани на холодном серебре оставались туманные следы.

— Не знаю. Хочется, чтобы всё уладилось. Чтобы все стали счастливы.

Креон подался вперед, внезапно напрягся.

— Это не под силу даже Богу. Придется заплатить слишком высокую цену. Мирани, слушай меня внимательно. Вы с Алексосом принесли людям дождь из садов Царицы Дождя, но ничего не изменилось. Нам нужен постоянный приток воды, который существовал, когда еще не пересохли реки. Здесь, внизу, где ночь никогда не кончается, я лежу без сна и слушаю. Слышу, как земля высыхает, Мирани. Слышу, как она шуршит и корчится, как съеживаются корни растений. Слышу, как медленно растрескиваются камни, как шакалы грызут кости в пустыне, как иссыхает мягкая плоть. Слышу муравьев и скорпионов. Иногда слышу даже людские сновидения, они рассеиваются, испаряются, и люди, проснувшись, забывают о них. Помнят только маленькие дети, и они плачут. Солнце иссушает нас, выпивает нашу жизнь, и внутри у нас навеки поселилась бескрайняя жажда. — Он встал и нетерпеливо прошелся. Жемчужины, постукивая, тянулись за ним, цеплялись за плечи. — Нам нужна вода, которая придет из глубины, из самого сердца земли, и напоит реки. Нужен всемирный потоп. Внезапно он обернулся.

— Знаешь, почему нашу страну называют Двуземельем?

— Нет.

— Одна земля — это земля наверху, обитель живых. Другая — внизу, обитель мертвых. Два этих царства связаны между собой через Оракул, но Оракул запятнан предательством, он превратился в отравленный колодец, и нужно найти другой источник для питья, Мирани. Колодец чудес.

Он повернул голову, прислушиваясь.

— Тебе пора идти. Твоя подруга плачет. Делай что хочешь, только не позволяй ей увидеть Сферу. — Он подошел, взял Сферу у нее из рук, завернул в тряпицу. — Тот писец, Сетис. Он умеет читать древние письмена. Может быть, сумеет расшифровать и эти, но будь осторожна. Он заносчив и алчен. Я еще не понял, что он за человек

Мирани взяла у него сверток. Креон раздвинул перед ней свисающие нити жемчуга, она взяла лампу и оглянулась.

— А ты? — с любопытством спросила она. — Здесь, в темноте, один. Чего желаешь ты?

Он отступил в темноту.

— Того, что у меня уже есть, — прошептал он. — Ничего.

Крисса с визгом вскочила на ноги. Черная подводка вокруг глаз превратилась в грязные потеки.

— Ох, Мирани, — всхлипывала она. — Где ты была? Это ты, правда?

— Конечно, я! — с досадой воскликнула Мирани, вышла из темноты и остановилась, кипя от гнева. — Почему ты шпионишь за мной, Крисса? Неужели Гермия не могла найти кого-нибудь поумнее тебя? Откуда ты знаешь, где я была?

— Я расспросила уборщицу. И я за тобой не шпионила. — Крисса фыркнула. — По крайней мере, не дл я них. С Гермией я порвала. Только и знает: «Сделай то, сделай это». Как будто я рабыня, а не жрица из числа Девятерых. Никто со мной не разговаривает. Никто меня больше не любит.

Мирани прошла мимо нее в темноту, припоминая наставления Креона.

— А чему ты удивляешься? Ты же пыталась меня убить. Они боятся, что станут следующими.

Крисса, захлебываясь слезами, поплелась за ней.

— Подожди, Мирани. Подожди, пожалуйста.

Мирани остановилась так резко, что Крисса чуть не налетела на нее.

— Жду.

— Я стала другой. С прежней жизнью покончено. Теперь я хочу быть на твоей стороне.

— На моей стороне?

— На стороне Бога. Ты ведь его слышишь. А Гермия нет. Она только всё придумывает, я это точно знаю. Поэтому я и решила помириться с тобой, Мирани. — На ее зареванном лице светилась неведомая прежде решимость. Мирани на миг поднесла к ней лампу и посмотрела, как пляшут в детских голубых глазах отраженные огоньки.

— Как я смогу верить тебе, Крисса? — прошептала она.

Крисса утерла слезы.

— Я так и знала, что ты это скажешь. Вот увидишь. Я твердо решила исправиться. Теперь я стану твоей подругой и докажу это.

Мирани молча направилась к лестнице. Подъем казался бесконечным, а наверху еще предстояло пробираться по коридорам, выйти на пронизываемую ветрами площадь, искать паланкин, будить носильщиков. И только в паланкине, на полпути к Мосту, она нашла в себе силы снова заговорить с Криссой.

— Ретия никогда не станет тебе доверять.

— А мне всё равно, доверяет она мне или нет. — К Криссе вернулось прежнее самодовольство. Она поправляла макияж, глядя в маленькое зеркальце. — Ретия — это не ты. Ты мне всегда нравилась, Мирани, даже когда только пришла в Храм и все над тобой смеялись. Мы с тобой дружили. Потом мне показалось, что ты выступаешь против Бога, но сейчас, когда Архоном стал Алексос, я вижу, что ошибалась. Теперь мы больше не будем ссориться, правда? — Она закрыла зеркальце и, удовлетворенная, подняла глаза. Мирани не верила своим ушам. И все-таки дела обстояли не просто. Слова Криссы могли оказаться правдой. Крисса всегда искала своей выгоды и была вполне способна без лишних угрызений совести перейти на другую сторону, если это ее устраивало.

Должно быть, в глазах Мирани мелькнуло сомнение. Крисса улыбнулась и поправила платье.

— А теперь, — сказала она с очень довольным видом, — расскажи, зачем ты спускалась в эти ужасные гробницы? И что у тебя в свертке?

— Не расскажу. — Пальцы Мирани плотнее сжали ткань.

Паланкин качнулся, остановился, потом сильно накренился влево. Крисса ахнула, ухватилась за кисточки. Снаружи послышались голоса, крики. Чья-то рука резко отдернула занавески, в паланкин заглянул мужчина. Он был с головы до ног укутан длинным плащом, виднелся только один глаз, да в каждой руке сверкало по ножу.

Крисса в ужасе завизжала. Незнакомец сунул в руки Мирани кусок пергамента, насмешливо поклонился и произнес:

— Приходи туда. — И исчез.

Вокруг поднялась паника. Носильщики чуть не выронили паланкин; к ним на помощь сбегались другие рабы.

— Госпожа Мирани, госпожа Крисса, вы целы?

— … напали разбойники…

— … их было десятеро…

— … нет, двенадцать…

Крисса словно оцепенела.

— Почему они нас не ограбили?

Мирани медленно отложила записку.

— Потому что у них и так уже есть то, что им нужно.

— Что же?

— Орфет. Они похитили Орфета.

Третий дар

Золотые яблоки

Может ли Бог совершить преступление?

Однажды, давным-давно, я пришел туда, где хранятся сновидения всего мира.

Сны о музыке, детские мечты об игрушках, ненаписанные стихотворения, бережно хранимые воспоминания старух. Все они были там, лежали грудами на полу пещеры.

Ничего не бери, предупредила меня Царица Дождя. Ипоставила чудовищ и многоголовых драконов сторожить вход.

Я ничего не мог с собой поделать. Я стащил три золотых яблока.

Они были такие маленькие!

Но я никогда больше не мог найти ту пещеру.

— Где она? — Сетис в нетерпении расхаживал по бирюзовому полу. Ему чудилось, будто он заперт внутри гигантского самоцвета: стены и потолок состояли из бесчисленных ячеек синего хрусталя. Прочь от него и к нему навстречу, а кое-где вверх ногами, встревожено разгуливали его бесчисленные отражения.

Алексос, кормивший обезьянку, спокойно ответил:

— Бежит вверх по лестнице. Сетис, пожалуйста, посиди смирно. А то Эно пугается.

Сетис бросил на него свирепый взгляд. Тут дверь открылась, в комнату вошла Мирани. Она еле держалась на ногах. Он не видел ее уже несколько недель. Юная жрица не приближалась к Городу, а он в последнее время редко выходил за его стены, потому что должность второго помощника архивариуса отнимала гораздо больше усилий, чем ему казалось раньше. Девушка изменилась, заметил он. Разрумянилась от быстрого бега, но стала держаться увереннее. Робкая девочка, какую он знал раньше, исчезла. К своему собственному удивлению, робость ощущал он сам. Чтобы скрыть это, Сетис заговорил нарочито грубо.