Натюр Морт (сборник)

— Долго еще? — спросил он вполголоса.

— Уже почти все, — ответил тот несколько громче, чем требовала конспирация. — Любопытно — сколько он с них содрал, этот исусик?

Антон — ни к селу, ни к городу — хотел сказать про Париж и про мессу, но Злоказов заговорил снова:

— Нельзя ему спускать, козлу. Как закончит служить, я к нему подойду, потолкую. Пойдешь со мной?

— Сколько угодно, — отозвался Белогорский. Ему сделалось интересно, как Злоказов станет вразумлять попа.

Тот сдержал свое слово, подошел, когда покойник был отпет, к священнику и, показывая на свечи и образа, спросил:

— А скажи-ка, друг любезный, во сколько вся эта кухня обошлась родственничкам?

Поп, снявший было золоченые очки, нацепил их обратно и внимательно посмотрел на необычного вопрошателя. Решив, что отвечать не обязательно, он отвернулся и хотел идти по своим делам, но тут каблук Злоказова наступил ему на длинную, до пола, рясу.

— Ты куда? — спросил Злоказов шепотом. — Ты кем себя вообразил?

— Выйдите из храма Божьего, — с кроткой угрозой предложил батюшка. — А я помолюсь, чтоб Бог вас вразумил и простил грехи.

— Смелый, да? — Злоказов ухмыльнулся. — Погоди, дойдет до тебя очередь. Ишь, обкурили все, обрызгали, трупы облизываете…

— Уходите отсюда, — повторил тот более твердым голосом.

— Оборзел? — прошипел почитатель жизни. — Крышу позовешь? А какая у тебя крыша?

Батюшка безнадежно снял очки, протер носовым платком и улыбнулся краешком рта.

— Наша крыша — небо голубое, — сообщил он доверительно.

Неизвестно, во что бы все это вылилось, но вмешался Недошивин и увел Злоказова из храма. Взбешенный Злоказов щурил глаза, хищно скалил зубы и бормотал, что не прощается, что сделает батюшке рэкет, превратит его жизнь в кошмар, какого тот и во сне не видел. Следом за ними вышел и Антон. Гроб с телом вернули в автобус, и тот, забрав с собой еще двоих сопровождающих, покатил в крематорий, где покойника надеялись завтра спалить. Эти планы были подслушаны и приняты к сведению звеном Недошивина. Народ не расходился и праздно топтался у дверей храма. Обстановка изменилась, люди успели устать и сделались более разговорчивыми. Необычное поведение незнакомцев в церкви не укрылось от внимания многих, а дама под вуалью проявила настойчивость:

— И все-таки — кто вы будете? Мы просто никогда вас прежде не встречали…

Нехотя Холомьев отозвался:

— С работы мы будем, с его работы.

Настырная особа пришла в удивление:

— Да что вы говорите! Но он уж лет двадцать, как не работал…

— Мы не из тех у кого память короткая, — сообщил ей Злоказов.

— Да-да, это замечательно, конечно…

Воцарилась тишина, и только мотор продолжал свое нелегкое механическое дело.

— Но позвольте, — опомнилась дама, немного подумав, — вы, как будто, довольно молоды…Как же вы могли с ним работать?

— Это называется эстафета поколений, — молвил Щусь с серьезной миной. — Дело покойного не забыто. Нас, так сказать, делегировали.

— Странно, — дама поджала губы. — Ведь он руководил хором ветеранов войны.

— Мы — внуки ветеранов войны, — вмешался Недошивин и посмотрел на нее столь свирепо, что у дамы моментально пропало желание спрашивать дальше.

Многие слышали эту беседу, и лица их выражали сомнение. Антон напрягся, готовый к любому повороту событий, но события носили слишком печальный характер, чтобы свернуть куда-либо с назначенного пути. Недошивин отвел свою группу в сторонку и негромко сказал, что здесь им больше делать нечего. Надо отправляться в крематорий и прозондировать почву. Если все у них получится, то безутешную родню новопреставленного ожидает завтра большой сюрприз. Возражений и вопросов не было, и часом позже служители жизни благополучно, без приключений достигли местного Дахау, деловито попыхивавшего свежим дымком. Горение, как было некогда подмечено, есть форма жизни, к которой (форме) полагается стремиться всем порядочным людям.

— Давайте поживее! — прошипел Недошивин. — Куй железо, пока горячо — жмура, наверно, еще не успели оформить.

Они обогнули здание крематория и ворвались в какой-то темный коридор, где шли вдоль стен массивные железные двери, запертые на засовы, а также стояли неприкаянные металлические тележки. Немного подумав, командир выбрал Щуся и велел ему воздержаться от участия в рискованных переговорах. Если что-нибудь пойдет наперекосяк, завтра его пошлют присматривать за церемонией кремации с заданием разузнать, как думают родственники распорядиться урной с прахом — оставить в колумбарии или закопать на кладбище. А потому никак нельзя являться на церемонию со следами свежих побоев на лице.

— Есть тут кто-нибудь? — крикнул Недошивин нетерпеливо.

Антон рассчитывал услышать эхо, но голос вожака прозвучал гулко и глухо, словно говорили в какую-то толстую трубу. Никто не откликнулся; Недошивин крикнул еще раз.

Тогда в конце коридора возникла приземистая, обезьянья фигура в темно-синем комбинезоне и вязаной шапочке. Стараясь ступать торжественно и бесшумно, работник приблизился и сумрачно оглядел гостей.

— Командир, слушай и не перебивай, — пророкотал Недошивин. — Только что к вам привезли клиента. За сколько ты можешь нам его продать?

Работник вытер нос тыльной стороной ладони.

— Валите отсюда, — сказал он.

Недошивин вынул из-за пазухи пачку денег и сунул собеседнику в лицо.

— Все твое, — пояснил он. — Сделаешь доброе дело. Вместо того, чтоб за бабки размалевывать чучела, мыть трупам задницы и лобки, тебе заплатят за подвиг во славу жизни. Это даже не сделка, это гимн бесконечной весны!

Видимо, человек в комбинезоне очень хорошо уловил суть предложения. Он не стал спрашивать, зачем Недошивину понадобился труп. Он полуобернулся, махнул рукой и позвал:

— Эй, кавалерия! Ну-ка, дуйте сюда!

Наверно, в голосе его присутствовали особые нотки, потому что пять мужчин, одетых в точности в такие же комбинезоны и шапочки, поспешили на зов, держа в руках кто лом, кто лопату. Недошивин покрылся пятнами и сделал шаг назад. Антон, Злоказов и Холомьев придвинулись к нему ближе и стали плечом к плечу. Работник стал наступать:

— А ну, исчезли отсюда, вашу мать! Три секунды даю!

— Иначе — что? — спросил Злоказов.

Работник, не ответив, вытянул руку назад, принял лом и замахнулся. Недошивин сунул пальцы за пазуху, выхватил газовый баллончик и прыснул нападающему в глаза. Тот выронил лом и опустился на колени.

— Паскуды! — заорал Недошивин. — Нет бы пойти хотя бы в зоосад работать, за живностью смотреть! А им, шакалам, подавай убоину! — Он отступал, рабочие надвигались все стремительней. Недошивин споткнулся, упал. Лежа на каменном влажном полу, он истерически запел: — О, весна, без конца и без края! Без конца и без края мечта!!..

Ему досталось ломом по ноге; Холомьев, белее снега, вырвался вперед и с силой толкнул в плечо звероподобного верзилу. Тот ответил затрещиной; секундой позже никто со стороны не смог бы уже разобрать, кто кого бьет. Недошивин командовал с пола, лежа, пока носок чьего-то ботинка не въехал прямо ему в зубы. Тогда вице-звеньевой завыл и начал кататься, мешая и без того безыскусным бойцам. Победило не уменье, а число — минуты через три-четыре сотрудники «УЖАСа» смирились с поражением и обратились в бегство. Антону разбили левую бровь и надорвали рукав — новобранец прикрывал отступление более опытных Злоказова и Холомьева, которые волоком волокли командира подальше от места сражения.

Выбравшись, наконец, из несчастливого коридора, четверка остановила первый попавшийся автомобиль и приказала шоферу гнать куда подальше от враждебных крематорских стен.

— Дьявол, — рычал Недошивин с заднего сиденья. — Ох, попомнят они меня! Придет время — я их контору с дерьмом смешаю. Зарою бульдозером!

— Послушай, — зашептал Белогорский на ухо Злоказову. — Зачем мы все это устроили? Ведь ясно было, что побьют.

— Это первая экспедиция такого уровня, — тихо ответил Злоказов. — Пробная вылазка. До сих пор, понимаешь, мелочились, разменивались на пустяки. А теперь решили попробовать по-крупному, ударить, знаешь, в самую цитадель. Жируют, суки, на своих цветочках, веночках и музычке! — бросил он с ненавистью, глядя в заднее окно машины. — Ну, первый блин комом. К тому же Щусь остался.