Боевой амулет

– Чего этот бабай матом кроет?

– А-а, – отмахнулся командир, давая понять, что переговоры проходят нормально.

Неожиданно ладонь капитана нащупала продолговатый холодный предмет.

Обхватив его пальцами, Бойцов достал из кармана вещицу, которая могла заинтересовать полевого командира. Спецназовец сделал серьезную мину, поднес сжатый кулак почти к самому носу седобородого, после чего разжал пальцы.

С нарочитой небрежностью в голосе Бойцов произнес:

– Вот, Амманулла, что я предлагаю тебе за жизнь этого паршивца.

Афганец привстал, стараясь рассмотреть предмет. Увидав его, Амманулла поцокал языком. Затем осторожно, двумя пальцами, он взял предмет, поднес к глазам, расплылся в улыбке и принялся разбираться с подарком. Бойцов улыбнулся, поняв, что попал в цель.

Предметом был складной нож американских рейнджеров. Его в качестве трофея капитан спецназовцев заполучил в Чечне. Нож нашли у одного из наемников, ликвидированных при попытке перейти административную границу республики со стороны Дагестана. Банда напоролась на засаду, организованную группой Бойцова. При досмотре трупов эту вещицу вместе со спальными мешками на гагачьем пуху австрийского производства и еще несколькими необходимыми в горах предметами припрятал спецназовец по кличке Кэмел.

Бойцов не одобрял, но и не осуждал подобные поступки. Снабжение даже таких элитных подразделений, как спецназ, оставляло желать лучшего. Хотя ради справедливости стоит заметить, что с приходом к власти нового президента ситуация начала меняться. Добытый в бою трофей, к тому же необходимый на войне, по понятиям Бойцова, можно было оставить у себя. Лично он пользовался такими вещами. Поэтому, когда Кэмел передал нож командиру, Бойцов без ложного ханжества принял презент.

Подарок действительно был знатный. В стальном пенале были спрятаны самые разнообразные лезвия и инструменты. Это была целая слесарная мастерская, способная вместиться в кармане. И все эти лезвия, пилки, кусачки, отвертки и прочие приспособления были сработаны из высококачественного металла. А на отполированной боковине ножа был выгравирован лозунг рейнджеров, гласивший, что «если ты должен сделать это, то ты это сделаешь».

Амманулла поочередно открывал лезвия, словно боялся, что его хотят надурить, подсунув недоброкачественный товар. При каждом новом открытии он восхищенно крутил головой и причмокивал языком.

«Все-таки у восточных людей торгашество в крови», – наблюдая за реакцией полевого командира, подумал тогда Бойцов.

В свою очередь Амманулла искренне радовался выгодному предложению. Он вырос и жил в стране, где человеческая жизнь стоила очень мало. Такой порядок вещей сложился в Афгане давным-давно, а череда войн и усобиц лишь упрочила его.

Гражданину какой-нибудь сытой европейской страны это могло бы показаться дикостью – выменивать человеческую жизнь на хороший нож.

Но Амманулла так не считал. Он не был дикарем. Он просто жил по законам своей страны.

Взвешивая на ладони нож, полевой командир спросил Бойцова:

– Не жалко?

Капитан, понявший, что сделка состоится, облегченно выдохнул:

– Нисколечко.

– Тогда забирай это ишачье отродье, – милостиво согласился полевой командир.

Все это время пленник следил за ходом переговоров.

Догадавшись, что ему дарована жизнь, он рухнул лицом вниз и по-пластунски подполз к Бойцову. Он что-то бубнил, хватая ртом пыль. Добравшись до Бойцова, пленник обхватил ноги офицера. Бойцов не успел отступить, как спасенный стал целовать его бурые от пыли берцовки.

Нагнувшись, капитан негромким, но властным голосом сказал:

– Вставай. Я привык сам чистить обувь.

Бывший пленник поднялся, еще раз склонился в молитвенном поклоне и, не оглядываясь на обреченных товарищей, заспешил в сторону молчавших спецназовцев…

Парень провел с ними три дня.

Спасенного звали Ахмед.

Он был уроженцем одной из северных провинций, где правил не покорившийся ни талибам, ни советским войскам военачальник Масуд. Его еще прозывали «львом Пандшера», по имени ущелья, где находилась вотчина Масуда. В этом-то ущелье паренек и хлебнул горя.

Отец Ахмеда погиб, когда сыну исполнилось три года. Ровно через месяц на противопехотной мине подорвалась мать. А потом одного за другим война забрала и старших братьев.

Когда Ахмед подыхал от голода, люди Масуда отправили мальчишку в ущелье. Там ему вручили плетеную корзину, молоток, кусок лепешки и керосиновую лампу. С этим набором вещей Ахмеду приказали отправляться в извилистую штольню, прорубленную в чреве горы. В сыром мраке он должен был добывать лазурит.

Этот полудрагоценный камень с оттенками от голубого до зеленовато-бирюзового издревле считался на Востоке магическим. Его вставляли в перстни, делали из него четки для молитв и другие украшения. Западные модницы также не брезговали украшать себя ювелирными изделиями из лазурита. А Масуд за вырученные деньги покупал оружие и вел войну.

Пандшер был напичкан лазуритом, как хороший бисквит изюмом. Только вот выколупывать его из скальной породы приходилось с большим трудом. Ахмед вкалывал по шестнадцать часов в сутки за лепешку из проса и лохмотья, которые сложно было назвать одеждой. Через несколько лет каторжной работы он решил убежать.

Прихватив суточную выработку драгоценного камня, Ахмед покинул штольню. Стараясь обмануть охранников, он не стал спускаться в долину, а направился в горы. Он знал, что его будут искать, и если найдут, то подвергнут жестокому наказанию.

Обычно за такие преступления вора до смерти колотили палками. Но могли придумать смерть и похуже.

Ахмед не хотел такой участи. Он был готов переметнуться на сторону талибов. Но судьба распорядилась иначе.

В горах паренька подобрала банда Надира. Это сообщество никому не подчиняющихся людей на свой манер пыталось выжить. Правда, делали это они за счет других, промышляя убийством, разбоем и грабежами. Парню хотелось жить, а судьба выбора не оставляла.

В банде Ахмед прижился, стал вроде адъютанта при главаре. О возвращении к мирной жизни он и не помышлял, успев позабыть, что такое голод и нищета. Ахмед научился убивать. Он быстро забывал о жертвах своих преступлений. Но потом цепь удач прервалась.

Банда позарилась на караван с оружием. Этот кусок оказался ей не по зубам. В результате столкновения с людьми Северного альянса отряд был рассеян, а большинство бандитов попало в плен.

– Остальное вы знаете, – всякий раз завершал свой рассказ Ахмед, прибившийся к спецназовцам.

Когда команде Бойцова пришла пора отправляться домой, спасенный появился возле вертолетной площадки.

Ахмед долго стоял на краю утрамбованного пыльного поля и смотрел, приложив ладонь ко лбу, на винтокрылые машины. Спецназовцы спешно грузили в «вертушки» казенное имущество и опечатанные ящики с документами.

Бойцов наблюдал за погрузкой, перекуривая с афганским охранником. Охрана уже привыкла к другу русских, но, зная прошлое Ахмеда, злобно косилась на парня. Сегодня охранники делали вид, что не замечают его.

Поманив парня к себе и подождав, пока тот подбежит, капитан сказал:

– Валил бы ты отсюда, Ахмед. Мы улетим, а тебе глотку подрежут.

Афганец с чисто восточным спокойствием подтвердил:

– Подрежут.

В его глазах-маслинах отразилось высокое небо, в лазурные глубины которого через несколько минут должны были нырнуть «вертушки».

Бросив окурок, Бойцов затоптал его рифленой подошвой берцовки:

– Вот и не искушай судьбу. Уходи, пока мы здесь. При мне тебя убивать не станут.

Коричневое лицо парня казалось вылепленным из обожженной в гончарной печи глины.

– На все воля Аллаха, – тихо ответил Ахмед.

Капитан приобнял парня за плечи и, легонько подтолкнув, повел к краю площадки. По пути он сказал:

– А у нас говорят, что на Бога надейся, а сам не плошай.

Ахмед остановился, заглянул капитану в глаза и вдруг с неожиданной горячностью произнес: