Страница 50 из 96
Мужчина засмеялся.
— Брион, — представился он.
— Меня зовут Фалько. — Я продолжал ласкать Ферокса, чтобы поддержать разговор. — Ты дрессировщик! Почему же ты чистишь конюшню? Разве здесь нет слуг?
— Здесь ничего нет. Все распродано.
— Когда Пертинакс отправился на пароме в Гадес?
Он кивнул.
— Лошади были его страстью. Первое, что сделал старик: в тот же день избавился от всех вещей, всех слуг. Он не мог их здесь терпеть.
— Да, я слышал, ему много чего осталось в наследство. А что с этими двумя?
— Возможно, он потом пожалел об этом. Ферокса и Малыша ему прислали из Рима. — Я об этом знал. Когда мы распродавали имущество в доме на Квиринале, то нашли купчие на этих двух лошадей на имя Марцелла. Я не видел животных, но сам подписывал письменное распоряжение на их перевоз домой. — А почему вы интересуетесь, Фалько? — продолжил Брион. Он казался дружелюбным, но я видел, что на самом деле он был скептиком.
— Ты знаешь Барнаба?
— Знал, — ответил он, решив себя не компрометировать.
— У меня есть деньги, которые принадлежат ему. Он здесь не показывался в последнее время? — Брион посмотрел на меня, потом пожал плечами. — Мне кажется, — настаивал я предупреждающим тоном, — что ты определенно видел его — учитывая лошадей.
— Возможно… Учитывая лошадей! — Он согласился с моим предположением, не пошевелив ни одним мускулом. — Если я его увижу, то передам, что вы приходили.
Я отстранил Малыша, который настойчиво тыкался в меня носом, и сделал вид, что сменил тему.
— Летом в окрестностях виллы у Везувия очень тихо. В доме никто не живет?
— Только члены семьи, — сообщил мне Брион с каменным выражением лица.
— А молодая девушка?
— О, она одна из них!
Проницательный дрессировщик сообразил, что я не имел права находиться здесь. Он решительно проводил меня через дверь и повел к дому. Когда мы шли через конюшню, я удостоверился, что проверил все стойла. Брион, в конце концов, потерял терпение от нашего вежливого притворства.
— Если вы скажете мне, что ищете, Фалько, то я скажу, здесь ли оно!
Ничуть не растерявшись, я улыбнулся. Я искал двух лошадей, которые следовали за мной от Рима до Кротона — не говоря уже об их загадочном наезднике, которым, как я вычислил, был Барнаб.
— Тогда попробуем так: двух первоклассных скакунов — большого коня чалой масти, который, похоже, специально обучен для ипподрома, но выглядит так, как будто только что проиграл, и пегую вьючную лошадь поменьше…
— Нет, — коротко сказал Брион.
Он был прав; их здесь не было. Однако краткость, с которой он ответил, убедила меня, что когдато он видел парочку, о которой я говорил.
Брион отвел меня назад к колоннаде, затем с одновременно разочарованным и облегченным видом отошел, когда Елена Юстина, молодая девушка, которая была членом этой семьи, встречала меня своей сонной, невозмутимой улыбкой.
XLVII
Когда я возвращался к Елене со счастливым посвистыванием арфиста, к ней только что подошел ее свекор. Не упоминая о разговоре с дрессировщиком лошадей, я извинился за свое присутствие, смутно объяснив Капрению Марцеллу, что встретил Елену Юстину, которая перегрелась на солнце…
Приход Марцелла положил конец моему осмотру территории. Ничто не могло мне помочь; я воспитанно ушел, тихо кивнув ее светлости, — все, что я смог сделать, чтобы ответить на вопрос, который читался в ее темных, глубоких, любопытных карих глазах.
Должно быть, Марцелл счел мою историю довольно правдоподобной. Елена выглядела совершенно истощенной. Я чувствовал, что ей необходим не просто отдых под пледом и горячий чай. Она нуждалась в том, чтобы ктонибудь за ней поухаживал. Хуже всего было то, что моя обычно такая выносливая девушка, казалось, тоже так думала.
Когда я повел мула приказчика обратно к дороге с виллы, я не мог вспомнить ни единого слова Елены с того момента, как привел ее домой, и до того, как ушел. Только те глаза, которые смотрели на меня со спокойствием, изза которого я ненавидел уходить от нее.
Чтото было не так. Еще одна проблема. Еще одна закопанная реликвия, которую мне предстоит откопать, как только будет время.
К черту приказчика, ожидавшего в Геркулануме своего мула; я сделал остановку и поужинал со своими друзьями в Оплонтисе. Честно говоря, мне показалось, что они все стали спокойнее, когда я уехал жить в другое место.
Пророчество Елены насчет служанки оказалось верным. Эту легкомысленную глупую девчонку отправили на рынок рабов! Невероятно. Я надеялся, что она найдет более снисходительную госпожу; я больше никогда ее не видел.
Мне ничего не сказали. На следующий день я сам поднял этот вопрос в разговоре с Эмилией Фаустой. Она выслушала мою точку зрения, потом угрожала прекратить мою работу учителем. Я посоветовал ей сделать это. Фауста проиграла; я остался.
Я разозлился не только изза того, что девушка была привлекательной. Проведя полдня с Еленой, я с трудом мог вспомнить, как выглядела служанка Фаусты. Но мне казалось, что должен существовать другой способ поддерживать дисциплину.
Я не допустил, чтобы эта ссора с Фаустой повлияла на наши с ней профессиональные отношения. Она стала более увлеченно, чем когдалибо, совершенствовать свою музыкальность. Девушка нашла новый стимул: она сказала, что Ауфидий Крисп планировал устроить огромное пиршество для всех своих друзей на этой части побережья.
Руф туда собирался. Он отказывался брать сестру; сказал, что пойдет с одной своей знакомой девушкой. Казалось, Фауста была поражена. Хорошо бы это означало, что ее брат знал только неуместных в таком обществе девушек; так наверняка будет веселее.
Я имел большие надежды попасть к Криспу. Частично изза Эмилии Фаусты, которая была решительно настроена заявиться туда без приглашения. И частично изза того, что она брала с собой арфу. И чтобы ненавязчиво привлечь к себе внимание и пронести ее мимо неприветливого привратника, знатная Эмилия Фауста брала с собой меня.
XLVIII
Сегодня вечером я его увижу. Иногда знаешь наверняка.
Один из моих родственников, наделенный ярким чувством юмора, говорил, что всякий раз, когда женщины испытывают такие чувства, всегда оказывается, что у героя слабые руки, высокомерная мать, а состояние мочевого пузыря сказывается на его личной жизни. К счастью, я знал Ауфидия Криспа не настолько хорошо, чтобы слышать о его семье или жалобах на здоровье.
Он взял виллу в Оплонтисе. Или снял, арендовал, позаимствовал, просто украл ее на одну ночь, кто знает? — кого это волновало, когда атмосфера была приятной, напитки неограниченными, а прекрасные танцовщицы почти обнаженными? Как утверждали местные жители, вилла принадлежала Поппее Сабине, второй жене Нерона. Такая связь дома с императором содержала хороший намек на амбиции его хозяина.
Вилла Поппеи доминировала в местности Оплонтиса. Вероятно, люди, которые в ней жили, могли не заметить шумных бараков грубых рыбаков за пределами своей территории и думали, что их вилла и была Оплонтисом. Людям, живущим в такой роскоши, удобно игнорировать бедняков.
В течение почти всего нашего пребывания в городе этот огромный дом был закрыт ставнями и оставался темным. Аррия Сильвия пыталась попасть внутрь, чтобы посмотреть, что там, но сторож ее выгнал. Насколько нам удалось узнать, когда Поппея вышла замуж за Нерона, эта вилла перешла в собственность империи и после ее смерти оставалась пустой. Казалось, никто не хотел принимать решения, что же делать с этим местом, словно за жестокую смерть такой красивой женщины от рук Нерона даже исполнителям в императорском дворце было стыдно.
Большая часть особняка располагалась на двух этажах, и здание со всех сторон окружали одноэтажные галереи с колоннадами и сады. Широкая терраса выходила прямо на море, ведя к большой центральной анфиладе комнат. В боковых частях здания, должно быть, находилось более ста комнат, каждая из которых была декорирована с таким изысканным вкусом, что следующий хозяин обязательно переделает и реставрирует их. Вилла была готова к небольшому ремонту; я имею в виду, что она и так была прекрасна.