Города Алисы

А Алиса осталась с Соломоном, который никогда в жизни не брал ничей след, но был готов идти за своей хозяйкой даже в логово шахида. Араб петлял-петлял, пытался спрятаться за деревом, а затем дернулся в сторону детской площадки. Алиса побежала наперерез, чтобы заблокировать туда дорогу. Террорист, пугливо озираясь, все время говорил по мобильному — видимо, предупреждал сообщников о срыве их ужасного замысла. И тут показались полицейские. И почему-то с сетью. Алиса бросилась к ним навстречу. И араб почему-то тоже. А полицейские ни с того, ни с сего набросили сеть на Соломона. Такого Алиса стерпеть не могла — она двинула обидчика своего песика по уху, и у того слетела фуражка. На Алису за это надели наручники. А террорист, улучшив момент, наябедничал и показал запачканные Соломоном тренировочные — просил занести в протокол.

Полтора часа в полицейском участке были чудовищны. Алисе предъявили обвинение в сопротивлении полиции, которая пыталась отловить бешеного пса, покусавшего господина Абделькадера. Так звали типа, вызывавшего полицию. Дескать, он совершал пробежку, занимался фитнесом со специальным поясом, фиксирующим различные показатели организма, а тут — нападение.

Алиса ревела, представляя, как ее маленького пса усыпляют жестокие полицейские. Впрочем, копы разрешили ей сделать звонок, и вскоре на выручку Алисе прибыл сам господин Друри в сопровождении всклокоченного Джима. Господин Друри в целом знал подробности случившегося, но попросил Алису еще раз обо всем рассказать.

— Мы ничего плохого ему не сделали. Соломон ведь не кусается. Он добрый и…

— Вашего пса зовут Соломон? — перебил ее господин Друри.

— Да, но я не понимаю…

— Все полицейские были белые? Черные среди них не попадались?

— Нет, а что?

— А то, что это радикальным образом меняет дело. Мы выставим иск на миллион. Во-первых, мы обвиним их в антисемитизме. Араб услышал, как вы звали пса Соломоном, и пропитался ксенофобией. Поэтому он совершил нападение на собачку. А полиция злоупотребила служебными полномочиями. На наше счастье в Нью-Йорке гостит Брижит Бордо. Она возглавляет движение по защите прав животных. Завтра мы организуем ее гневное интервью во всех газетах. Во-вторых, мы обвиним их в расизме. Джим позвонил полицейским и ждал их на углу Бродвея и Коламбус сайркл, но они его проигнорировали, потому что он афро-американец. В-третьих, мы предъявим иск…

— Не надо исков, — простонала Алиса. — Пусть отдадут Соломона и выпустят отсюда.

— Вы, русские, не умеете считать деньги. Быть по вашему, но я их припугну.

Через 15 минут к Алисе примчался начальник полиции Нью-Йорка с Соломоном подмышкой и умолял извинить его подчиненных. И был прощен! Алиса, приехав в отель, пожертвовала шопингом и поменяла билет с послезавтра на завтра. Не боясь прослыть расисткой, отказалась от услуг Джима, приняла снотворное и легла в кровать в обнимку с Соломоном.

Кровоподтеки от наручников прошли только через три дня, а через неделю в Москву позвонил господин Друри.

— Хочу предложить разработать дизайн тинейджерских сумочек и гейджетов. В планах новой линии, которая…

— А сумочки для Европы и Америки?

— Да, а что?

— В арабские страны они не будут продаваться?

— Наверное, нет. А что?

— А то, что я хочу сделать сумочку в виде собачки.

МЮНХЕНСКИЕ МУЗЫ

На примере Анечки Алиса поняла, что межнациональные браки величайшее благо. Анечка была сказочно красивой, но не менее сказочно глупенькой. Сказочно, потому что ее будто околдовали. Но зато она славная. А доброта выше интеллекта, хотя многие снобы с этим поспорят. Против данного постулата ничего не имел благополучный психотерапевт Людвиг Швайнштайгер. Несовершенный английский, на котором он общался с Анечкой, нивелировал ее недалекость. А если что-то и пролезало наружу, то казалось милым чудачеством.

— Ты мой идеал, — шептал ей наивный доктор.

Людвиг предложил Анечке руку и сердце, а Анечка предложила Алисе прилететь на свадьбу в Мюнхен. Алиса прихватила своего любимого маленького грифона по кличке Соломон и вынуждена была оставить его только однажды — на время венчания в соборе святого Петра. И хорошо, что с собаками туда не пускают, — Соломон наверняка бы разлаялся. Если уж Алиса чуть не вскрикнула…

В одной из боковых ниш в фривольной позе на подушечках полулежал, подогнув ножки, скелет. А из черепа таращились стеклянные глаза. Скелет был обернут в прозрачный саван, украшенный драгоценными камнями и кокетливой позолотой, из чего Алиса сделала вывод, что мощи принадлежат даме. Она даже поинтересовалась ее именем. Святая Мундиция — покровительница незамужних женщин. Скольких она сумела утешить и вдохновить за несколько веков — и не перечесть!

Познакомившись с Мундицией, Алиса встала как свидетельница рядом с Анечкой. Читали Библию, а потом священник задавал жениху и невесте вопросы по-немецки. Анечку предупредили, что на все нужно отвечать выразительным «ja». Но священник поинтересовался у окружающих, знают ли они какие-то обстоятельства, которые мешают заключению брака. Формальный вопрос — тут не надо отвечать, тут всем следует промолчать. Анечка с энтузиазмом кивнула — «ja». И улыбнулась от счастья среди всеобщего смятения. Впрочем, недоразумение быстро замяли.

На торжественном обеде посреди очаровательного парка Алиса произнесла тост, призывающий ко всему относиться с юмором:

— Если вы на все будете смотреть несерьезно, то у вас будет крепкий брак.

Родственники и друзья жениха переглянулись, а мама Людвига порекомендовала официантам наливать Алисе только безалкогольное шампанское. Было обидно из-за такой несправедливости. Утешало то, что с мученицей Мундицией римские власти в третьем веке поступили еще более несправедливо. Зато сейчас она пользуется всеобщим почетом и уважением.

Как только молодожены раскланялись с гостями, Алиса поспешила к себе в отель «Опера». Отличный отель — доплачиваешь 12 евро и можно жить с собакой. Так что в чем-то гостиница лучше церкви. Если бы не одно но. В церкви все себя ведут тихо, а тут… Покинув душ, Алиса услышала вопли. Причем на русском языке. Вышла на балкон и обнаружила, что у нее сумасшедшие соседи. Один — маленький и тощий — воздевал руки к небу. Другой — маленький и крепенький, как регбийный мячик, — держался руками за перила балкона, но стоял с внешней стороны, готовый к прыжку с четвертого этажа. Они были кавказцами, средних лет, лысыми, с огромными носами и во фраках. Вернее, у человека по ту сторону балкона имелся фрак, но брюк, носков и ботинок на нем не наблюдалось. Его это, впрочем, нисколько не смущало. Смущало другое:

— Азад, сейчас все откроется! Они поймут, что я безголосое ничтожество. Все пропало.

— Что ты говоришь! Ты великий певец. Тебя знает весь мир!

— Вы можете не орать? — возмутилась Алиса. — Почему я должна слушать ваши скандалы?

Парочка уставилась на нее, а тот, что собирался прыгать, мгновенно приобщил ее к спору:

— Отлично, Азад! Если я великий, спроси у нее, кто я такой. И посмотрим, что она скажет.

— Да как она может не узнать гениального тенора Абига Тер-Асатурова? — Азад начал подмигивать Алисе так, будто в его глаза залетели тучные мошки.

— Извините, но мне не знакомо это имя, — честно призналась Алиса.

— Вот правда жизни! — пал духом Абиг. — Моя слава — это твоя работа, Азад. Ты великий пиарщик, а я ноль, — Абиг держался одной рукой за балкон, а другой в отчаянии закрыл глаза.

— И ты веришь какой-то маленькой необразованной девочке? — завизжал Азад.

— Нет, это глас истины. Это… — Абиг отвел ладонь от глаз и вытаращился на Алису, стоявшую на балконе в халатике и с полотенцем на мокрых волосах в виде тюрбана. — Азад! Это же муза! Муза! Концерт спасен, — запел Абиг. — Зови ее сюда.

— Если вам нужна девочка на ночь, обратитесь к портье — он найдет, — Алиса хлопнула балконной дверью, но через минуту была вынуждена вернуться из-за невыносимых стонов парочки.