Страница 70 из 92
— А что, если мы с вами будем размышлять так, — подкинул он теперь свою идею, — дробь номер один рассчитана на птицу размером с гуся. На крупную птицу. Не начать ли нам с них?
— Элементарно. Мы исключили домашних птиц, но надо посмотреть индюка, — продолжал я размышлять вслух, смотря теперь в слепые глаза гипсового бюста одного из первых русских зоологов Карла Рулье, стоящего на тумбочке возле моего стола. — Мы исключили пластинчатоклювых. Теперь мы можем смело отвести весь отряд воробьиных, а это почти половина фауны. Для воробьиных эти перья великоваты. Попробуем исключить отряд куликов, сразу долой восемьдесят шесть видов. Оставим, пожалуй, только кроншнепов.
Производя таким образом отсев, я пришел к выводу, что в первую очередь необходимо посмотреть представителей отряда куриных птиц, отряда тетеревиных и фазановых. Мы условились, что вернемся назад и начнем все сначала, если поиск ничего не даст, и пошли в хранилище. Здесь остро пахло нафталином, а на металлических стеллажах стояли картонные коробки черного цвета с этикетками, на которых были написаны латинские названия птиц.
— Здесь у нас более ста тысяч птиц, — объяснял я, зажигая лампы дневного освещения по всему нижнему ярусу хранилища.
Взяв по три отобранных мною коробки, мы перенесли их в кабинет и поставили на предназначенный специально для раскладки птиц обширный стол. Посмотрели самцов и самок глухарей и тетерок, рябчиков и дикуш, белых и тундряных куропаток в летнем наряде, куропаток серых, даурских, пустынных, кекликов... В научных коллекциях птицы хранятся в виде так называемых «тушек». То же чучело, только ему не вставляются стеклянные глаза и придается единообразная форма лежащей на спине птицы по стойке «смирно»: крылья прижаты к туловищу, лапки вытянуты.
Мы доставали из коробки птицу, брали оба перышка и прикладывали их к тушке, каждый раз убеждаясь в том, что перья не подходят ни по цвету, ни по рисунку. Коробки приносились и уносились, одних птиц сменяли другие, но ничего даже близкого по раскраске и рисунку пера не находилось.
Покончив с тетеревиными, перешли к фазановым. Пересмотрели сереньких самок всех подвидов, не оставляя без внимания и ярко раскрашенных самцов. Нет, ни у одного из просмотренных видов птиц не было такого серого перышка со струйчатым рисунком.
— Чтобы покончить с фазановыми, остается посмотреть уларов, — сказал я, — они как раз серые.
— Что такое улары?
— Горные индейки, как их принято называть в народе, хотя к индейкам они никакого отношения не имеют, принадлежат к фазановым.
Я рассказал ему, что внешне улары похожи на гигантских куропаток. Птицы редкие, живут высоко в горах и держатся на гребнях и вершинах. Добываются настолько редко, что орнитологи до сих пор не изучили до конца их биологии. В роде обитающих у нас уларов пять видов: гималайский, алтайский, тибетский, кавказский и каспийский. Все они отнесены к редким или исчезающим видам и занесены в Красные книги республик и Союза.
— Добыть улара крайне трудно. — Мы принесли коробки с этими птицами и поставили их на стол. — Так что вряд ли... Хотя серого цвета в оперении у них хватает. — Я раскрыл коробку с гималайскими уларами.
Похожее перо мы обнаружили на тушке кавказского улара. По цвету оно подходило совершенно, но зубчики струйчатого рисунка были у него мельче. Когда же я приложил перышко к груди каспийского улара, то радостно воскликнул:
— Есть! Оно! Смотрите!
Струйчатый рисунок повторялся совершенно точно, так же как и расцветка пера. Следователь сравнил их, пользуясь лупой, и убедился в полной и совершенной их идентичности. Но все-таки спросил:
— Вы уверены, что ни у одной другой птицы не может быть точно такого рисунка?
— Настолько же, насколько вы уверены в том, что отпечатки ваших пальцев не могут повториться. Должен вам сказать, — продолжал я, — что каспийский улар не только редкая птица и краснокнижный вид, каспийский улар имеет очень небольшую область распространения. Просто крохотную. Его ареал ограничивается незначительным участком Закавказья (горы Армении и Малого Кавказа), а другой подвид обитает в восточной части хребта Копетдаг в Туркмении. Если взять географическую карту Советского Союза размером с открытку, то ареал этого вида мы можем определить двумя точками остро отточенного карандаша.
— Но это замечательно! — по-мальчишески радостно воскликнул Котлов. — Потрясающе! Давайте посмотрим по карте.
Мы подошли к висящей на стене карте, и я, пользуясь карандашом, показал горы Копетдага:
— Здесь места, как видите, малонаселенные. А вот на Малом Кавказе, — перенес я карандаш через Каспийское море, — погуще. Но селятся люди, конечно, по долинам. Только ученые-физики живут на горе Актау да горнолыжники под горой. Я езжу туда кататься. Летом у меня экспедиции, поэтому отпуск беру зимой и работаю тренером по горным лыжам на туристских базах.
— Что такое Актау?
— Крупный спортивный центр: олимпийский комплекс с бассейном, стадионом, многими спортивными площадками и гостиницами; горнолыжный подъемник в три колена, поднимающий на три тысячи метров; несколько турбаз и домов отдыха. Зимой это нынче горнолыжный курорт, куда съезжаются любители горнолыжного катания со всего Союза. Собираюсь туда в январе.
— И в этих местах можно поохотиться на улара? — поинтересовался Андрей Петрович.
— Охота во всем районе запрещена. — Котлов слушал меня очень внимательно. — К тому же добыть улара может только хороший охотник и физически сильный человек, ибо для этого надо подниматься на гребни и вершины гор. А птицы бегут очень быстро и потом перелетают на другую сторону ущелья. И тогда надо начинать все сначала. У среднеазиатских народов человек, добывший улара, считается лучшим охотником и даже героем. В последние же годы такой трофей делает человека браконьером.
Котлов составил акт экспертизы, в котором формулировка определения перьев была весьма осторожной: «По всей видимости, перья принадлежат каспийскому улару, добытому в период с августа по октябрь».
— Спасибо, Александр Владимирович, — сказал следователь, — теперь у меня к вам есть еще один вопрос. Скажите, пожалуйста, где вы были и что вы делали восемнадцатого ноября?
Он опять смотрел строго и холодно. Меня это сразу разозлило. Только что я ему помогал, мы вместе работали, и тут вместо благодарности такая отчужденность. И потом, что ему надо? Какое право он имеет вторгаться в мою жизнь? Но я сдержал себя и так же холодно стал отвечать:
— Восемнадцатого ноября?
— Да. Где были, с кем встречались?..
— Три недели назад? Черт-те знает, не так просто... Посмотрю записную книжку. — Я полез в карман за своей «склеротичкой». В напряженные дни я записываю перечень дел.
— Это суббота, — подсказал Котлов.
— Тогда проще. — Я нашел уже календарник с пометками. — Даже очень просто. Я ездил консервировать на зиму дачу. Выехал на машине с женой и сыном в пятницу, семнадцатого ноября, и вернулся в воскресенье, девятнадцатого, вечером.
Котлов спросил, где у меня дача и как туда проехать, кто соседи и с кем из них я общался в эти дни. И все это записал. Попрощались мы с ним, не подавая друг другу руки.