Неоконченные предания

Так и вышло, что, когда стало совсем светло, они тронулись в путь и наконец, все время держась начеку, выбрались из зарослей тростника и низкорослых ив и очутились в сумрачных лесах, покрывавших большую часть южной равнины, что примыкала к Нарготронду. Весь день они шли на запад, и видели лишь запустение, и не слышали ни звука: кругом царило безмолвие, и Маблунгу казалось, что все застыло в страхе. Они пробирались тем же путем, что и Берен много лет назад; тогда лес был полон незримых охотников, но теперь народ Нарога исчез, а орки, похоже, еще не забредали так далеко на юг. Ту ночь они провели в сумрачном лесу, не разводя костра.

Так шли они еще два дня, и к вечеру третьего дня после переправы они пересекли равнину и приближались уже к восточному берегу Нарога. Тут Маблунга охватило такое беспокойство, что он принялся умолять Морвен не ходить дальше. Но она лишь рассмеялась и сказала ему:

— Тебе хочется поскорее избавиться от нас, да это и понятно. Но придется тебе повозиться с нами еще немного. Мы уже слишком близко, чтобы отступать из трусости.

Тогда вскричал Маблунг:

— Безумны вы обе, и отвага ваша безумна! Разве поможете вы разведчикам? Только помешаете! Слушайте же меня! Мне было велено не задерживать вас силой; но велено мне также беречь вас, как только можно. Теперь приходится мне выбирать одно из двух. И я предпочитаю сберечь вас.

С утра я отведу вас на Амон–Этир, Дозорный холм — это здесь неподалеку; там я и оставлю вас с охраной, и дальше вы шагу не ступите, пока я здесь главный.

Амон–Этиром назывался курган, огромный, как гора; много лет назад с великими трудами сложили его по велению Фелагунда на равнине перед его Вратами, в лиге к востоку от Нарога. Курган тот порос лесом, но на вершине его деревьев не было, и оттуда были видны все дороги, что вели к большому нарготрондскому мосту, и все земли вокруг Нарготронда. Всадники подъехали к этому холму ближе к полудню и поднялись на него с восточной стороны. Маблунг взглянул на Высокий Фарот, что вздымался за рекой, бурый и нагой[58], и увидел своим эльфийским взором террасы Нарготронда на крутом западном берегу и зияющие Врата Фелагунда — черное отверстие в склоне горы. Но он не услышал ни звука и не увидел никаких признаков присутствия врагов или самого Дракона — кроме пятна гари у Врат, что выжег он в день побоища. Все было тихо, светило бледное солнце.

Поэтому Маблунг, как и говорил, велел своим десяти всадникам остаться на вершине с Морвен и Ниэнор и не уходить, пока он не вернется, разве что появится какая–нибудь грозная опасность; в этом случае всадники должны были окружить Морвен и Ниэнор и скакать во весь опор на восток, к Дориату, отправив вперед гонца с вестями и за помощью.

Потом Маблунг взял остальных двадцать воинов, и они спустились с холма; пробравшись на западную равнину, где деревьев было мало, они рассыпались и отправились к Нарогу каждый своим путем, смело, но осторожно. Сам Маблунг пошел посередине, прямо к мосту, и, выйдя к нему, увидел, что мост совершенно разрушен; меж обвалившихся камней ревела и пенилась глубокая и бурная река, разбухшая от дождей далеко на севере.

Но Глаурунг был тут. Он лежал, укрывшись в проходе, что вел вглубь дворца от разрушенных Врат, и давно уже заметил соглядатаев, хотя немногие в Средиземье различили бы их на таком расстоянии. Но жуткий взгляд Дракона был острее орлиного, и видел он дальше зорких эльфов; он даже знал, что часть их осталась позади, на голой вершине Амон–Этира.

И вот, когда Маблунг пробирался среди скал, ища, как бы перейти реку по камням, оставшимся от моста, Глаурунг выполз наружу, полыхнув пламенем, и спустился в реку. Послышалось шипение, и к небу поднялись клубы пара; Маблунга и его спутников, что прятались поблизости, окутало слепящей мглой и жутким зловонием; и большинство из них бросились бежать в сторону Дозорного холма. Но Маблунг отполз в сторону и притаился за скалой, пережидая, пока Глаурунг переберется через реку, и остался там — у него было еще одно дело. Теперь он знал, что Глаурунг действительно живет в Нарготронде; но ему было велено, по возможности, также разузнать осудьбе сына Хурина; и потому он, набравшись мужества, решил перейти реку, когда Глаурунг уползет, и осмотреть чертоги Фелагунда. Он ведь думал, что сделал все, чтобы сберечь Морвен и Ниэнор: Глаурунга заметят издалека и, должно быть, всадники уже мчатся к Дориату.

Глаурунг прополз мимо — огромный силуэт в тумане; Змей полз быстро — он был могуч, но очень гибок и проворен. Маблунг с великой опасностью переправился через Нарог; а в это время наблюдатели на Амон–Этире увидели Дракона и ужасно испугались. Они велели Морвен и Ниэнор тотчас, без пререканий, садиться в седло, и собирались бежать на восток, как было велено. Но не успели они спуститься на равнину, как порыв недоброго ветра принес пар и вонь, какой ни один конь не вынесет. Кони, ослепленные мглой, взбесились от запаха Дракона, сделались неуправляемыми и заметались. Стражники рассеялись и потеряли друг друга; многих кони сильно расшибли о стволы деревьев. Ржанье коней и крики всадников достигли ушей Глаурунга; и он был весьма доволен.

Один из эльфов, борясь с конем, видел, как мимо пронеслась во мгле владычица Морвен, серая тень на бешеном скакуне; но она скрылась в тумане, крича «Ниэнор!», и больше они ее не видели.

Когда нахлынул слепой ужас, конь Ниэнор помчался, не разбирая дороги, споткнулся, и она вылетела из седла. Она удачно упала на траву и не ушиблась, но, встав на ноги, обнаружила, что осталась одна: совсем одна в тумане, без коня и без спутников. Однако она не растерялась, поразмыслила и решила, что не стоит бежать на крики: крики слышались со всех сторон, но постепенно удалялись. Ей показалось, что лучше всего снова подняться на холм: ведь Маблунг непременно должен будет прийти туда, прежде чем отправиться обратно, хотя бы затем, чтобы убедиться, что никого из его отряда там не осталось.

Девушка пошла наугад, все вг ору, и нашла холм — он и в самом деле был неподалеку. Она стала медленно взбираться наверх по тропинке, что вела на холм с востока. Наверху мгла становилась все реже, и вот наконец она вышла к вершине, освещенной солнцем. Она шагнула вперед и посмотрела на запад. И прямо перед ней воздвиглась огромная голова Глаурунга, который как раз вполз на холм с другой стороны; она не успела понять в чем дело, как Дракон поймал ее взгляд; а глаза Дракона были ужасны, в них горел злобный дух Моргота, его хозяина.

Ниэнор попыталась бороться с Глаурунгом — у нее была сильная воля; но и змей обладал великой мощью.

— Чего ты ищешь здесь?—спросил он.

И она против воли ответила:

— Я ищу некоего Турина, он одно время жил здесь. Но он, наверно, умер.

— Не знаю, не знаю, — ответил Глаурунг. — Его оставили защищать женщин и раненых; но когда явился я, он бросил их и сбежал. Хвастлив, но, похоже, трусоват. Зачем тебе понадобился такой ничтожный человечишка?

— Лжешь! —сказала Ниэнор. —Дети Хурина —кто угодно, только не трусы. Мы тебя не боимся.

И Глаурунг расхохотался, ибо так хитрость помогла ему узнать Ниэнор.

— Тогда глупцы вы оба, и ты, и твой братец, — прошипел он. — И похвальба ваша окажется пустыми словами. Ибо я — Глаурунг!

И змей впился взглядом в ее глаза, и воля ее угасла. Ей показалось, что солнце померкло и все вокруг сделалось расплывчатым; и постепенно ее охватила глубокая тьма, и во тьме не было ничего: она ничего не знала, ничего не слышала, ничего не помнила.

Маблунг долго обшаривал подземелья Нарготронда. Он осмотрел все, что мог, как ни мешали ему тьма и зловоние; но ничего живого не нашел: вокруг были одни недвижные кости, и на крики никто не отзывался. Наконец, не выдержав жути, что наполняла эти подземелья, и боясь, что вернется Глаурунг, Маблунг возвратился ко Вратам. Солнце опускалось к западу, и черные тени Фарота лежали на террасах и на бурной реке внизу; но вдалеке, у Амон–Этира, ему почудился жуткий силуэт Дракона. Переправляться назад было труднее и опаснее, потому что Маблунг боялся Дракона и торопился; не успел он ступить на восточный берег и спрятаться под обрывом, как появился Глаурунг. Но теперь он полз медленно и бесшумно, потому что его пламя угасло: он потратил много сил, и теперь ему хотелось отдохнуть и подремать в темноте. Вот он, извиваясь, пересек реку и пополз к Вратам, как огромная змея. Он был пепельно–серый и оставлял за собой слизистый след.

58

В «Сильмариллионе» (гл. 14, стр. 121) Высокий Фарот, или Таур–эн–Фарот, назван «лесистыми нагорьями». «Бурым и нагим» он назван, вероятно, потому, что тогда было начало весны, и деревья стояли без листьев.