Страница 73 из 113
— Вишь, значит, поняли наше миролюбие, но далее-то что, — рассматривая картинки, недоумевал командир, — У нас время уходит. Пойдем вдоль берега, на западе устье речушки виднеется, нальем там воду.
Целый день матросы возили воду в бочках. Японцы не показывались, они были заняты другим делом…
В просторной комнате начальника крепости, вдоль стены на согнутых коленях, смиренно потупив глаза, притихли исправники и офицеры. Перед ними в распахнутом халате, размахивая руками, отрывисто рубил фразу за фразой начальник крепости.
— Ночью прибыл гонец от достопочтенного губернатора, — при этих словах начальник прикрыл глаза, благоговейно сложил ладони под подбородком, но тут же быстро продолжал, — нам сделан упрек, что мы хуже зайцев, не можем изловить мышей. — Японец медленно поднял руки, обнажая костлявые запястья, — губернатор надеется, что подобно лисам мы заманим коварных пришельцев и захлопнем капкан. Иначе, — жестко закончил начальник, — каждому из нас грозит харакири.
На следующее утро из крепости вышел бородатый курилец с деревянным крестом. Все время крестясь, «приближался потихоньку, с величайшей робостью» к морякам. Кузьма, как он назвался, «дрожа от страха», бессвязно пояснил, что начальник города желает встретиться на лодке, но брать с собой не больше пяти человек.
Головнин подарил курильцу бисер.
— Дозвольте табак, ваша милость, — попросил курилец.
— Табаку у меня нынче нет, потом прихвачу, — ответил Головнин и отвалил на шлюпке.
Откуда-то вынырнула лодка с японскими чиновниками и вооруженной стражей.
— Суши весла, а ружья наизготовку иметь, — приказал Головнин.
Японцы приблизились и начали разговор через сидевшего у них курильца. Сначала чиновник извинился за пальбу из крепости и спрашивал, что нужно.
— Пшена мешков десять и рыбы пудов пять, — ответил Головнин.
— Очень хорошо, это будет, — поклонился японец, — но наш начальник приглашает вашего начальника поговорить об этом, — чиновник протянул руку к крепости.
— Сегодня поздно, скоро вечер, отложим до завтра, — вежливо ответил командир «Дианы»
На шканцах его встретил встревоженный Рикорд.
— Я было приказал спускать барказ, идти на выручку.
— Пустое, — усмехнулся Головнин, — приглашают нас в гости.
— Не пора ли отчаливать, командир, пролив мы открыли, острова почти все описали.
— Погоди, поспеем. Завтра нальемся водой окончательно.
— Нам еще Сахалин и Шантарские острова обследовать надобно…
Утром японцы опять выслали лодку, махали веерами, приглашали пристать к берегу.
С четырьмя вооруженными матросами и Алексеем командир подошел к берегу. Головнин взял с собой матроса и Алексея, остальных матросов предупредил:
— Не дремать, сидеть сторожко, за нами приглядывайте. Ружья под парусину спрячьте, но держите наготове. — Головнин пристегнул саблю и ощупал карманы, по которым распихал шесть пистолетов.
Японский исправник, оягода, как называл его Алексей, встретил поклоном, с улыбкой. Рядом стояли два офицера и курильцы.
— Сейчас надо подождать, придет начальник.
Увидав вооруженного с головы до ног начальника, Василий Михайлович едва сдержал улыбку. «Ничего не может быть смешнее его шествия: потупив глаза в землю и подбоченясь фертом, едва переступал он, держа ноги одну от другой так далеко, как бы между ними была небольшая канавка».
Обменявшись с ним поклоном, Головнин извинился, что причиняет столько беспокойства.
Японец опять жалел о напрасной пальбе из пушек, но слукавил, объяснив, что мол сами русские виноваты, не послали вперед сообщить шлюпку.
— Мы так и не знаем, откуда вы идете, зачем здесь и куда намерены плыть дальше.
«Сколь раз объяснял вашим», — удивился Головнин, но решил пойти на хитрость.
— Возвращаемся мы из восточных пределов в нашей империи в Петербург, но, быв долго в море, имеем нужду в провизии, воде и дровах.
Японец осклабился, показывая желтые зубы.
— На Итурупе вы говорили, будто пришли к нам торговать.
— Тамошние переводчики неправильно истолковали мои слова.
Оягода затараторил, спрашивая имя русского императора, как звать командира, знает ли он Резанова.
Получив ответ, исправник махнул рукой, и из крепости принесли чай, напиток саке с икрою.
Головнин послал матроса к шлюпке за бутылкой водки, но прошептал:
— Накажи нашим глаз не спускать, ружья наизготовку. Постепенно вокруг собеседников сгрудились вооруженные солдаты с копьями, саблями, кинжалами.
Собеседники пили чай, пробовали водку, дружелюбно беседовали, Головнин имел свой интерес.
— Как скоро я могу получить у вас пшено и рыбу?
— Договариваться надо с главным начальником, — склонив голову, указал на крепость чиновник, — я лишь маленький человек. Прошу вас, пойдемте с ним говорить.
— Нынче для меня поздно, — осторожно ответил Головнин. Исправник протянул в дар кувшин с саке и показал на море.
— Мы закинули невод, ловить для вас рыбу.
Головнин поблагодарил, передал ему несколько бутылок водки и подарил увеличительное, «зажигательное» стекло.
В ответ получил белый веер.
— Когда вы будете им махать, мы будем знать, что вы к нам с миром идете, — поклонился на прощание с льстивой улыбкой японец.
К вечеру на берег отправился мичман Якушкин. Оттуда он привез сотню больших рыбин.
— Япони обошлись со мной ласково и все пытали, почему вы не приехали. Пояснил я им, что нынче поздно, а завтра вы будете непременно.
— Правильно объяснил, еще что сказывали?
— Просили, чтобы со многими офицерами вы пожаловали. Вы уж и меня возьмите, Василий Михайлович.
«Вот дотошный, все ему прознать хочется, потому и присказки сочиняет», — Головнин напустил на себя строгий вид.
— Все места заказаны, Всеволод Петрович, со мной пойдет Федор Федорович и Андрей Ильич, а вы уж на Шлюпе распоряжайтесь, не ровён час мы на берегу загуляем.
Рикорд пытался отговорить командира.
— Чего на берегу тебе делать? Уж больно японцы зазывают, не задумали чего?
— Ежели бы задумали, нынче бы и схватили, их почитай три десятка меня окружили с ружьями и копьями, а нас четверо было. А иду проведать ихнее житье-бытье, чудной народ. В Капштадте гутентотов видел, на Тане диких уваживал, в Камчатке с камчадалами, в Америке с колошами знался. Неужели япони не прознаю как след? Другова случая не будет.
— Возьми в достаток оружие, пистолеты.
— Ни, ни. Миролюбивы они, мне об них еще Крузенштерн сказывал. Так, для формы разве шпаги возьмем. Со мной Мур и Хлебников пойдут. Люди бывалые, Алексей для разговора.
— Из матросов кого возьмешь?
— Первостатейных матросов, кто побойчее да статный собой. Симонова Митрия да Макарова Спиридона, Шкаева Михайлу да Васильева Гришку.
За два года командир знал своих матросов по имени и по отчеству…
В каюте командир снял мундир, распахнул оконце, опустившись в кресло, снова обратился в мыслях к предстоящей встрече с японцами.
Накануне он проговорился Рикорду о влечении к знакомству со здешним народом. Но не только страсть следопыта владела им.
«Теперь, — рассуждал Головнин, — я в японцах уже никакой нужды не имею: дров, воды и съестных припасов у нас довольно, я могу без нужды с лишним два месяца продолжать опись и потом возвратиться в Охотск. Вступать с ними в переговоры надлежит обязательно. Надобно убедить их, что российское правительство не причастно к поступкам Хвостова и Давыдова. Те офицеры исполняли приказ Резанова. Кому, как не мне известно, что политика правительства нашего всегда клонилась к постановлению дружбы и торговых связей с Японским государством, а не ко вражде с оным. Следовательно, сей случай подавал мне средство и возможность поправить то, что испортили компанейские служители. Впрочем, если бы обстоятельства заставили Россию другим образом разведаться с японцами, свидание мое с ними испортить дело не могло. Заселение ими островов, которые мы считаем своими, во всяком случае дает нам право спросить у них отчета тем или другим способом. И потому вообразив, что в сем случае польза России и сопряженный с оною мой долг требовали презирать опасности».