Страница 40 из 113
Незадолго перед тем, как Унковский попал в плен к французам, у противоположного, средиземноморского побережья Испании начал крейсировать на фрегате «Фисгард» лейтенант Головнин. Командир фрегата лорд Маркер не мог нахвалиться на русского моряка. В штормовую непогоду, в часы боевых схваток Головнин — всегда в самом бойком и опасном месте. Капитан всегда был уверен в правильных и своевременных решениях российского моряка.
Однажды ночью с потушенными огнями на фрегат напоролось пиратское греческое судно, завязался бой. Капитан приказал спустить шлюпки и взять пиратов на абордаж. Головнин вызвался возглавить абордажный отряд. «На 20 января, в ночь, — отметил Головнин в записной книжке, — был в сражении, продолжавшемся около часа, при случае абордирования греческого судна вооруженной полякры, в заливе у мыса Сервера, которую мы абордировали на трех гребных судах с 50 человеками; греки палили по нас из трех люков, убили 5 и ранили 7 человек; число их убитых и раненых нам неизвестно, ибо они оборонялись из люков». Капитан Маркер вновь с величайшей похвалой отозвался о «неустрашимости Головнина, который дрался с необыкновенной отвагой». Еще заметил Маркер неуемную страсть молодого офицера к познанию неизвестных ему земель. «Фисгард» обычно ремонтировался в Гибралтаре, оттуда же ходил пополнять запасы пресной воды на противоположный африканский берег в Тетуан. И всякий раз Головнин отправлялся с партией матросов, пока наливали бочки, бродил по марокканским улицам, заглядывал на базар и в лавки, засматривался на закутанных в белое молодых женщин…
Потом «Фисгард» вышел в Атлантику, в эскадре вицеадмирала Коллингвуда зорко следил, за портом Кадис, где укрылся франко-испанский флот адмирала Вильнёва.
Как-то Маркер при докладе адмиралу похвалил русского волонтера. Оказывается, Коллингвуд уже раньше нe только слыхал, но и сам видел в деле расторопного офицера. Коллингвуд был скуп на похвалы, но про Головнина отозвался лицеприятно:
— Из таких офицеров получаются достойные капитаны.
В середине лета Коллингвуд послал «Фисгард» с депешей и больными матросами в Плимут. В порту фрегат по распоряжению Адмиралтейства задержался, его начали ремонтировать и готовить к дальнему плаванию.
— По моим сведениям, — обрадовал Головнина капитан, — через месяц-другой мы будем сопровождать большой конвой в Вест-Индию.
Глаза Головнина засверкали, сбывалась его давняя мечта…
Не прошло и месяца, в разгар ремонта Маркер вызвал Головнина и с грустной улыбкой протянул ему бумагу.
— Мне огорчительно, сэр, но поступило указание первого лорда отправить русских волонтеров в Лондон.
В посольстве Головнин узнал, что поступило указание из Петербурга из-за недостатка денег отправить всех обратно в Россию. В Лондон уже приехали Рикорд, Гагемейстер, еще несколько человек.
Не в характере Головнина было выпрашивать какиелибо привилегии, но здесь был особый случай.
— Ваше сиятельство, — с явным отчаянием в голосе, начал Головнин. Глаза его светились мольбой и надеждой. — Вам, вероятно, известно заветное желание каждого моряка побывать у берегов американских, кои открыты были Колумбом. Прошу вас снизойти до моего положения. Такой случай мне может не выпасть и вовсе в жизни. Я готов на свой кошт прожить сие время, только бы побывать в Вест-Индии…
Воронцов не первый раз слышал такие просьбы. Еще в царствование Павла I так же упрашивали его лейтенанты Лисянский и Крузенштерн отправить их в Ост-Индию. Тогда он посодействовал, но времена были строгие, пришлось запрашивать Петербург. А нынче у него в банке денег на эти цели нет. Невольно пришел на ум послу его старший брат Александр, первый канцлер. Император вдруг назначил брата главой Комитета по образованию Флота. Никогда не имевший дела с кораблями, полный Профан в морском деле, брат сделал глубокомысленное заключение: «По многим причинам физическим и локальным России быть нельзя в числе первенствующих морских держав. Да в том ни надобности, ни пользы не предвидится. Прямое могущество и сила наша должны быть в сухопутных войсках…»
С той поры и повелось на нужды флота отпускать гроши. Вот и Резанов поплыл в Японию на купеческие рубли. Со дня на день появится эскадра адмирала Сенявина, снаряжать ее в Адриатику надобно, а деньги Петербург еще не перевел, придется под проценты занимать в банке.
Посол мельком бросил взгляд на удрученного лейтенанта. «Небось в кармане ни копейки, а душа просится в дальние страны. Слава Богу, Павел Васильевич — мой приятель давнишний».
— Так и быть, уговорил ты меня. — Непроницаемое лицо посла не выражало никаких эмоций. За долгие годы он перенял привычку англичан бесстрастно вести деловые разговоры. — Отпишу нынче я морскому министру, походатайствую за тебя, возьму грех на душу. Деньги я тебе ссужу, в долг, конечно. Вексель оставишь у секретаря.
Потом разочтемся.
О встрече с послом Головнин сделал лаконичную пометку в своей записной книжке. «Желая видеть английские вест-индские колонии и узнать о тамошнем мореплавании, я просил нашего посла С.Р. Воронцова оставить меня еще на один год в английской службе и если нельзя это сделать на казенном иждивении, то я согласен быть на своем коште».
Нередко на морских просторах пересекаются пути-дороги кораблей, на которых плывут знакомые или близкие люди. Но они об этом не знают, а на воде следы пропадают сразу же за урчащей у среза кормы кильватерной струей…
Так совпало, что когда фрегат «Физгард» выводил в море караван купеческих судов, навстречу ему двигалась под Андреевским флагом эскадра вице-адмирала Дмитрия Сенявина, следовавшая в Средиземное море. Неделю тому назад Портсмут покинул на своем флагмане «Виктори» вице-адмирал Нельсон. Он спешил принять командование английским флотом, чтобы через месяц прославить свое имя в последнем победном сражении с франко-испанским флотом на траверзе [47] мыса Трафальгар…
Этот мыс приютился неподалеку от Гибралтара, на самой обочине Атлантического океана. Не раз на горизонте виделся он и лейтенанту Головнину. Теперь сотни миль отделяли его от «Фисгарда». Вокруг фрегата простиралась безбрежная гладь океана. Первую неделю океан штормил, гигантская зыбь раскидала на добрый десяток миль караван судов. Но чем ближе к тропикам, тем реже находили шквалы, постепенно утихомиривались ленивые, но изматывающие волны. Наконец на переходе к Наветренным островам установилась погода, редкая для осенней поры. Ясное, почти безоблачное небо, ровный северо-восточный ветер разводил небольшую, попутную волну.
С каждым днем сильнее припекало солнце, его отвесные лучи в полдень раскаляли палубу, в пазах кое-где пучилась смола…
При вступлении в тропики команда, по древней традиции моряков, веселилась и тешилась. Обычно такое празднество отмечали при переходе экватора, но англичане справляли его пересекая тропик Рака.
Инициаторами таких игрищ становились изобретательные гуляки и старослужащие матросы, которым не терпелось «промочить горло». Знаменательный момент сопровождался, как обычно, обильным употреблением хмельного.
Наряженный под Нептуна бывалый моряк с приклеенной бородой, в сопровождении подруги Прозерпины и «свиты», грозно вопрошал:
— Признавайтесь, кто без различия роду и звания впервые вступает в тропики?
Находились такие и среди матросов, и среди офицеров. Предупрежденный заранее Василий Головнин откупился бутылкой рома, но в бочку с водой его все-таки «макнули» с головой.
Зная по опыту, что Нептун волен окатить любого, капитан и все офицеры, ранее пересекавшие тропики, поспешили откупиться ящиком рома.
В конце концов фрегат бросил якорь в заливе Карлияль на острове Барбадос.
Лазурную бухту, окаймленную золотистыми песчаными пляжами, окружали поросшие тропическими лесами Холмы, повсюду вдоль берега тянулисъ рощи кокосовых Пальм, подступая к воде…
Облокотившись о борт, Головнин расстегнул рубашку, Подставляя грудь ласковому береговому бризу. Рядом в Вечерних сумерках выросла фигура капитана. Лицо его выражало печаль. Только что с пришедшего из Англии брига передали весть о Трафальгарском сражении и гибели Нельсона.
47
… на траверзе мыса… — Траверз — направление, перпендикулярное курсу судна.