Страница 76 из 88
Когда 7 октября в присутствии архиепископа Сансского и двух других епископов - все ставленники короля - начался процесс, Гишар так энергично защищался, что Курия отложила дело; после перерыва обвинители представили два списка новых обвинений, из которых один подлежал ведению Гийома де Ногаре.
Воображение королевских писцов поработало, - пишет Абель Риго, историк Гишара, - второе обвинение было, возможно, более тяжким и серьезным, чем первое и теперь оно давило на епископа чудовищным грузом, странным образом вобрав в себя самые разные жалобы. Это была бесформенная груда, в которой, однако, чувствуется порядок, наведенный умелой рукой-творение изворотливого ума, пера и души тех легистов, которые теми же методами, в том же стиле одновременно преследовали рыцарей ордена Храма и память Бонифация VIII.
Обвинение представило более двухсот свидетелей, многие из которых говорили о том, что знали только по слухам, дабы доказать "публичную диффамацию" [*8] - существенный фактор во всех процессах, запущенных Ногаре. Как и все прочие, последний, после показного начала, увяз в ней, и в марте или апреле 1311 г. - дата обозначает конец влияния Гийома де Ногаре на короля - все документы и, возможно, само обвинение были переданы в Курию, где Гишар закончил свои дни в 1317 г. Что касается доносчика Ноффо Деи, то он был повешен в Париже в 1313 г. после смерти своего покровителя - канцлера. Согласно "Большим Французским хроникам", он сознался у подножия виселицы, что обвинил епископа Труа ложно. [551]
Папский дворец был на краткий срок захвачен; Папа был подвергаут побоям (Колонна будто бы нанес ему пощечину, не сняв латной перчатки) и грубым оскорблениям. После этого Ногаре и его союзники ретировались.
Ср. Евангелие от Луки, 9,62. Возложение руки на плуг - символический оборот для изъявления готовности совершить служение Богу.
Гасконь, наряду с множеством иных французских территорий, в тот период входила в состав державы Плантагенетов Английских.
Точно так же (лат.) . Традиционный оборот для открытия нового параграфа.
Course (фр.) - в данном случаи каперство, род узаконенного пиратства.
Псалом 132 (Се что добро) , воспевающий совместную жизнь праведных единоверцев.
Апанаж - удел; впадение, выделяемое младшему члену династии "на прокорм" (от pain, panis: хлеб).
Диффамация - покушение на доброе имя, репутацию; попытка обесславить, опозорить.
ГЛАВА XXV Кто захочет защищать орден Храма?
Согласно намерениям Климента V, папские уполномоченные, производившие следствие по процессу ордена Храма, должны были вести расследование, заседая в Провансе, Сансе, Реймсе, Руане, Type, Лионе, Бордо, Бурже, Нарбонне и Оше. Для этого были назначены архиепископ Нарбонны, епископы Байе, Манда и Лиможа с шестью другими духовными лицами. Эта разъездная комиссия, которая могла бы оказаться действенной, королю не понравилась; последний повелел, чтобы большую часть тамплиеров содержали либо в Париже, либо в провинциях Санса или Тура и потребовал, чтобы расследование велось в Париже. Климент, думавший теперь только о деле Бонифация VIII, оставил решение за уполномоченными, которые склонились перед волей короля и начали работу в Париже 8 августа 1309 г. с составления циркулярного письма, в котором перечислялись все братья ордена Храма, пожелавшие ответить за свой орден, представ, начиная с 12 ноября, перед комиссией в большом зале резиденции архиепископа Парижского. [552]
Ни одному члену комиссии нельзя было приписать личную симпатию к тамплиерам; наиболее известный из них. Жиль Эйслен, архиепископ Нарбоннский, со времени дела епископа Памье переметнулся в лагерь короля. Но, как специалисты по каноническому праву и как люди Церкви, они обладали своего рода профессиональным корпоративным сознанием. Дело ордена Храма, по крайней мере, заканчивалось там, где оно должно было бы начаться - перед апостолическим [*1] следствием. Святой престол приказал начать расследование, и оно было произведено. Уполномоченные, или, по крайней мере, большая часть их, занимались своим делом с настойчивостью, которую нельзя недооценивать, но истину старались установить больше из уважения к самой процедуре, нежели заботясь о правосудии.
12 ноября комиссия собралась, и члены ее терпеливо прождали пять дней, но никто не был доставлен. По истечении этого времени велели призвать архиепископа Парижского, который явился сказать, что побывал в темницах, где содержались магистр, генеральный смотритель и прочие братья, и что Моле и некоторые другие выразили желание защищать свой орден. На следующий день привезли Гуго де Перо, который только попросил, чтобы не растратили имущество ордена; он отказался говорить о чем-либо ином, и его снова увезли.
26 ноября сержанты короля привели магистра ордена Храма, главного свидетеля, от которого зависело - будет ли продолжено расследование. Но Моле, как и Перо, ответил на вопрос обиняком; по его словам, он намерен изложить правду о своем ордене через свидетельства королей, прелатов и светских князей. Уполномоченные советовали ему "обратить внимание на то, что он уже признался в своей вине и вине вышеназванного ордена". Затем, чтобы дать ему время поразмыслить, они велели читать по-латыни и переводить на французский апостолические послания, назначающие следствие. Во время этого чтения, "и особенно когда прочитали, в чем названный магистр, как предполагалось, исповедался преподобным отцам, присланным Великим понтификом", Жак де Моле выказал великое удивление и заговорил о наказании, которого заслуживали подобные извращения, - на это уполномоченные возразили, "что церковь судила тех, кого она считала еретиками, и передавала осужденных светскому суду".
Историки, изучавшие материалы процесса, вопрошали себя, какова была истинная причина оцепенения Жака де Моле. Изменили или вычеркнули три кардинала некоторые части его исповеди в Шиноне? Или он думал, что исповедь, закончившаяся папским отпущением грехов, сохранена в тайне? К несчастью. Моле не осмелился продолжить до конца свою мысль, и его протест остался заведомо неясным, тогда как угроза, заключенная в ответе уполномоченных, была слишком определенной. Вероятно, присутствие Гийома де Плезиана, пришедшего якобы случайно, крайне способствовало замешательству магистра. Однако именно к Плезиану обратился Жак де Моле, чтобы испросить совета; после одного разговора наедине Плезиан публично заявил, что "любит магистра, потому что они оба - рыцари, и что он хочет помешать подвергнуть его опасности", а Моле, покоренный этим, ответил, "что хорошо видит, что рисковал совершенно запутаться вместо того, чтобы хорошенько рассудить" и попросил отсрочку на восемь дней, что и было ему предоставлено. [553]
На следующий день для защиты ордена явился тамплиер Понсар де Жизи, командор Пейена, и его свидетельство, подобно удару меча, разорвало сотканную легистами сеть обвинений.
Он говорит, что все обвинения, касающиеся отречения от Иисуса Христа, плевка на Крест, мужеложства и прочих гнусностей, были ложными, и все то, в чем братья ордена (и сам он) исповедались ранее, было ложным, и они сделали сие только потому, что их пытали а также оттого, что тридцать шесть братьев ордена умерли в Париже, как и множество других в прочих местах, вследствие пыток и мучений.
Расспрошенный уполномоченными, он описал пытки, которые претерпел, и предложил себя для защиты ордена, если ему предоставят на его расходы средства ордена Храма и если он сможет посоветоваться со своими священниками-братьями Рено Орлеанским и Пьером Булонским; последний ранее вел дела ордена Храма по доверенности в римской Курии.
И поскольку брат Понсар де Жизи говорил, что боится, как бы его не заключили в более суровую. темницу, так как он вызвался защищать орден сеньоры уполномоченные приказали прево Пуатье [Филиппу де Воэ] и Жану де Жанвилю никоим образом не издеваться над ним