Страница 55 из 88
Братьев, наказание которых длится достаточно долго, подымают с земли на капитуле.
Когда какой-либо брат перенес свое наказание хорошо и достойно и пребывал в нем так, что представляется разумным тому, кому надлежит его поднять за его доброе поведение или по просьбе какого-нибудь достойного мужа , [командор] должен сказать братьям: "Дорогие сеньоры, такой-то брат отбыл часть наказания, и мне сдается добрым, чтобы он, если вам угодно, был поднят". А если его попросил какой-либо достойный муж, он должен сказать это братьям и назвать достойного мужа, который обратился к нему с просьбой. "Однако правосудие Дома в Боге и в вас, и насколько вы поддержите ее, настолько вас поддержит Бог "
Если большая часть согласна с прощением, следует привести упомянутого тамплиера, и командор ему говорит:
Дорогой брат, братья выказывают вам великую доброту, поскольку могли бы продержать вас в наказании долго, ежели пожелают, но сейчас они вас поднимают; и Бога ради, хорошенько остерегайтесь того, что вы делать не должны, как если бы они долго продержали вас в наказании.
Тот, кто таким образом входит в милость, благодарит весь капитул и получает свое вооружение и свое положение в Доме.
И бывает много раз, что какого-либо брата, поднятого с земли по просьбе какого-либо достойного мужа, рыцаря, епископа или прочего, отправляют поблагодарить того; и тот, кто желает, может сделать сие, а кто хочет - воздержаться, и более приличным делом мне показалось бы воздержаться от сего, нежели сделать.
Заседание суда Дома, проводимое таким образом, заканчивает командор следующими словами:
Дорогие сеньоры братья, мы можем закрыть наш капитул, ибо по милости Бога на нем не случилось ничего, кроме доброго. Благодарение Богу и Божией Матери, что он прошел таким образом, и пускай добро постоянно возрастает. Господь наш
Затем следует извинение, сопровождаемое следующей формулой:
Дорогие сеньоры братья, вы должны знать, каково прощение нашего капитула и кто принимал в нем участие, а кто нет. Ибо знайте, что те, кто живут не так, как должно, и избегают правосудия Дома, и не исповедуются, и не исправляются способом, установленным в нашем Доме, и те, кто удерживают милостыни Дома неправо и безрассудно, не причастны ни к прощению нашего капитула, ни к прочим благам, кои творятся в нашем Доме. Но те, кто исповедуется хорошо в своих проступках, и не воздерживаются от того, чтобы говорить и признавать свои недостатки из-за плотского стыда или из-за суда Дома, и кои хорошенько раскаялись в делах, которые они дурно совершили, вот эти получают добрую часть прощения нашего капитула и прочих благ, кои творятся в нашем Доме, И последним дарую я такое прощение, какое могу, от Бога, и Богоматери, и монсеньора святого Петра, и монсеньора святого Павла, и от вас самих, кто дал мне эту власть. И я прошу Бога, дабы Его милосердием, и во имя любви к Его благой Матери, и заслугами Его и всех Святых, Он простил бы ваши прегрешения так, как Он простил славной святой Марии Магдалине.
А я, добрые сеньоры, взываю к милосердию вас всех и каждого к себе, если я совершил или сказал о вас что-то, что я не должен был делать, и прощению ради Бога и Его благой Матери; и простите друг друга ради Господа Нашего, дабы гнев или ненависть не смогли поселиться меж вами.
При встрече Жака де Моле с Филиппом IV Красивым незадолго до ареста тамплиеров он признался королю, что их магистры и командоры, хотя и были мирянами, отпускали грехи в конце своих капитулов. [437] Но капитулярная исповедь практиковалась повсеместно религиозными орденами и была допущена св. Фомой Аквинским; она заканчивалась прощением, которое не было священническим прощением, и формула статутов совершенно ясна.
В то же время Жак де Моле сделал другое признание, которое, видимо, объясняет бесспорное вырождение ордена Храма в течение последних пятнадцати лет. Поскольку его братья, говорил он, не желали больше унижаться на капитуле, он сменил обычную формулу, говоря им: "Я прощаю вам ошибки, в которых вы не сознались из плотского стыда или из страха пред судом Дома". - "Однако, - говорят статуты, - правосудие Дома в Боге и в вас, и насколько вы поддержите Его, настолько Бог поддержит вас". Слова, которые оказались пророческими.
II
Статуты тамплиеров отличаются от прочих правил монастырской жизни обращением к рыцарским чувствам. При обстоятельствах, когда строгий надзор невозможен (в военное время или когда монастырь размещается малыми группами на зимних квартирах), доверяют братьям, которые должны вести себя как достойные и благородные мужи. Самое тяжкое последствие серьезного проступка - помешать виновному подниматься в звании и нести знамя в бою. Осужденному брату прощают при потере одеяния всякое прочее наказание, которое было на него наложено, "ибо достаточно для него было наказания жестокой и суровой великой печали, и великой скорби, и великого стыда, который он перенес, когда утратил свое одеяние и всю честь, кою он некогда имел от Дома". Именно в этом движущие силы поведения достойного, но достаточно удаленного от монастырского духа. "Человек, который сохраняет приличие только лишь из-за боязни стыда или из желания чести, даже не начинает настоящую жизнь монаха". [438] Тонкости аббата Иуста не касаются тамплиеров, которые чувство чести кладут в основу своего Дома.
В "Установлениях" очень мало наказаний за сексуальные проступки: имеется в виду только изнасилование, которое следует судить более сурово, и случаи содомии, менее строго наказуемой. Составитель не задерживается на них; он много сильнее озабочен опасностью, которую представляют для тамплиеров драки и интриги. Ибо рыцари питают страсть к политике: к соперничеству внутри своей общины; к феодальной политике ордена в качестве земельного магната в Сирии; к международной политике на европейской арене - самой роковой стороне их деятельности.
Тамплиеров теологические вопросы не занимали безмерно. Дьявол и ад, две навязчивые идеи монастырской литературы средних веков, отсутствуют в их писаниях. Борьба против врагов плотских изгоняет множество демонов, часто посещающих монахов, заточенных в монастыре. Поражение более серьезно, нежели грех. Романтическая традиция, которой угодно делать мистиков из этих воинов, может основываться только на утраченных тайных доктринах или на нелепых выдумках. Абсолютная вера в апостольскую власть, которой обладают их капелланы, отпуская братьям почти все грехи в пределах доступного, ожидание рыцарями более или менее близкого конца на поле битвы и уважение к своему уставу, которое весьма походит на исламское почитание Корана, упрощают их духовные проблемы. У них также есть чувство "участия всех вместе и каждого для себя" в сокровищнице милостей ордена, "в добрых деяниях Дома, которые творились изначально и будут твориться до конца". Все черпают там, каждый вносит туда свою часть. Набожность сочетается с корпоративным духом, а послушание - с честью. Но следовало, чтобы устав подкреплялся железной дисциплиной, одновременно предписанной и соблюдаемой, и чтобы обычаи Дома рассматривались как действительно неприкосновенные, даже для магистра и его совета. В самом деле, последние иногда предаются серьезному наказанию за то, что переворачивали установления, но никогда за то, что не считались [с ними].
Самое суровое наказание - потеря Дома, или исключение из ордена - налагается в десяти определенных случаях: за симонию, [*2] за раскрытие секретов капитула, за убийство христианина, за мелкую кражу (в самых разных значениях), за недозволенный выход из замка или запертого дома, за заговор, за предательство, ересь, содомию и за бегство с поля боя.
И ежели брат совершит поступок, за который он отныне должен покинуть Дом, то, покуда его не отпустили он должен явиться голым, только в штанах, с ремнем на шее, на капитул к своим братьям; и после магистр должен выдать ему отпускную грамоту, чтобы он отправился спасаться в другое, более сгрогое сообщество