Страница 10 из 32
— Дейдра прекрасная девушка. Когда ей было всего четырнадцать, мать умерла, и Даниел настоял, чтоб она уехала в Лондон к своей тете, сестре ее матери, и жила там до окончания обучения, как он обещал жене. Но это чуть не разбило сердце девушки. Она всеми силами сопротивлялась решению отца. Но Даниел знал, что без достойного образования такая умница, как его дочь, пропадет. Во всяком случае, когда мисс Догерти, школьная учительница, поднажала, Дейдра вынуждена была сдаться. Она закончила школу в Лондоне и поступила в Королевскую академию драматических искусств, которая всегда была ее Меккой и учеба в которой превосходила самые смелые ее надежды.
Лиан оглянулся убедиться, что не наскучил ей, и, почувствовав искреннее сочувствие девушки, продолжал:
— Сейчас она актриса, пользующаяся успехом, у нее много предложений, но Дейдра ставит условие включать в контракт статью о том, что три месяца в году она свободна от обязательств перед театром. Эти три месяца, — просто закончил Лиан, — она посвящает Даниелу. Теперь ты можешь понять его гордость, когда он говорил: «Моя дочь только что вернулась домой».
Комок подступил к горлу Джорджины, и она вынуждена была смахнуть слезы, вызванные простым рассказом. Лиан почувствовал ее боль. Его голос звучал почти торжественно, когда он говорил:
— Не горюй о Дейдре и Даниеле, плачь обо всех семьях Керри! В каждой деревне, в каждом доме и даже в отдаленных деревушках, прилепившихся к склонам гор, живут одинокие престарелые родители, молящие Бога дать им возможность перед смертью хоть раз взглянуть на своих сыновей и дочерей. Подобно птицам, вылетающим из гнезда, они разлетаются во все уголки земного шара. Священники в Чикаго, мостостроители в Южной Америке, дорожные рабочие в Англии, даже девушки работают в госпиталях, разбросанных по всему свету. А оставшаяся молодежь испытывает нетерпеливое желание уехать вслед за ними. Знаешь, обращение к ней заставило ее вздрогнуть — я думаю, ни одна жертва не будет чрезмерной, чтобы исправить существующее положение вещей!
Завороженная силой его чувств, она заглянула в холодно-голубые, поблескивающие льдом глаза. Он был так разгневан, что она в испуге отпрянула. Пока она переводила дыхание, его настроение изменилось. Только сейчас он сердито смотрел на Джорджину, будто она одна несет ответственность за то, что молодое поколение покидает Ирландию, но уже в следующее мгновение он, откинув голову, громко смеялся. Буквально за секунды его переменчивое настроение перешло от гнева к веселью. Взглянув в ее испуганное лицо, он извинился:
— Джина, пожалуйста, прости меня. Боюсь, что когда говорю на эту тему, я склонен давать волю своему темпераменту. Я забыл, что ты совсем не привыкла к подобному выражению чувств. — Он направил голубые стрелы своих глаз на ее вспыхнувшее лицо, и его губы изогнулись в кривой улыбке. — Было бы прекрасно никогда не позволять эмоциям мешать здравому смыслу! Иметь возможность думать обо всем бесстрастно и не бояться обидеть человека и потерять старых друзей.
Она почувствовала себя виноватой, от нее ждали ответа. Но он опередил ее:
— Достаточно об этом. — Он тронул лошадь вожжами, торопя ее бег. — Слишком много говорю о политике. Я привез тебя сюда развлекаться и выполню свое намерение.
Когда лошадь пошла быстрее, он повернулся к ней спиной и Джорджина обессиленно откинулась на спинку сиденья, только теперь заметив, что ее руки крепко сжаты, а тело напряжено от страха. Она чувствовала усталость от брошенных обвинений и обиду за презрительные косвенные намеки, которые слетали с его языка. Как он смел обвинять ее в бессердечии и пренебрежении к людским проблемам? Ей дороги и Дейдра, и Даниел, и судьба многих других людей тоже не безразлична, но она не предполагала, как трагичны обстоятельства, иначе непременно построила бы завод в Ирландии.
Она остановила себя; воспоминание о заводе подействовало как хороший душ на ее разгоряченную голову. Какую дьявольскую ловкость он проявил! Холод пробежал по жилам, остудив чувства и призвав на помощь здравый смысл. Она почти поверила, что его первой заботой было благополучие людей; еще одно касание сердечных струн — и она бы пообещала ему что угодно. Испугавшись невозможности отступления, Джорджина стала перебирать оставшиеся резервы, мрачно решив, что выставит оборону против дальнейших атак Лиана Ардулиана.
Вскоре стало понятно, почему для поездки он выбрал именно лошадь. Никакой транспорт не мог бы заменить эту небольшую крепкую лошадь, не мог бы проехать дорогой, которой они следовали. Позади остался пышный пейзаж долины, и они начали подниматься по малозаметной извилистой тропе с валуяами вдоль нее, будто разбросанными рукой великана. С каждым неожиданным резким поворотом перед ними открывался новый, не менее прекрасный вид, и Джорджина, словно завороженная, любовалась то голубым озером, то прячущимися под темно-лиловой накидкой склонами гор, появляющимися на мгновенье, чтоб, блеснув красотой, пропасть из вида за серыми скалами. Они проехали мимо водных потоков, небольших горных озер, красивейших горных ландшафтов, когда наконец Лиан остановился на узком каменном мосту, покрытом густой листвой. Он дал девушке возможность полюбоваться обрушивающимся вниз потоком воды, бегущей по склону горы, подпрыгивая и дробясь на скальных уступах, и далее сливающейся в сплошной серебряный поток, который, клокоча, исчезал под мостом у их ног.
— Прекрасно, просто прекрасно! — выдохнула Джорджина восторженно. Лиан улыбнулся:
— Это проем Данло, который, согласно легенде, проделал сам великий Фин Мак-Коул одним ударом своего всесокрушающего меча. Впрочем, — неожиданно он перешел на подтрунивающий тон, — если нет желания, можешь этому и не верить.
Но она уже готова была поверить в любые рассказы о маленьких старых волшебниках и «маленьком народце»; в этом сказочном краю, где жители до сих пор перед сном оставляют для «них» несколько глотков молока и кусочки еды, верилось во все фантастическое. Кейта говорила, самое ужасное, что можно сделать, — это рассердить их. Она осталась недовольной, когда Джорджина высмеяла ее суеверия, но вспоминая тот разговор сейчас, девушка не была так уж в себе уверена, — она почти физически чувствовала, как воздух пропитан волшебством.
— Ты не проголодалась? — прозаический вопрос Лиана нарушил молчание.
Она ответила утвердительно, и он, соскочив с повозки, вытащил из-под сиденья плетеную корзину и протянул ей руку, чтобы помочь спуститься.
— Теперь пойдем поищем удобное местечко, где сможем отведать то, что нам приготовила Кейта.
Вверх по течению они нашли полянку; тенистые кусты спускались к кристально чистой воде, а ее брызги, проходя через преграждающие путь пороги, отражали маленькие, танцующие в солнечном свете радуги. Он расстелил на траве скатерть, и когда она присела, открыл корзину с видом человека, готового воздать должное всему, что найдет внутри.
Они обнаружили толсто нарезанную ветчину со свежеиспеченными булочками, вкусные маленькие пирожки, начиненные мясным фаршем со специями и нарезанными кубиками овощами, а на десерт зеленые хрустящие яблоки. Джорджина не могла вспомнить, когда еще еда доставляла ей такое удовольствие. Старательно доев яблоко и отбросив огрызок, она легла на спину, чтобы погреться под припекающим солнцем. Закрыв глаза, она вслушивалась в пение невидимой птицы, перелетающей с ветки на ветку и призывающей свою пару. Она почувствовала движение и поняла, что Лиан последовал ее примеру и лег рядом с ней на расстоянии руки, но она не стала открывать глаз. Она слушала шум потока, кажущийся громче из-за тишины вокруг, затем незаметно шум стал тише, пока совсем не исчез. — девушка уснула.
Джорджина не знала, сколько проспала. Она беспокойно пробудилась от легкого покалывания на лице и подняла руку, чтобы смахнуть, как она думала, надоедливую муху, И широко раскрыла глаза, почувствовав, что ее крепко схватили за запястье; от неожиданности у нее перехватило дыхание, когда она увидела темную голову Лиана, заслонившую небо. Он с пугающей улыбкой наклонился, и Джорджина увидела в его руке длинную травинку, с помощью которой он, очевидно, пытался разбудить ее. Румянец прилил к ее щекам, и она попыталась сесть. Не касаясь ее, он наклонился еще ниже. Пугающая близость заставила ее отпрянуть.