Страница 15 из 31
Он искал Аниеб всюду — среди своих воспоминаний, среди теней былого, что снова и снова сгущались в его израненной душе: разгром его родного дома в Хавноре; каменная темница без окон, Легавый, подвал неподалеку от плавильни и паутина страшных связующих заклятий; «прогулки» с Лики и «задушевные» беседы с Геллуком; рабы, огонь плавильни, витки каменной лестницы, ведущей сквозь ядовитые испарения и дым в самое верхнее помещение башни… Ему необходимо было вспомнить все это, снова пройти этим путем, осуществляя свой поиск. Снова и снова он видел, как стоит в той самой верхней комнате башни и смотрит на женщину, пытаясь понять ее брошенный украдкой мимолетный взгляд. Снова и снова он мысленно проходил по той узкой долине, покрытой сухой травой, — проходил вместе с нею, — стремясь к вожделенной цели волшебника Геллука. Снова и снова видел он, как Геллук падает в пропасть, как смыкаются разверзшиеся края подземной пещеры. Он видел светившуюся красным вершину горы и лицо Аниеб, ее истерзанное лицо, которым она так доверчиво прижималась к его плечу, пока не умерла. А он все пытался говорить с ней, все спрашивал, кто она и как им удалось все это сделать, а она не отвечала… Не могла ответить.
Ее мать, Айо, и сестра ее матери, Мид, были мудрыми женщинами. Они лечили Выдру, как умели: теплыми масляными притираниями и массажем, травами и целительными песнями. Они охотно разговаривали с ним и всегда внимательно слушали, когда он что-то им рассказывал. Обе даже не сомневались, что юноша обладает огромной магической силой. Он же упорно отрицал это.
— Я бы ничего не смог сделать без твоей дочери, — говорил он Айо.
— А что сделала она? — мягко спрашивала Айо.
И он снова и снова рассказывал — как умел:
— Мы с ней даже знакомы не были. И все-таки она сразу назвала мне свое Истинное имя. А я ей — свое. — От воспоминаний о пережитом у Выдры часто перехватывало горло, и он надолго умолкал. — Это ведь меня все время заставляли ходить вместе с волшебником, ибо я был связан его чарами, но она по собственной воле стала ходить со мной, хотя она-то была свободна! Только вместе мы сумели направить силу Геллука против него самого, и он уничтожил себя. — Выдра надолго задумался и прибавил: — Это она отдавала мне свою силу!
— Мы всегда знали, что Аниеб — очень способная девочка, — сказала Айо и тоже надолго замолчала. — Но кто взялся бы учить ее? На горе ведь совсем не осталось учителей. Волшебники правителя Лозена стремятся извести всех колдунов и ведьм в округе. Вот и не осталось никого, к кому можно было бы обратиться.
— Как-то раз я поднялась высоко в горы, — вставила молчавшая Мид, — и меня там застигла весенняя пурга. Я совершенно сбилась с пути, так наша девочка явилась туда ко мне — не в обычном своем обличье, разумеется, — и вывела меня на тропу. А ведь ей тогда было всего двенадцать!
— Иногда она встречалась с мертвыми, — об этом Айо говорила почти шепотом. — Там, в лесной низине, недалеко от леса Фалиерн. Она хорошо понимала, что такое Древние Силы Земли, о которых мне еще моя бабушка рассказывала. Она говорила, что в той низине они особенно сильны.
— А вообще-то она была такой же девочкой, как и все остальные, — сказала Мид и закрыла лицо руками. — И очень хорошей девочкой!
Некоторое время все молчали, потом снова заговорила Айо:
— Она с другими деревенскими ребятишками спускалась до самого Фирна. Они там шерсть у пастухов покупали. А год назад, прошлой весной, туда явился этот проклятый волшебник, о котором мы уже были наслышаны, и с помощью своих заклятий стал забирать людей в рабство…
И теперь обе женщины замолчали уже надолго.
Айо и Мид были очень похожи, и Выдра видел, какой могла бы стать Аниеб в зрелые годы: маленькой, изящной, легкой на подъем женщиной с округлым лицом, ясными глазами и массой густых темных волос, не прямых, как у большей части жителей Земноморья, а вьющихся, даже курчавых. Здесь, в западной части острова Хавнор, довольно часто встречались такие курчавые волосы.
Но когда он впервые увидел Аниеб, она была совершенно лысой: все ее роскошные густые волосы «съела» проклятая башня, как и у остальных работавших там рабов.
Ее здешнее прозвище было Голубой Ирис, прелестный цветок, что расцветает весной. И мать с теткой тоже так ее называли.
— Кем бы я ни был, я никогда не смогу расплатиться за эту утрату; никакого волшебного могущества не хватит, чтобы исправить совершенное зло! — с горечью говорил Выдра.
— Это верно, — печально кивала Мид. — Да и что может любой человек сделать в одиночку?
Она подняла большой палец, потом расправила все остальные и сжала их в кулак, а потом медленно перевернула руку и раскрыла ее ладонью вверх, словно что-то предлагая. Выдра вспомнил, что Аниеб перед смертью сделала точно такой же жест. Значит, это не часть заклятия, размышлял он про себя, внимательно наблюдая за Мид; это всего лишь какой-то символ! И он заметил, что Айо буквально не сводит с него глаз.
— Это наша тайна, — сказала она в ответ на его вопросительный взгляд.
— Могу я узнать ее? — неуверенно спросил он, помолчав.
— Ты уже ее знаешь. Вы с Голубым Ирисом отдали ее друг другу. Это доверие, мальчик.
— Доверие? — растерялся Выдра. — Да, конечно… Но против них?.. Ну хорошо, Геллука больше нет. Может быть, теперь падет и Лозен. Но ведь этого мало, это, в сущности, ничего не изменит! Рабы не обретут свободу. Нищие не наедятся досыта. Справедливость не сможет восторжествовать, пока в мире правит зло. А мне кажется, это зло сидит во всех нас, в каждом из людей. Ну а доверие… доверие как бы перекидывает мостик над этой пропастью зла. Но пропасть-то все равно существует! И все, что мы ни делаем, в итоге служит злу, ибо в нас самих живет зло — алчность, жестокость, ненависть… Я смотрю на мир вокруг, на эти леса и горы, на эти небеса, и все это прекрасно, все это таково, каким и должно быть. Но с нами, людьми, что-то не так! Мы живем не по правилам. Ни один зверь не нарушает правил своей жизни. Да звери и не могут их нарушить. А мы можем и нарушаем. И никогда этому не будет конца!
Они слушали его, не соглашаясь, но и не противореча — просто принимая его отчаяние. И его слова падали в их внимательное молчание и оставались там порой на несколько дней, словно пуская корни, а потом возвращались к нему — измененными.
— Мы ничего не можем друг без друга, — говорил Выдра. — Но сплачиваются почему-то самые алчные и жестокие, тем самым укрепляя силы друг друга. А те, что не желают присоединяться к их страшному союзу, пытаются выстоять в одиночку… — Образ Аниеб — такой, какой он впервые увидел ее на верхнем этаже башни, когда она, несчастная, умирающая женщина, стояла в одиночестве посреди той пустой комнаты, отравленной парами ртути, — не покидал его ни на минуту. — Истинное могущество растрачивается попусту! Каждый маг и волшебник использует свои умения и свое искусство только для борьбы с другими волшебниками, служа пораженным алчностью властителям или же просто защищая самого себя. Разве может в таких обстоятельствах добро победить зло? Все идет неправильно, все обесценено, точно жизнь раба, каждый из которых влачит свои оковы в одиночку. Но в одиночку никто не может быть свободен! Даже настоящий маг. Ведь, по сути дела, все они плетут свои заклятия в темнице, в позлащенной клетке, во имя пустой забавы или черной корысти, не получая в итоге никакой награды, ибо использовать свои волшебные силы во имя добра им уже не дано.
Айо, не сказав ему в ответ ни слова, сжала пальцы в кулак и раскрыла руку ладонью вверх — мимолетный жест, некий таинственный знак…
Через несколько дней в деревню из долины поднялся какой-то человек, сказавший, что он угольщик из Фирна, и попросивший проводить его к дому Айо.
— Моя жена Нести велела мне кое-что передать здешним мудрым женщинам, — сказал он, и жители деревни тут же отвели его куда он просил. Едва ступив на порог, он поспешно сделал уже знакомый Выдре жест — сжал пальцы в кулак и быстро перевернул руку раскрытой ладонью кверху. — Нести велела передать вам, что вороны что-то стали летать с самого раннего утра и что легавый пес охотится на выдру. — И гость внимательно посмотрел на обеих женщин.