Цирк доктора Лао

Мисс Бедсонг отдала китайцу две никелированные монетки и, продолжая уверять себя, что она спокойная интеллигентная девушка, вошла в шатер.

Сатир, развалясь, лежал на подстилке из виноградной лозы. Его реденькая бородка была спутана и залита вином. На копытах засох навоз, худые, шишковатые загорелые руки заляпаны грязью, ногти на пальцах давно, а может, и никогда не стрижены. Лысую макушку окаймляли седеющие, вьющиеся волосы. Над заостренными ушами торчали маленькие козлиные рожки. Густая козлиная шерсть покрывала ноги. Сатир был худ, ребра так и выпирали наружу.

Он ухмыльнулся, увидев мисс Агнес, взял свирель и заиграл. Тонкие, пронзительные звуки разорвали душную тишину полутемного шатра. Сатир поднялся и начал пританцовывать. Короткий козлиный хвост раскачивался в такт музыке, копыта глухо отбивали ритм на земляном полу. Козлиный запах усилился и загустел.

Мисс Агнес стояла посреди шатра, уверяя себя, что она спокойная интеллигентная девушка. Сатир скакал вокруг нее, неистово тряся головой, крутя бедрами и размахивая локтями. Его свирель пела все пронзительнее. Вдруг полог шатра опустился. Агнес оглянулась в поисках пути к отступлению, но его не было – прыжки разгулявшегося сатира не давали ей сдвинуться с места. Назойливые звуки свирели отдавались в ее ушах звоном множества крохотных колокольчиков; они порождали возбуждение, заставившее ее вдруг вздрогнуть. Кровь застучала у нее в висках, и мисс Агнес Бедсонг, преподавательница английского в школе, задрожала, как дрожали греческие нимфы двадцать веков тому назад, когда этот сатир танцевал и играл для них. Она задрожала и взглянула на него… А свирель сатира все пела и пела.

Теперь он кружился совсем близко, задевая локтями ее обнаженные нежные руки и касаясь косматыми бедрами ее платья. Позади его рогов набухли и открылись маленькие мешочки, и, источая сильный мускусный запах, выступила вязкая маслянистая жидкость – прелюдия возбуждения. Он наступил ей копытом на ногу; боль пронзила Агнес, на глазах выступили слезы. Он ущипнул ее за бедро, ей было больно, но она почувствовала, что эта боль сродни страсти. Исходивший от сатира запах сводил ее с ума. Шатер наполнился густым ароматом мускуса. Она почувствовала, как покрывается испариной, как струйки пота сбегают по ее спине и намокает корсаж. Она знала, что ее ноги блестят от пота. Сатир вился вокруг, его костлявая грудь ходила ходуном. Вдруг он наклонился, отшвырнул флейту в дальний угол шатра, выпрямился и обнял ее. Он кусал ее плечи, ногти его глубоко впились в ее бедра. Слюна на его губах смешалась с испариной вокруг ее рта, и она почувствовала, что уступает, падает, теряет сознание, и мир вращается все медленнее и медленнее, желание ослабевает и начинается новая, неведомая прежде жизнь.

Полог шатра приподнялся, и вошел доктор Лао.

– Сатир, – начал он, – пожалуй, самая очаровательная фигура древнегреческой политеистической мифологии. Сочетание форм мужчины и козла предполагает плодовитость, поскольку мужчины и козлы – животные, отличающиеся своим сладострастием. Для греков сатиры были символом похоти, лесными божествами, полубогами. Ну действительно, овраги и заросли и сегодня являются излюбленным местом для свиданий любовников, желающих избежать посторонних глаз.

Мы поймали этого сатира в окрестностях города Ту-Йенг в Северном Китае, неподалеку от Великой Стены. Мы поймали его сетью у небольшого водопада, сетью, которую мы расставили на химеру. Позднее выяснилось, что поймать химеру сетью просто невозможно по той простой причине, что огнедышащая химера сжигает сети. Но подробнее об этом позже.

Сатиры не плотоядны, как человек, а травоядны, как козел. Этого сатира мы кормим орехами, ягодами и травой. Еще он ест салат и капусту, но отказывается от лука и чеснока. Он не пьет ничего, кроме вина.

Вы, наверное, заметили золотое колечко у него в носу. Оно было у него, когда мы его поймали, но откуда оно взялось, я не знаю.

Обратите внимание, это очень пожилой сатир. Я не сомневаюсь, что он – один из подлинных сатиров древней Эллады. Разумеется, будучи полубогами, сатиры живут долго-долго. Я думаю, возраст этого сатира почти две тысячи триста лет, а мой коллега Аполлониус склонен считать, что он еще старше. Если бы он мог говорить, то рассказал бы немало любопытного. Например, о том, как вторжение враждебного Христианского Бога заставило его и его родственников покинуть холмы Эллады и искать прибежища в дальних, неведомых землях. О том, как некоторые его родственники отправились на север Европы и сменили обличье, как Адонис стал Бальдуром. Цирцея – одной из Лорелей 2, а Лары – хранители домашнего очага превратились в часы с кукушкой и каминные статуэтки. Да, он многое мог бы рассказать.

Но наиболее интересной частью повествования нашего сатира было бы описание его путешествия в Китай, его изумления перед пагодой и молельными колесами, его отвращения к горячим китайским винам со специями и жалости к забинтованным ножкам китайских девушек, которые не могли танцевать под его музыку. Эх, несчастный, потерянный полубог.

Я полагаю, сатиры появились в древние времена, когда мужчины долгое время жили со своими стадами среди холмов. Помимо всего прочего, чтобы развлечь себя и потешить стадо, пастухи играли на свирелях – точно таких, как у нашего сатира. И, несомненно, сидя по ночам у костров, пастухи мечтали о любви. Мужчины всегда мечтают о любви, особенно одинокие. Мечты эти были так сильны, что даже на своих животных пастухи начинали смотреть по-другому. И в волшебстве лунного света коза превращалась в очаровательную девушку… Затем, когда наступало время ягнения, на свет появлялись странные крохотные создания. На голове у них были рожки, на ногах копытца, но в остальном они походили на людей. Повзрослев, они начинали презирать коз и овец, среди которых жили, дичиться людей. Похитив отцовскую свирель, они исчезали в лесу. Так появился новый пастуший бог…

Сидя на берегу озера, сатир наигрывает на свирели, и даже маленькие рыбки выскакивают из воды, чтобы послушать его музыку, ибо в ней таится непреодолимая сила. Сатир играет на свирели, и листья на деревьях танцуют, черви высовываются из своих дырок и внимают, а под камнями, дрожа от вожделения, скорпион обнимает свою самку… И вот, привлеченная звуками его музыки, осторожно ступая, из чащи появляется нимфа.

Но это было давным-давно, и перед нами старый-старый сатир.

Вряд ли теперь он на такое способен. А сейчас давайте пройдем в следующий шатер и посмотрим морского змея. Сюда, пожалуйста.

Семейство Роджерсов появилось в цирке в начале третьего. Дети были взволнованны – им предстояло увидеть цирк, и мать была счастлива – ее муж вновь обрел работу.

– Денег у меня немного, – сказал папа, – но вполне хватит, чтобы посмотреть аттракцион-другой, а затем – главное представление. Дети, куда вы хотите пойти в первую очередь?

Не в состоянии прийти к единому решению, дети начали яростно препираться.

– Вот что я скажу, – выслушав их, решила миссис Роджерс. – Давайте сходим посмотрим на этого медведя, или человека, или русского, или я уж не знаю, кого. Я бы хотела его увидеть, чтобы, наконец, понять, почему из-за него возникает столько споров.

Водопроводчик Джон согласился, и семья отправилась на поиски шатра с медведем. Они нигде не могли его найти. В это время доктор Лао вновь вышел на помост, прочитал свое стихотворение и заговорил об аттракционах.

Джон Роджерс подошел поближе к помосту и обратился к хозяину цирка:

– Скажите, док, где у вас этот большой медведь? Мы бы хотели на него посмотреть.

– Мы не держим медведей, – ответил доктор и продолжил прерванную речь.

– Леди и джентльмены, в шатре справа вы можете увидеть всемирно известного чародея Аполлониуса из Тианы, современника Христа. «Сократ, – говорили люди, – оставляет людей на земле, Аполлониус возносит их на небо; Сократ всего лишь мудрец, Аполлониус – бог». И вот теперь он находится в соседнем шатре и готов показать чудо-другое вам в назидание.