Очерки Крыма

Точно так же ничтожен средний доход ялтинских земель, если судить по данным земства. Всего внесено в оклад земель уезда 166 000 десятин. Общая доходность их высчитана в 300 000. Таким образом, десятина, круглым счетом, дает около 1 рубля 80 копеек. А между тем, десятина хорошего виноградника должна давать на Южном берегу, считая средним счетом 200 ведер вина с десятины, ценностью по 2 рублей 50 копеек за ведро, не менее 500 рублей валового дохода. Сады Южного Крыма точно также очень доходны сами по себе; получать за сад 10000 и 15000 рублей годовой платы не редкость для больших садов, вроде, например, известного и превосходно содержимого сада г. Алексиано на Бельбеке. Из этого делается ясно, какой страшный убыток несет край, вследствие ничтожного процента своих обработанных земель по отношению к необработанным, если подесятинный доход в несколько сот рублей переходит через это в 1 рубль 80 копеек. Предположив даже, что земству не было надобности определять действительную доходность земель и что она определена только сравнительно для равномерного обложения разного рода имуществ одинаковым 14 % налогом с дохода, все таки нельзя не видеть крайне ненормального положения ялтинского хозяйства, которое, по ценности своих продуктов и по исключительным свойствам климата своего, способно стать выше всех, без исключения, хозяйств России.

Приморская часть Ялтинского уезда, то есть так называемый Южный берег — это громадная теплица России, в которой горячее южное солнце и влажные испарения южного моря, защищенные, как ширмою, подоблачною стеною гор, выгоняют из крепко связанных туков каменистой почвы все те произрастания, которых не может дать наша холодная, открытая ветрам Русь, и в которых настаиваются, в течение долгих крымских жаров, душистость запаха, сладость соков, жирная густота масел, яркость красок, крепость и хмельность вкуса. Но Ялтинский уезд, вместе с тем, и громадная дача России. Пожалуй, для такой беспредельно-широкой империи это даже не громадная, а скорее тесная дача… От льдов севера, от беспросветного тумана своих лесов, от своих пыльных и снежных степей, от иссушающей прозы своих тесовых городков, своих соломенных деревень, — вся наша необъятная Русь только в том тесном уголке, по одной береговой полосочке, может прильнуть губами к теплу голубого ласкового моря, к красоте и роскоши южной природы…

Люди станут же когда-нибудь образованнее и разумнее. Они поймут всю несравнимую прелесть, всю поэзию отдыха в виноградном саду, в волне моря, под сенью гор. Они поймут необходимость этого отдыха от тягостей жизни, с каждым днем беспощаднее придавливающих человека. Все счастливое, овладевшее каким-нибудь достатком, кинется на Южный берег, как на дачу, как на станцию здоровья. Все разумное и скромное устремится туда для прочной оседлости, меняя охотно многие лживые удобства на невознаградимые ничем удобства здоровья, наслаждения, долголетия…

На Южном берегу не достанет тогда мест для всех желающих, и клочки земли его будут перебиваться нарасхват, как на аукционе. Что это будет так и, быть может, скоро будет, это доказывает опыт последних десяти лет.

Ялта, например, из ничтожнейшего городка, в четыре десятины земли, которому негде было построить даже начальную школу, негде было посадить кустика для гулянья, обратилась теперь в довольно большой и красивый город, напоминающий модные центры европейских туристов, — Ментону или Баден. От одного конца ее до другого уже несколько верст. Уже дачи ее лепятся, Бог знает, на какой высоте, под самою стеною Яйлы, в далеких когда-то сосновых лесах. Четыре огромные гостиницы, не считая мелких, не считая разных chambres garnies, заменили собою единственную плачевную таверну г. Собеза, в которой когда-то теснились туристы.

Из этих гостиниц, «Россия» устроена на широкую ногу образцовых комфортабельных гостиниц Европы; она имеет свой газ, свои фонтаны, водопроводы под саму крышу. Она, и по прекрасному положению своему, и по значению для туристов, сделалась естественным центром всей Ялты. Около нее огромный тенистый сад графа Мордвинова, который любезно предоставил его для публики и которым можно дойти, не выходя из-под зеленых шатров грецкого ореха, до самого Дерекоя, татарского селения, соседнего с Ялтою. Около нее общественная купальня; около неё толпятся вереницами отборные извозчики Ялты, какими не всегда может похвастать даже столица, с прекрасными колясками, с хорошенькими paniers de Nice, легкими как настоящая корзиночка. Тут же близко и живописный фруктовый базар, телеграф, присутственные места, лучшие дачи Ялты.

Многочисленные балконы и галереи «России» постоянно полны пестрою и нарядною толпою. Во время пребывания царского двора в Ливадии, тут целые ассамблеи генералов. Прежней наивной и бедной Ялты узнать нельзя. Кавалькады кавалеров и амазонок, экипажи с модною публикою снуют на каждом шагу. Оркестры музыки гремят в трех местах чуть не каждый вечер. Откуда ни явились магазины, склады, всевозможные мастера… Все дома и домишки набиты до чердаков. За маленькую комнатку берут рублей 50 в месяц, рубля 3 в день… Татарва блаженствует… "Длинный Бекир", худой, как жердь, этот давний и неизменный путеводитель Ялты, бесконечно гордящийся выпавшей ему честью провожать царскую фамилию, преважно, будто главнокомандующий, сознающий свое значение, расхаживает перед открытыми воротами двора, в котором сидит на корточках целая толпа подручных ему проводников-татар, стоят экипажи и лошади в ожидании выгодных заказов.

Теперь уже не один "длинный Бекир" монополистом Ялты: молодой, румянорожий Селямет, соседний богач-татарин, еще в большем ходу. Ловкий малый выработал себе особенную специальность провожать верхом в пустынные лесные прогулки одиноких барынь, ищущих эффектных приключений, и наживается на славу. Наши русские барыни, по-видимому, отыскивают на Южном берегу не один виноград и не одно морское купанье…

Лошади и экипажи Ялты хороши, но не дешевы. Трехчасовая прогулка в коляске за город, в самые ближние и легко доступные окрестности, по шоссе, обходиться рублей пять. Верховая лошадь на день стоит тоже рублей шесть. А между тем, только десять лет назад можно было в той же Ялте нанять верховую лошадь за рубль в день.

Многочисленные дачи Ялты премилой, преразнообразной архитектуры, они полны цветов, редких кустов и деревьев; балкончики, решеточки и все украшения их в чисто южном, большею частью итальянском или турецком вкусе. Зато цены этих дач возросли страшно. Маленький, хорошенький, как игрушечка, домик, с таким же миниатюрным садиком, уже стоит 20 000 — 25 000 рублей. Тут рассчитывается каждый вершок. Многие прежние владельцы Ялты обогатились выгодною постройкою и продажей дач.

Я помню, что еще во время моей крымской жизни, в Ялту приехал один бедный художник в легкой поддевочке, с палитрою в руке, с пустотою в кармане. Лет десять назад он купил у одного из богатых старожилов Ялты небольшой пустырь около города за 3000 рублей. Внесенные им в задаток 300 рублей были заняты у приятеля; остальные деньги оборотливый художник выручил из продажи маленьких участков, прежде чем успели совершить купчую. Эта распродажа по саженям дешевого пустыря в конце концов, окончилась тем, что город Ялта украсился целым новым кварталом прекрасных дач, а находчивый художник имеет, говорят, в настоящее время до 80 000 капитала и несколько собственных отличных дач.

Другая давняя владелица Ялты распродала по маленьким участкам разных пустопорожних бугров и буераков, покрытых словно битою черепицею, более чем на 20 000 рублей, и теперь эти буераки обратились в цветущие садики, в смеющиеся виллы.

Впрочем дачи Ялты пока еще не окупают своей стоимости постоянным доходом: ялтинский сезон лечения морем и виноградом слишком короток для этого, а ялтинские цены на прислугу, работы и материалы слишком для этого высоки. Здесь самые неважные кухарки и няньки получают по 10-ти и 15-ти рублей в месяц; садовники, еле смыслящие свое дело, по 25-ти рублей на своих харчах; здесь мешочек угля в одну мерку стоит 75 копеек, сажень плохих сословных дров, составляющая две трети нашей кубической сажени, от 35–40 рублей, и все в таком же размере.