Бюро находок

Барбара взяла его под руку, все повернулись в их сторону. Когда стало ясно, куда они направляются, толпа расступилась; с верхних этажей многоэтажек могло показаться, что они идут сквозь шеренгу. На площадке их движение замедлилось, один раз им пришлось остановиться; Генри застыл в нерешительности, очевидно, не рискуя идти дальше. Но Джо как раз притащил ему клюшку, он оперся на нее и с помощью Барбары доковылял до подъезда.

Дома он не внял уговорам сестры и наотрез отказался ложиться, лишь подтащил к окну стул и сел на него.

– Ушибы, больше ничего, – категорически объявил Генри.

Барбара направилась в ванную, не закрыв плотно за собой дверь, подошла к зеркалу и критически осмотрела себя. Генри было видно, как она зачерпнула в ладонь воды и ополоснула лицо.

Он придвинул к себе второй стул и позвал сестру:

– Посмотрим, что там происходит!

Сидя рядом у окна, они увидели следующую картину:

на площадке стояли две полицейские машины, окруженные людьми, которые не хотели расходиться и отвечали на вопросы полицейских или предлагали себя в качестве свидетелей. Можно было догадаться, что они перебивали и дополняли друг друга. Вот они показывают на те места площадки, где происходили события, вот указывают направление, в котором исчезли те, кто еще мог удрать. Полицейские не удивлялись активности свидетелей, один из них делал для себя пометки.

После отъезда полицейских машин толпа постепенно рассеялась, кто-то уходил по одиночке, кто-то группами, время от времени некоторые останавливались, оборачивались и смотрели на окна многоэтажки. Вскоре на площадке никого не осталось, лишь ветер неустанно очищал ее от обрывков бумаги, листьев и пачек из-под сигарет и крутил юлой белый пластиковый пакет.

Словно его знобило, Генри поежился и вздохнул. Барбара с беспокойством взглянула на брата, и когда их взгляды встретились, она улыбнулась и спросила:

– Ну как, тебе лучше?

– Да, – кивнул Генри, – теперь получше.

Барбара встала, чтобы позвонить в бюро находок сказать, что Генри появится позже, но он удержал ее за рукав и снова усадил на стул.

– Сиди, я еще пойду в бюро, не хочу оставлять их одних; кто знает, что там еще появилось новенького.

Барбара обескураженно взглянула на него и спросила:

– Ты передумал?

– Я кое-что осознал.

– Давай-ка я заварю нам чай, – предложила Барбара и пошла на кухню.

Он слышал, как она налила воду в чайник, а потом включила радио. «Summertime». Генри любил грустно-мечтательную мелодию этой песни и невольно начал подпевать, однако замолчал, услышав, что и Барбара тихонько напевает то же самое, не просто бездумно, для себя самой, а так, словно хотела быть услышанной им и о чем-то напомнить. Потом он услышал, как она составила на поднос посуду, достала из шкафчика сахарницу и, стуча по тарелке ножом, нарезала лимон. Генри уже освободил часть стола и вытряхнул переполненную пепельницу Проделывая все это, он вспомнил Федора. «Слишком рано ты уехал от нас, Федор», – сказал он себе. Генри хотел было взять у Барбары поднос из рук, но острая боль в бедре остановила его, и ему лишь осталось, прислонившись к столу, наблюдать, как она расставляет посуду.

– Чай еще должен настояться, – сказала она и посмотрела в окно. Генри поинтересовался: «Что там происходит?» – и Барбара ответила: – Все тихо и мирно; ах, если бы Федор был с нами…

– Ты напишешь ему.

– Да, Генри, я напишу ему. Скоро.

Ханнес Хармс уже ожидал его. Он поздоровался с Генри легким рукопожатием, пригласил в свой кабинет и указал на стул:

– Садись, нам надо потолковать.

Предложив ему сигарету и помявшись, всем видом показывая, как тяжело ему начать разговор, он наконец произнес:

– Похоже, что Альберт не вернется к нам. С ним случился удар. Я об этом вчера узнал.

– Никогда не вернется? – расстроился Генри.

– Думаю, что никогда.

– А мы можем навестить его?

– Мне дадут знать.

– Может, все еще хорошо кончится, – вздохнул Генри, – у моего дяди тоже был инсульт три года назад, но он смог вернуться на работу.

– Нам остается только надеяться.

Очевидно, Хармс хотел сказать ему что-то еще, но, взглянув на Паулу, он поднялся и показал Генри на двух девочек, стоявших перед ее столом со смущенным и виноватым видом.

– Паула зовет нас.

– Так пошли к ней.

Паула представила обеих девочек, жавшихся друг к другу.

– Это Маргрит, – и она показала на Маргрит, – это Анна, – кивок в сторону Анны. И прежде чем девочки успели, следуя приглашению Генри, рассказать о своей пропаже, Паула пояснила, что обратиться в бюро находок на вокзале им посоветовала учительница; Анна очень расстроена из-за потери флейты.

– Так-так, – покивал головой Генри, – значит, ты потеряла флейту. Или забыла?

– Оставила в поезде, – ответила Анна, – мы ездили с классом на проулку в Люнебургскую пустошь.

– В поезде Анна еще играла, – вспомнила Маргрит, – на обратном пути.

– Тогда вы и в самом Люнебурге были, – вмешался Хармс, и Анна подтвердила:

– В Люнебурге мы делали пересадку; все произошло очень быстро, там я, наверное, и оставила флейту.

– Маттес приносил нам одну флейту, – сказала Паула, – я ее уже заактировала, она лежит на полке с игрушками.

Генри исчез между стеллажами, девочки шептались друг с другом, и когда он снова появился, Анна побежала ему навстречу: она сразу узнала свою флейту, он держал ее в руке.

– Это в самом деле твоя флейта? – спросил Хармс.

– Мне ее на день рождения подарили, – пояснила Анна, а Маргрит подтвердила:

– Я там тоже была.

– Хорошо, – сказал Генри, – значит, ты можешь нам что-нибудь сыграть?

– Я не знаю, что я должна играть.

– Ну, сыграй то же самое, что ты играла в поезде, когда вы ехали домой.

Анна подумала, пошушукалась с подружкой и серьезно спросила:

– Если я сыграю, я смогу потом забрать свою флейту?

– Да, ты ее получишь.

– Договорились, – кивнула Анна, – сначала я сыграю «Пробный полет».

– А что это такое – «Пробный полет»? – удивился Хармс.

– Ну, значит, таю это о маленьком птенчике, который еще никогда не вылетал из гнезда, и вот мама выманивает его перелететь к ней на соседнюю ветку, у нее ничего не получается, он боится. Потом он все-таки пробует, и ему так нравится, что он не садится на ветку, а весело летает вокруг и хочет показать маме, какая это радость. Но, приземляясь, он кувыркается.

– О, это мы хотим послушать, – улыбнулся Генри.

Анна поднесла флейту к губам, и все, кто был в бюро находок, мысленно увидели и ощутили то, о чем им рассказывала девочка: дерево, гнездо, взрослую птицу, выманивающую птенца.

– Я могу теперь забрать свою флейту?

– Можешь, – разрешил Хармс, – и знай, что мы слушали тебя с большим удовольствием. Тебе только надо еще подписать одну бумагу, – и он повернулся к Пауле: – Денежный сбор вычтем из гонорара за музыкальное представление.

Генри шутливо пригрозил ей:

– Смотри, больше нигде не оставляй свою красивую флейту.

– Не оставлю, обещаю!

Девочки серьезно попрощались, но уже на лестнице склонили друг к другу головы и захихикали. Заметивший это Генри улыбнулся:

– Симпатичная растеряшка, заодно и настроение подняла.

Паула начала готовить списки к следующему аукциону, а Хармс еще раз показал на свой кабинет и со словами:

– Мы с тобой еще не договорили, Генри, – пошел вперед. По задумчивому выражению лица начальника можно было заключить, что он собирается обсудить нечто важное, это выражение исчезло лишь, когда они сели напротив друг друга.

– Я не знаю, Генри, известно ли тебе, что по штатному расписанию мне положен заместитель, до сих пор это был Альберт. Мы не знаем, вернется ли он к нам, а если и вернется, сможет ли и захочет ли выполнять эти обязанности. Поскольку мне в ближайшем будущем предстоит ряд служебных поездок, речь идет о сборе информации по взаимодействию бюро находок, сетка нашего штатного расписания должна быть заполнена. Согласен?