Страсть под луной

Он поднял голову и приблизил свое лицо к ее лицу. Его губы очень нежно касались ее губ, обещая блаженство, и он наблюдал, как она смотрела на него, когда он целовал ее, сдерживая чувства, которые кипели в нем.

От этого поцелуя ноги Тори стали ватными, а сердце подпрыгнуло в груди. В его объятиях было нечто большее, чем страсть, большее, чем влечение. Он любил ее не только телом, но и сердцем. Она видела, как нежные чувства, сменяя друг друга, отражались в его небесно-голубых глазах… Тори моргнула в изумлении.

— Ты и вправду меня любишь, Монтана? — Довольная улыбка отразилась на ее прелестном личике, когда он кивнул головой в знак согласия и перекрестился.

— Но только не смотри на меня с таким довольным видом, — шутливо поддразнил ее Дру.

Тори обвила его руками за шею, сияя от удовольствия.

— Я принимаю твою любовь как бесценный подарок, единственный подарок, который я когда-либо хотела иметь.

До Дру наконец дошло то, что дар, о котором говорил Вонг, был даром любви. Маленький китаец был гораздо проницательнее, чем думал Дру. И благодаря настояниям Вонга Тори была теперь в его объятиях.

Он смотрел на чарующие черты ее лица и вдруг рассмеялся, сам не зная почему. Он подумал, что невозможно скрыть удовольствие, которое он испытывал, — оно просто изливалось наружу, как бьющий из-под земли источник.

— А что, если ты проявишь свою любовь ко мне прямо сейчас, Монтана? Я никогда не была высокого мнения о мужчинах, которые только говорят, но ничего не делают, — сказала она, игриво потупив взор.

— Прямо здесь, прямо сейчас? — сдавленным голосом переспросил Дру, глядя по сторонам. — Но нас здесь кто-нибудь может увидеть!

— Неужели ты стесняешься показать всему миру, что ты меня любишь? — спросила она, и ее тонкие брови взвились вверх, когда она взглянула на него с вызовом. — Может быть, ты меня и любишь, но явно недостаточно сильно.

— Я был бы счастлив сказать это всем, кто только хочет меня слушать, — объявил Дру с убежденностью. — Но я не могу допустить, чтобы кто-нибудь видел, как я проявляю свою любовь к моей восхитительной жене. Есть такие вещи, которыми следует заниматься наедине…

Он замолчал, увидев, что откуда ни возьмись, со стороны ранчо к ним несутся галопом его братья, а Калеб, чета Кассиди и Хуберт мчатся со стороны города в наемном экипаже.

Боже, этого ему еще только не хватало. Неужели мужчина не может побыть наедине со своей женой хоть пару минут, без того, чтобы все его родственники не присоединились к ним?

Глава 39

Джон Генри и остальные братья Салливан осадили своих коней на полном скаку и взглянули на возлежащую чету. Не каждый день путешественники натыкались на парочку, отдыхающую на траве возле дороги. Это необычное зрелище заставило братьев улыбнуться.

— В чем дело, Энди Джо? С тобой что-то случилось? — спросил Джон Генри с лукавой усмешкой.

Лукавая улыбка появилась и на лице Дру, когда фиалковые глаза Тори с молчаливым вызовом глянули на него.

— И точно, случилось, — усмехнулся он, поднимая голову и целуя Тори в губы. — Я безнадежно влюбился в свою жену. Теперь мне осталось убедить ее остаться со мной в Монтане. — Улыбка исчезла, и он стал вглядываться в сияющие глаза Тори. — Ты согласна, Чикаго?

Не успела Тори ответить, как к ним подкатил экипаж.

— Разумеется, она не останется в этом забытом Богом месте, — как змея, прошипела Гвендолин, вылезая из экипажа. — Этот первобытный человек тебе не пара, Виктория. Твой законный жених — Хуберт, а это нелепое замужество будет признано незаконным. Ты не останешься замужем за этим животным, и все. — Гвен повернула белокурую головку и посмотрела на мужа. — Эдгар, скажи Виктории, что она едет с нами домой.

Все взоры обратились на Эдгара, а он неторопливо выпрямился и вылез из экипажа. С мрачным видом Эдгар подошел к Тори и Дру, лежащим в обнимку на краю дороги. Сцепив руки за спиной, Эдгар посмотрел на очаровательное личико Тори.

— Тори, а чего именно хочешь ты? — спросил он. Гвен задохнулась от негодования.

— Не спрашивай ее, Эдгар. Прикажи ей вернуться, — потребовала она.

Дру посмотрел на Эдгара, заметив у него на лице то же выражение, какое он уже видел у него несколько раз до этого. Затаив дыхание, Дру ждал, переводя взгляд с Тори на Эдгара и обратно.

— Тори, к тебе предъявляли требования с того дня, как ты и твоя мать приехали жить в мой дом, — сказал Эдгар. — Твоя мать никогда не разрешала тебе рассуждать самостоятельно или следовать велениям своего сердца. Скажи мне, что ты хочешь, и я выполню твое желание. Угрозы Гвен и Хуберта ничего не значат. С ними я разберусь сам.

— Эдгар Кассиди. — Гвен раздулась, как обиженная жаба. — Ты что, с ума сошел?

— Нет, Гвендолин, — ответил он, не отводя взгляда от лица Тори. — Я поддался тебе в последний раз. Мы с Тори объявляем о своей независимости.

— Эдгар, если ты не придешь в себя, то я собираюсь… — сбивчиво произнесла Гвендолин, топая ногой.

Эдгар вопросительно поднял свои широкие брови.

— Что же ты собираешься делать? Оставить меня, как ты грозилась оставить Калеба, когда он отказался плясать под твою дудку?

Его взгляд упал на Калеба, который тоже вышел из экипажа и смотрел на него в растерянности.

— Потеря Гвен, Калеб, оказалась милостью для тебя. Любить ее до потери сознания было моим наказанием. Я не буду просить у тебя прощения, но я хочу, чтобы ты знал, насколько я сожалею, что причинил тебе столько страданий. Я надеюсь, что сейчас я стал лучше, чем был двадцать лет тому назад. Я думаю, что столь страстно хотел завладеть Гвен потому, что много лет не мог ее добиться. И как только мы поженились, я понял, что без нее мне было гораздо лучше. Моей единственной радостью была Тори, которая всегда вертелась у меня под ногами.

— Я не собираюсь выслушивать эти оскорбления, — резко заявила Гвен. — Ты делаешь из нас посмешище, Эдгар, и я этого не потерплю!

— Ты потерпишь, потому что шла к этому двадцать лет, — прорычал Эдгар. Его мягкая манера изменила ему, когда он посмотрел на свою требовательную супругу. — Я купил кое-какую недвижимость в Вирджиния-сити и собираюсь жить здесь в летние месяцы. А когда мои железнодорожные линии на следующий год протянутся дальше, я устрою свою штаб-квартиру где угодно, только не в Чикаго. Дом твой, Гвен, и, я надеюсь, тебе будет приятно бродить там одной.

Тори понимала, что ей нужно проявить сострадание к матери, но она ничего не могла поделать. Долгие годы Гвен вертела Эдгаром, поступая всегда так, как хотела она. Гвен никогда не изливала любовь на Тори, а только снабжала ее длинным перечнем правил, как себя вести и что делать. По сути, она являлась скорее тюремщиком, поскольку была чересчур тщеславной, самовлюбленной и слишком заботилась о своем положении в обществе, чтобы быть хорошей матерью.

Когда Дру встал и помог подняться Тори, взгляд девушки был направлен только на этого голубоглазого гиганта, который выжидающе смотрел на нее.

— Скажи нам, что ты хочешь, Чикаго, — мягко попросил Дру. — Ты, безусловно, заслужила право сама принимать решения.

У нее было такое чувство, что весь мир отошел куда-то вдаль. Тори смотрела на мужественное лицо, окаймленное темными, как ночь, волосами, в голубые глаза цвета бескрайнего неба Монтаны, и понимала, где она хочет остаться.

— Я хочу, чтобы ты так же любил меня, как я тебя люблю, — прошептала она, проводя пальцем по морщинкам, окружающим его чувственные губы. — Как вечнозеленое дерево — всегда свежее, всегда молодое, я хочу испытывать это чудо каждый день, до самой смерти…

Ее слова и тихий голос, каким она произносила их, заставили Дру невольно вздрогнуть. Его заворожили загадочные слова Тори о вечнозеленом дереве. Она действительно его любила, а он был слишком слеп, чтобы разглядеть это раньше. И как хорошо она выразила то, что он чувствовал к ней, даже вначале. Их каждое новое мгновение любви дарило такое безумное наслаждение, как будто происходило впервые. Мир менялся день ото дня, но чувства Дру к этой чарующей нимфе были постоянны, даже когда он отрицал их существование.