Страница 4 из 4
Я рассказываю все это лишь для того, чтобы объяснить, откуда взялся такой «лилипутский» текст, как «Через месяц, через год»– всего 185 страниц и с десяток основных персонажей. Правда, двадцать страниц из него улетели в окно отеля «Лютеция», что на бульваре Распай, и я должна была к понедельнику переписать их и вручить Жульяру, чьи печатные станки уже стучали. К несчастью, именно в то воскресенье к обеду пришли супруги Дассен…
Роман «Через месяц, через год» вышел поэтому худеньким, как недоношенный ребенок, и выглядел таким же слабеньким. Критики набросились на меня: «Это же просто черновик! Мадам Саган, по всей видимости, утратила достоинство, выражавшееся в ясности стиля и лаконичности, которые составляли очарование ее книг. Стоит заинтересоваться героем, как он исчезает со сцены, а вместо него появляется другой, но он не запоминается…» и т. д. Тем не менее за два дня было продано более двухсот пятидесяти тысяч экземпляров книги, ибо читатели решили, что она у меня последняя. Журналисты же написали мою короткую, с их точки зрения, безнадежно короткую биографию.
Добавлю, что критики и часть читателей, изо всех сил нападавших на эту книгу, без сомнения, были правы. Чтобы утешить меня, кто-то сказал, что Сартру роман понравился, и это очень помогло мне. (Я относилась к этому человеку с огромным восхищением и бесспорной симпатией.) В том году мы оба посещали один и тот же бордель на улице Бреа и, сталкиваясь там, церемонно раскланивались друг с другом. Однажды вечером я ужинала с Ги, Сартром и Симоной де Бовуар, и она вдруг говорит нам: «Представляете, Сартр каждый день работает у матери, он никогда не расслабляется». Мне, встретившей его в тот самый день в доме, где как раз и расслабляются, ситуация показалась комичной. Я понимающе улыбнулась ей, с мягким упреком взглянула на Сартра и наклонилась под стол, якобы для того чтобы поднять салфетку. Впоследствии мы с Сартром никогда не вспоминали этот эпизод, даже оставаясь наедине.
Если я так свободно рассказываю о своей личной жизни, то вовсе не потому, что упомянутая история, к примеру, кажется мне увлекательной, скорее она нужна мне для того, чтобы хоть как-то объяснить безалаберность романа «Через месяц, через год» и небрежность в работе над корректурой текста, обычно мне несвойственную. Никогда не поздно повиниться – скажут мне и будут правы. Эта книга, нечто вроде гадкого утенка из сказки, позабавила меня больше всех остальных. Она до предела напичкана нравоучительными сентенциями такого рода: «Та страшная самоуверенность, которую порождает честолюбие». Или: «Малиграссы любили молодежь… Им действительно с молодежью было интересно. Интерес этот, как только представлялся случай, у каждого из них легко конкретизировался, вкус к молодости всегда сопровождался естественной нежной страстью к юной плоти». И откуда я выкопала эту интонацию циничной старухи? До сих пор не понимаю. Однако подобные безапелляционные изречения и фальшивая смелость под соусом мудрости выглядят чрезвычайно смешно, и я готова признать: чем беспорядочнее жизнь писателя, тем более склонен он к нравоучениям.
Серьезные критики – Руссо, Анрио, Камп, Кантер – независимо от их симпатии или антипатии ко мне отреагировали на книгу со свойственной им объективностью: «Мадемуазель Саган выводит на сцену (место действия – Париж и отдельные провинции) череду героев и героинь и „по косточкам“ разбирает характер их взаимоотношений на протяжении десяти глав объемом чуть более десятка страниц каждая. В этих 185 страницах практически невозможно разобраться, и их вполне хватило для того, чтобы превратить сюжет в противоречивую путаницу. Нельзя сказать, что герои совсем уж безынтересны, у них просто не хватает времени пробудить интерес к себе. Чтобы справиться с этой задачей, им понадобилось бы страниц пятьсот».
«Разумеется, мы желаем скорейшего выздоровления мадемуазель Саган, но вернется ли она к нам в качестве истинного писателя или останется блестящей литературной дебютанткой? Такой вопрос, естественно, возникает. Ей удалось написать два интересных и местами волнующих романа в неподражаемом стиле, и мы поверили в чудо. Но третья попытка вызывает у нас тревогу. „Через месяц, через год“… Сумеет ли автор избежать легковесности в будущем, вот что нас интересует».
В газетах появлялись материалы и похлеще. Поэтому я решила читать только хвалебные отзывы, но это оказалось делом затруднительным. А при моем любопытстве и редкости последних – даже невозможным. И все же кое-что в предыдущих статьях, в письмах читателей подсказывало мне, что я была писателем, и настоящим. Но более всего в этом убеждало странное, захватывающее и безудержное счастье писать и быть прочитанной, этого-то никто не мог у меня отнять!
Поддержка со стороны моего тогдашнего супруга, споры с ним во многом помогли мне. В конце концов, он был издателем и при этом никогда не пытался влиять на меня. Во всяком случае, не в Сен-Тропе, где мы, приехавшие каждый со своим партнером, встречались тайком в укромных местечках, предоставляемых нам смирившимися с ситуацией друзьями. Дворики, маленькие улочки, быстрые объятия в ночных кабачках или на пляжах, служивших нам укрытием… Хотя перед лицом Закона мы все еще оставались супругами, и любовнику я изменяла с мужем. Происходящее напоминало пьесу Ануя, но не такую увлекательную, как у него, и скорее жестокую, нежели забавную. На террасе кафе в Гассене, прижавшись в Жану-Полю, который нравился мне, как и многим другим женщинам, я постепенно забыла Ги. Но Сен-Тропе превращался в ад. Магазины, бары, торговцы – всего этого становилось слишком много, и если в июне здесь еще можно было жить, в июле – уже нет.
«Любите ли вы Брамса?»
В компании друзей я совершила поездку в Нормандию, где хотела снять дом на следующий месяц. Выбирать пришлось между большим обветшалым и уединенным домом, окруженным полями и рощами, и комфортабельной виллой на пляже, оснащенной современным оборудованием. Разумеется, выбор пал на первый вариант. Я уже неоднократно, раз двадцать, наверное, рассказывала, как в последний день перед наймом дома выиграла его в карты. Он до сих пор принадлежит мне, это единственная реальная собственность, которой я владею на земле (так же, как «Мерседесом» семнадцатилетней давности); и несмотря на бесчисленные залоговые обязательства, которые мне достались вместе с домом и до сих пор еще не погашены, я очень надеюсь дожить до конца дней, не потеряв его.[2]
Так на чем же я остановилась? Судя по хронологическому перечню моих книг, представленному на авантитуле моего последнего романа, мы добрались до «Любите ли вы Брамса?».
«На этот раз мадам Саган, судя по всему, услышала наши упреки. Книга „Через месяц, через год“ отличалась нестройностью и небрежностью, которые были нами отмечены. В романе „Любите ли вы Брамса?“ мадам Саган, впрочем, как и мы, определенно любит красивые названия, – с первых страниц представлены все герои, их встречи неизбежны и вполне мотивированы: тридцатидевятилетняя Поль – по-видимому, таков возрастной предел неотразимости, с точки зрения мадам Саган, – двадцатипятилетний Симон, красивый молодой человек, влюбленный в Поль, и Роже, неверный любовник Поль, которую он мучает своими вечными обманами и беспорядочной жизнью. Впрочем, Роже – наименее удавшийся герой из этого трио. Успех мадам Саган объясним с первой главы. Интрижка, которая завязывается между зрелой женщиной и незрелым молодым человеком, оказывается историей любви, далекой от порока, более того, она убедительна и волнующа. Короче говоря, большая удача. Остается лишь поздравить мадам Саган и помолиться за ее творческое исцеление (которого многие после неудачи с предыдущей книгой уже не ожидали, а другие, напротив, втайне на него надеялись)».
2
Этот текст написан в начале 1998 г.
Конец ознакомительного фрагмента.