Эти странные англичане

Дело в том, что в глубине души англичане не менее способны на обман, грубость, насилие и прочие безобразия, чем любой другой народ мира; просто они всем своим видом стараются не показать, что можно хотя бы предполагать у них наличие таких свойств характера. Подобная «непроницаемость» является основной чертой англичан, и благодаря ей, как ни парадоксально, весь мир считает этот вполне предсказуемый народ "абсолютно непредсказуемым".

Англичане могут, например, громко восхищаться чем-то, не испытывая при этом ни малейшей радости, или же изображать бурную радость по поводу того, что, по их убеждению, достойно глубочайшего презрения. Никогда нельзя быть уверенным, какое из своих настроений они намерены продемонстрировать: разумно-спокойное или абсолютно иррациональное. Так что не удивляйтесь, если один и тот же человек способен учтиво пропустить вас вперед в супермаркете, придержав свою тяжело нагруженную тележку, и самым хамским образом оттолкнуть в многолюдном пабе, лишь бы пройти в дверь первым. Английский климат тоже, разумеется, имеет к подобной двойственности самое непосредственное отношение. Потепление пробуждает в душе англичанина зверя, тогда как холод и мелкий дождик действуют на него умиротворяюще.

Взаимодействие этих двух крайностей в характере англичан и является причиной наиболее частой критики в их адрес: дескать, все они лицемеры. Чисто внешне, возможно, это и так, но ведь внешнее впечатление обманчиво. Просто англичане убеждены, что у истины, как и у всего прочего, тоже две стороны — лицо и изнанка.

Две основополагающие и одновременно противоречащие друг другу особенности англичанина — любовь к четкой последовательности и преемственности событий и страстное стремление к радикальным переменам. В английском характере эти два противоположных начала, постоянно сосуществуя друг с другом, порождают порой весьма любопытные поведенческие казусы, которые чаще всего наблюдаются при классическом раздвоении личности.

Хоть англичанам и приятно считать себя и свой образ жизни исключительно последовательными, это — типичное заблуждение. На самом деле жизнь их претерпевает постоянные и порой неожиданные перемены. Ведь их предки были одержимы страстью к переменам, а всем известно, что англичане держатся за прошлое, словно трубочисты за свои лесенки. С другой стороны, по крайней мере внешне, они изо всех сил стремятся к светлому будущему (тогда как их второе «я» изо всех сил стремится в милое вчера). И вот по этим самым причинам происходят вещи совершенно необъяснимые. Например, в английском правительстве без конца обсуждаются вопросы о том, стоит ли расходовать общественные средства на зимнее погодное пособие для престарелых или выделять мизерные надбавки младшему медицинскому персоналу, но при этом все радостно соглашаются выделить 11,2 млн. фунтов стерлингов на восстановление памятника принцу Альберту.

Англичанам свойственна тоска по прошлому, и нет для них ничего дороже всяких обычаев и традиций. Похоже, им все равно, откуда взялась та или иная традиция и почему она сохранилась. Традиции — это традиции! Этим все сказано.

Традиция для англичан означает некую непрерывную последовательность событий, которую следует сохранять любой ценой. В наш переменчивый век это дает им ощущение постоянства. Словно любимая вязаная кофта, протершаяся на локтях, традиция обеспечивает им ни с чем не сравнимый комфорт.

В широком смысле понятие "традиция" подразумевает, что нечто прошло достойную проверку временем, и поэтому его непременно следует сохранить, например: ярко-красные почтовые ящики, мужские полупальто с капюшоном и деревянными пуговицами, мармелад, выходной в последний понедельник августа, пинту как меру емкости, зеленые изгороди из бирючины, стадион Уэмбли и резиновые сапоги-веллингтоны.

Поскольку прошлое представляется англичанам куда более ярким и славным, чем настоящее, они прямо-таки льнут к нему. Так что основным критерием сохранения любого обычая и любой традиции является не то, во что это превратилось теперь, а то, каким это было когда-то.

Общественные и частные английские праздники собирают множество людей (главным образом, мужчин), которые направляются как бы против течения времени, из настоящего в прошлое: они разъезжают в золоченых экипажах, прикрыв ноги расшитой полостью, натягивают кожаные чулки и надевают рыцарские плащи. А во время государственных праздников отряды, состоящие главным образом из представителей аристократических семей (и обычно из числа военных), в полном обмундировании выходят на широкий плац и долго маршируют там с самым свирепым видом пред очами царствующего монарха и в сопровождении лучших и весьма громогласных духовых оркестров, играющих в основном пьесы немецких композиторов.

Судейские по-прежнему заседают в париках восемнадцатого века, но никто из англичан и глазом не моргнет. Члены Парламента, сообщая повестку дня в палате общин, надевают допотопные складные цилиндры, и хоть бы кто хихикнул! Наверное, так и должно быть. Раз так было всегда. Ведь это Традиция!

Умеренность — драгоценный идеал! — имеет для англичан огромное значение. Это особенно ярко проявляется во всеобщем отвращении к тем, кто "заходит слишком далеко". При первом же подозрении, что в той или иной ситуации они "зашли слишком далеко", англичане начинают яростно отрабатывать назад, желая во что бы то ни стало утвердиться в наиболее желанном для себя состоянии посредственности, при котором большую часть времени чувствуют себя наиболее комфортно.

Понятие "зайти слишком далеко" включает в себя, например, излишнюю слезливость в безнадежно пьяном виде или же отпускание непристойных шуточек, над которыми сам автор хохочет больше всех.

Англичане не любят прилюдно устраивать друг другу сцены. И любой, кто так поступает, автоматически попадает в число "заходящих слишком далеко", то есть ведущих себя неправильно. Все, что связано с громким скандалом или криком по пустякам, определяется несколькими устойчивыми выражениями, с помощью которых обе стороны обвиняются в том, что "устраивают кутерьму и тарарам", "нелепую суматоху", ""невероятный грохот", "кошмарный шум" и "неуместное веселье" — и это воспринимается обществом как крайне нежелательное.

Наилучшее поведение в любых обстоятельствах — изображать томное безразличие ко всему на свете, хотя в душе у вас в этот момент могут прямо-таки кипеть страсти. Даже в любовных делах считается непристойным проявлять свои истинные чувства — делать это открыто можно разве что при закрытых дверях, впрочем, и в этом случае соблюдая умеренность.

Парадоксально, но выражение "на сей раз вы (он/она/они) зашли слишком далеко" — это почти всегда прелюдия к действительно вопиющим поступкам со стороны самого автора этих слов, ибо уж он-то без сомнения теперь не замедлит зайти в своем поведении "еще дальше".

У англичан хорошо развито чувство личной свободы, которое в своей наиболее категоричной форме выражается примерно в следующем: "Ладно, я подчинюсь этому закону, но только потому, что сам так решил. И только если в этом либо есть хоть какой-то смысл для меня лично, либо у меня не найдется никакой уважительной причины, чтобы не подчиниться. Впрочем, выбирать из двух названных условий тоже, разумеется, буду я сам!"

Кто бы ни был тот человек, который назвал англичан "островной расой", он все равно оказался прав лишь наполовину. Каждый житель Англии — сам по себе свой собственный остров. Англичан объединяют только войны. За долгие века они стали весьма искусны в ведении войн, но врожденная скромность требует от них всегда выглядеть так, будто терпишь поражение — практически до самого конца. Ведь неожиданная победа значительно слаще! И к тому же здорово раздражает действительно проигравшего.

Конец ознакомительного фрагмента.