Должностные лица

— Как это «на ветер»?! — грубо осадил его Шибаев. — Мы требуем передать на рассмотрение коллектива. Шевчик у нас не первый день работает, к уголовной ответственности не привлекался…

— Как сказать, — флегматично перебил его Цой. — Вы таких вещей можете не знать, для этого есть специальная служба в Москве, пошлем запрос.

— Почему вы так торопитесь бросить пятно на весь наш добросовестный коллектив? — продолжал нагнетать пары Шибаев и довольно-таки убедительно.

— Речь в данном случае идет прежде всего о его супруге Ульяне Герасимовне.

Шевчик не знал уже, что и думать. Может быть, и шантаж, но, с другой стороны, директор заступается вполне правдоподобно. Если честно, Уля и в самом деле не один раз и не два продавала на работе шкурки, и разную мелочь, она слабохарактерная, на нее насядут, последнее выпросят. Особого навара Уля не имеет, сверх таксы не берет, просто ей хочется помочь людям. А они написали кляузу. Да и кем же она будет, если начнет отказывать своим близким, когда весь Каратас знает, что с комбината тянут кому не лень. Ты не уважаешь свой коллектив, скажут, не можешь какую-то шкурку принести на воротник, или овчинку на детскую шубку. Не отстанут, пока не выклянчат, так принято и не считается зазорным, тем более для ребеночка. У них санитарка есть, через день приносит мясо в больницу по три рубля кило прямо с мясокомбината, берут у нее в очередь, по списку, чтобы справедливо.

— Наше предприятие — пушно-меховое — требует особого надзора, — привел еще один довод Шибаев. — У нас существует авторитетная группа народного контроля. Никаких поблажек!

Цой только руками развел — не могу, заявление зарегистрировано, есть штамп РОВД и номер с датой.

— Вы можете провести свое расследование, вы нам поможете, но передать все дело вам, извините, не можем. — Цой неплохо вел свою сольную партию, но и Шибаев ни в чем не уступал профессионалу, а может, и превосходил его кое в чем, они словно бы состязались.

— Я обещаю вам это дело возвратить по первому требованию, — внушительным баритоном говорил директор. — Вот у меня тут сейф за семью замками, в огне не горит, в воде не тонет, я вложу в него вашу папочку, мы проведем расследование и сделаем нужные выводы, уверяю вас!

— Вы меня толкаете на служебное нарушение, — сокрушенно сказал Цой. — Из личного к вам уважения, Роман Захарович. Только прошу вас — расписочку.

Шибаев взял бланк с синим штампом своего комбината, и Цой продиктовал ему:

— «Я, такой-то, директор такого-то предприятия, получил от такого-то материалы дела, в скобках проставьте «один лист», на гражданку Шевчик Ульяну Герасимовну, супругу нашего сотрудника, подозреваемую в преступлении по статье 168 УК КазССР». Все. Ваша подпись и дата.

Цой осторожно положил папочку перед Шибаевым, взял расписку, сказал до свидания и вышел. Шибаев открыл сейф, скользящим движением сунул туда папочку и закрыл дверцу на ключ.

— Ходят, понимаешь, трясут за душу, — пожаловался он Шевчику. — А ты не пугайся, я и не такие наскоки усмирял. Жене ничего не говори, справимся. Соберем треугольник, составим протокол заседания совместно с товарищеским судом, и делу конец.

Шевчику стало легче, пшикалка взбодрила его, и он спросил ясным голосом:

— Это шантаж, Роман Захарович?

— Да ты что? Неужели похоже? Тогда скажи мне, что тут выдумано? — Он кивнул на сейф. — Давай вернем Цоя, пусть забирает и дает делу ход. В чем неправда?

Правда, все правда, шантаж всегда строится на правде, вернее сказать, правдой прикрывается подлый замысел, видно Шевчику: не хотят его из шайки выпустить, как все подло, сплошной сволочизм, — но кому скажешь, кому докажешь? Взывать к совести, к порядочности, к честности очень глупо, эти категории ничего не значат ни в рублях, ни в процентах. Единственное, что в его силах сейчас, — показать, что не струсил.

— Вы обещали подписать мое заявление.

— Какое заявление? — удивился Шибаев, да так сильно, что и Шевчика заставил усомниться, а было ли заявление? Не мог директор забыть про двухнедельную отработку, и с Алесем разговор был, и Махнарылову он обещал, наконец, из-за его просьбы уволить устроена вся эта дешевая сцена с РОВД, шапочное знакомство. Ладно, если дурят старшие, придется им подыгрывать.

— У меня отпуск не использован, — сказал Шевчик.

— Я всегда знал, Алесь, что ты у меня понятливый. Сам видишь, цех только пустили, для прибыли, а не для гибели, какой же сейчас отпуск? Давай перенесем на лето.

Шевчик отрешенно, как во сне, непонятно кому высказал предположение:

— Надо было самому понять, мертвое дело.

— Растешь, умнеешь, молодец. А мертвое оно или живое, от тебя же и зависит. Посадить тебя — раз плюнуть. Был бы человек, а статья найдется, не веришь, спроси у Махнарылова. А защитить тебя смогу только я. Если, конечно, захочу. Это тебе только кажется, что ты такой чистенький, честненький, комсомолец сплошной. А на самом деле ты мелкий жлоб, за паршивую фирму, за тряпку душу продашь, а не только свою жену.

— Не трогайте мою жену! Она — ангел! — закричал Шевчик, готовый вцепиться в директора или хотя бы плюнуть ему в лицо.

— Кто тебе помог «Жигули» купить?! — заорал на него Шибаев. — Кто тебя спас, когда ты залетным биллиардистом проиграл три тысячи? — Он громыхнул по столу. — Я тебя упрячу на Колыму, когда найду нужным, понял? А сейчас сядь на место и не вскакивай, будто тебя поджаривают, разговор с тобой не окончен.

Шевчик сел, дрожащими пальцами достал сигареты, «Кент», конечно, и зажигалку «Ронсон», в гробу он видел все наше.

— А если я все-таки буду настаивать?. Пойду до упора?

— Иди, — согласился Шибаев. — Я верну в РОВД вот эту бумажку из сейфа, там совсем немного работы, чтобы пришить тебе статью и не одну. Цой тебе уже называл. А я не буду пакостить, наоборот, выдам тебе положительную характеристику. Для смеха на суде. Они любят зачитывать вслух такие филькины грамоты перед тем, как вломить на полную катушку. На твое место найду не сразу, тяжело мне будет, честно тебе скажу, но — найду. А ты потом в ногах будешь валяться вместе со своей Ульяной — я и пальцем не шевельну в защиту, понял или нет? Покури и решай, мне с тобой некогда лясы точить.

Шибаев раздвинул на столе перед собой бумаги, одну, другую, третью, нашел заявление Шевчика и подал ему. Тот взял, сложил вчетверо и сунул в карман курточки.

— Может быть, вы мне разрешите выкупить эту папку? — спросил Шевчик вежливо, показывая подбородком на сейф.

— Разрешаю. Выкупай.

Шевчик помедлил, не веря своим ушам.

— За сколько?

Шибаев подумал, голову на одно плечо, на другое — трудную задачу задал ему Алесь, богатый он, оказывается, купчина.

— Ладно, за тыщу.

— Завтра принесу! — выпалил Шевчик. Не понимает, скотина, что тысяча для Шибаева — семечки, оскорбительно ему предлагать такую сумму.

— Завтра так завтра. Неси. А послезавтра я дам задание Цою новое на тебя досье завести.

— Сволочь вы! — не удержался Шевчик, снова часто дыша, глаза его набрякли, и он полез в карман за баллончиком.

Шибаев и сам не ожидал, что дотянется, однако дотянулся да так проворно и наотмашь мазанул Шевчику по уху, что его будто ветром сдуло. Зато все стало понятно без лишних слов. Поднялся Алесь, отряхиваясь, стул поднял и сел на прежнее место. И Шибаев сел, правда, тоже дышать стал почаще и кулак свой никак не мог разжать, так что, если еще хоть слово скажет ему поперек Алесь, то вынесут его отсюда ногами вперед.

Посидели, помолчали, подышали как после бега на длинную дистанцию.

— Вот письмо за подписью самого министра, — с обидой сказал Шибаев. — Вот уже третья телеграмма из Джезказгана, не выполняем обязательства. А вот сразу четыре заявления об уходе. И ты бежать навострился. Иди домой, подлечись, а завтра за билетом на самолет. Есть предложение командировать тебя на Восток, — в «Дальзверь» за норкой.

Шевчик любил ездить, каждый раз он привозил себе всякое шмотьё импортное и аппаратуру, у него были связи с фарцовщиками обширные. Он надеялся во Владивостоке поживиться кое-каким японским товаром.