Страница 25 из 36
Как писатель, Краснов неустанно подчеркивал свою бескомпромиссно антисоветскую позицию, и свержение коммунизма в России любыми средствами и в союзе с любыми силами считал продолжением Белой борьбы. Понятно, что из всех европейских режимов конца 30-х гг. наиболее близким его идеалам оказался режим национал-социалистической Германии, объявивший «мировому масонству» сначала «холодную» (идеологическую), а затем и «горячую» войну, к которой всей душой стремился и генерал Краснов. Объективности ради, следует подчеркнуть при этом два обстоятельства.
Во-первых, атаман Краснов не относился к числу тех, кто примкнул к Гитлеру лишь после его прихода к власти и побед в начальный период Европейской Гражданской (Второй мировой) войны (как это сделал, например, советский диктатор Иосиф Сталин, заключивший с «бесноватым фюрером» в 1939 году пакт о ненападении и договор о дружбе и общей границе), а также вторжения Красной армии в Польшу с востока — одновременно с германскими агрессорами, напавшими на «белополяков» с Запада, что положило конец существованию польского государства — «этого гнилого порождения Версальского договора», как «сказал нам Молотов в своей известной речи»!
В отличие от Сталина, Молотова и иже с ними, Царский генерал и русский патриот Петр Николаевич Краснов изначально — например, еще в период написания «За Чертополохом», симпатизировал монархическому крылу антибольшевицкого движения Германии — в частности, германскому «Стальному Шлему» («Штальгельму»), позднее, однако, не оправдавшему его надежд.
Во-вторых, П.Н. Краснов, одобрявший многое в области патриотического воспитания германской молодежи в Третьем рейхе (после растленного режима Веймарской республики!), вовсе не считал режим фюрерства (вождизма), равно как и идеал превосходства отдельной нации и расы подходящим для такой многонациональной страны, как Россия. По его глубочайшему убеждению, для нее подходил лишь один режим — только Православная Монархия. Так он и писал в заключительных строках своего романа «Ложь».
На Второй Гражданской
Когда 22 июня 1941 года началась советско-германская война, генералу Краснову показалось, что наконец-то, на новом витке исторического развития, начала осуществляться его лелеемая с лета 1918 года давняя, заветная мечта — въехать в Москву «на германском бронепоезде». Да и вообще казаки-эмигранты в основной своей массе приветствовали нападение Третьего рейха на Советский Союз, не без основания считая его превентивным ударом.
Как писал современный российский историк казачества Петр Крикунов в своем капитальном труде «Казаки. Между Сталиным и Гитлером. Крестовый поход против большевизма» (Москва, Эксмо, 2006 г., с. 71):
«Именно в Гитлере они (казаки — В.А.) видели человека, способного не только уничтожить ненавистный коммунистический режим, но и вернуть их на родину». В день начала Крестового похода против большевизма, 22 июня 1941 года, день летнего солнцеворота (промыслительным образом совпавший с Днем Всех Святых, в земле Российской просиявших) П.Н. Краснов с пламенной убежденностью писал: «Я прошу передать всем казакам, что это война не против России, но против коммунистов, жидов и их приспешников, торгующих Русской кровью. Да поможет Господь немецкому оружию и Хитлеру (так в письме Краснова — В.А.)! Пусть совершат они то, что сделали для Пруссии Русские и Император Александр I в 1813 году».
А на следующий день, 23 июня 1941 года, П.Н. Краснов дал в письме атаману Е.И. Балабину подробные разъяснения по поводу проводимых им исторических ассоциаций:
«Свершилось! Германский меч занесен над головой коммунизма, начинается новая эра жизни России, и теперь никак не следует искать и ожидать повторения 1918 года, но скорее мы накануне событий, подобных 1813 году. Только роли переменились. Россия (не Советы) — является в роли порабощенной (Наполеоном I Бонапартом — В.А.) Пруссии, а Адольф Гитлер (здесь у Краснова фамилия вождя Третьего рейха дана уже в «традиционном» русском написании — В.А.) в роли благородного Императора Александра I. Германия готовится отдать старый долг России. Быть может, мы на пороге новой вековой дружбы двух великих народов».
28 июня, через шесть дней после начала операции «Барбаросса», пребывавший в Париже Донской Атаман граф М.Н. Граббе издал специальный приказ-воззвание к донским казакам, призвав их во второй раз поднять оружие против большевизма и готовиться к возвращению домой. В его приказе говорилось, в частности:
«Донцы! Неоднократно за последние годы в моих к вам обращениях предсказывал я великие потрясения, которые должны всколыхнуть мир; говорил неоднократно, что из потрясений этих засияет для нас заря освобождения, возвращения нашего в родные края.
22 сего июня Вождь Великогерманского рейха Адольф Гитлер объявил войну Союзу Советских Социалистических Республик. От Ледовитого океана до Черного моря грозною стеною надвинулась и перешла красные границы грозная германская армия, поражая полки Коминтерна. Великая началась борьба.
Донское казачество! Эта борьба — наша борьба. Мы начали ее в 1919 году, в тот момент, когда, пользуясь преходящими затруднениями Империи, интернациональная клика революционеров-марксистов своей лживой демократичностью обманула русский народ и захватила власть в Петербурге — не Донская ли Область первою отринула власть захватчиков? Не Донские ли казаки объявили власти этой войне не на живот, а на смерть, провозгласив для сего независимость Всевеликого Войска Донского?
И можем ли мы забыть ту дружескую помощь, которую оказала нам в борьбе, ведшейся нами рука об руку с не принимавшими большевизма национальными русскими силами, находившаяся в то время на юге России Германская Армия?
В героических, неравных боях за родные очаги, за Тихий Дон, за Мать нашу Святую Русь мы не сложили оружия перед красными полчищами, не свернули своих старых знамен. Все казаки, принимавшие участие в борьбе, предпочли покинуть в 1920 г. Родину, уйти на чужбину, где ждало их неизвестное будущее, тяготы и тяжелые испытания. Войско Донское не подчинилось захватчикам, оно сохранило свою независимость, казачью честь, свое право на родную землю.
В условиях тягчайших, отстаивая право на жизнь, Донское казачество в эмиграции осталось верным казачьим традициям, Дону, исторической России (курсив наш — В.А.). Самим существованием каждого казака на чужбине оно утверждало идейную борьбу против коммунизма и большевиков, ожидая той заветной минуты, когда дрогнут и покачнутся красные флаги над занятым врагами Кремлем.
Двадцать лет надо было ждать, двадцать долгих лет!
Сложили иные из нас свои кости вдали от дедовских могил, но так же, как и прежде, грозит врагу Донское войско. Есть еще порох в пороховницах, не гнется казачья пика!
И вот, наконец, пробил час, столь долгожданный. Поднято знамя вооруженной борьбы с коммунизмом, с большевиками, с советчиной. Поднял это знамя мощный народ, силе которого ныне удивляется мир.
Мы не имеем пока возможности стать на поле битвы рядом с теми, кто очищает нашу землю от скверны коминтерна; но все наши помыслы, все наши надежды летят к тем, кто помогает порабощенной нашей Родине освободиться от Красного ярма, обрести свои исторические пути.
От имени Всевеликого Войска Донского я, Донской Атаман, единственный носитель Донской власти, заявляю, что Войско Донское, коего я являюсь Главою, продолжает свой двадцатилетний поход, что оружие оно не сложило, мира с Советской властью не заключало; что оно продолжает считать себя с нею в состоянии войны; а цель этой войны — свержение Советской власти и возвращение в чести и достоинстве домой для возобновления и возрождения Родных Краев при помощи дружественной нам Германии. Бог браней да ниспошлет победу знаменам, ныне поднятым против богоборческой красной власти!