Маски времени

Когда Хейман закончил, мы переглянулись и пристыжено уткнулись в свои меню. Но тут вмешался Вонан.

— Надеюсь, — сказал он, — вы не откажете мне в удовольствии попробовать животных, которыми так бедна моя жизнь? К тому же, животные, которых мы собираемся съесть, уже мертвы. Позвольте мне донести до своего времени вкусовые ощущения бизона, куропатки и лося.

Разумеется, вопроса о том, чтобы пообедать в другом месте, не вставало. С чувством вины или без, но мы обедали в том ресторане. Как уже заметил Кларик, мясо поставлялось по правительственным каналам, так что ресторан прямой ответственности за исчезновение редких экземпляров не нес. О том, что это было мясо диких животных отлично свидетельствовали цены, однако глупо было обвинять подобное место в трудностях двадцатого столетия. К тому же, как утверждал Хейман, животные не вымерли, а вымирали. Я уже где-то читал предсказание, что в будущем столетии дикие животные сохранятся только в заповедниках. Так что, если принимать Вонана за настоящего посланника из будущего, это предсказание сбудется.

Мы заказали обед. Хейман выбрал жареного цыпленка, а остальные не стали отказываться от возможности попробовать деликатесы. Вонан запросил целое ассорти: филе из бизона, кусочек оленьей ножки, грудинку фазана и парочку обычных блюд.

— А какие животные водятся в ваше… э… время, — спросил Кларик.

— Собаки. Кошки. Коровы. Мыши. — Вонан задумался. — Ну и некоторые другие.

— Только домашние животные? — ужаснулся Хейман.

— Да, — сказал Вонан, отправляя в рот огромный кусок мяса. После чего довольно улыбнулся. — Восхитительно. Чего мы лишены!

— Теперь понимаете? — воскликнул Хейман. — Если только люди…

— Разумеется, — мелодично произнес Вонан, — у нас есть свои интересные блюда. Должен признаться, что приятно отправлять в рот куски других живых существ, но не все могут позволить себе такое удовольствие. Большинство из нас очень разборчивы в еде. Надо иметь крепкий желудок, чтобы путешествовать во времени.

— Вы считаете нас мерзкими и ужасными дикарями? — проорал Хейман.

— Ваш образ жизни значительно отличается от моего, — нисколько не смутившись, отозвался Вонан. — Зачем бы я стал стремиться сюда?

— Образ жизни у одного поколения не может быть выше или ниже, чем у другого, — произнесла Элен Эмсилвейн, с ненавистью посмотрев на кусок лосятины. — Просто жизнь в одну эпоху может быть более удобной, здоровой. Здесь не применительны такие термины как «высший» или «низший». С точки зрения культурного релятивизма…

— А знаете ли вы, — сказал Вонан, — что в мое время понятия не имеют о ресторанах? Мы считаем неизящным обедать при посторонних. В Центре слишком часто приходится сталкиваться с незнакомыми людьми. Хотя в находящихся за его пределами районах все обстоит иначе. К незнакомым людям относятся дружелюбно, но никогда не станут есть в их присутствии, если не планируется вступить в сексуальный контакт. Обычно мы едим в сугубо интимных компаниях. — Он усмехнулся. — Это слабость с моей стороны — обедать в ресторане. Просто я считаю вас интимным кругом, и вы должны понять… — и он обвел рукой присутствующих, словно собираясь отправиться в постель даже с Ллойдом Колфом, если бы тот согласился. — Но, надеюсь, когда-нибудь вы доставите мне удовольствие пообедать в общественном месте. Наверное, вы наняли частное помещение, боясь затронуть мою чувствительность. Но я очень прошу позволить мне хоть раз преодолеть свою стыдливость.

— Восхитительно, — сказала сама себе Элен Эмсилвейн. — Табу на принятие пищи в общественных местах… Вонан, если бы вы побольше рассказали нам о своем времени! Нам интересно все!

— Да, — согласился Вонан. — Наше время… например, известно под названием «период Размаха»…

-..немного информации о биологических исследованиях…

-..проблемах психотерапии… основные типы психозов, например, касающиеся…

-..возможность обсудить с вами эволюцию лингвистики…

-..явление обращения во времени. А также информацию об энергетических систем… — Это уже был мой голос, прорвавшийся среди общего хора. Разумеется, Вонан никому ничего не ответил, потому что мы загалдели одновременно. Когда мы поняли, что творим, все вдруг резко замолчали. Наши надежды потерпели крушение в один момент. Все дни и ночи, проведенные рядом с Вонаном, он почти ничего не рассказывал о своей эпохе. Лишь порой бросал пару фраз. Каждый так и не получил ответа на свои вопросы.

Вопросы повисли в воздухе и в тот вечер. Мы молча поглощали такие деликатесы, как грудинка птицы феникс и антрекот из единорога, и прислушивались к более разговорчивому, чем обычно, Вонану. Время от времени он бросал фразы о привычках в еде в тридцатом столетии, и мы были благодарны тому, что узнали. Элен Эмсилвейн была настолько захвачена сложившейся ситуацией, что просто рыдала над редкостями, заполнявшими наши тарелки.

Когда настала пора покидать ресторан, мы снова оказались на грани катастрофы. Народ вычислил, где находился знаменитый человек, и собралась толпа. Кларику пришлось отдать приказ вооруженным парализаторами охранникам расчистить дорогу, и на какое-то время казалось, что оружие придется пустить в ход. Когда мы спускались из частного зала, к нам рванулись, по крайней мере, сто посетителей. Им очень хотелось увидеть и прикоснуться к Вонану-19. Я с тревогой смотрел на их лица. На одних были скептические выражения, на других — просто любопытство, но большинство смотрели с благоговейным страхом, что мы не раз наблюдали в течение прошедших недель. В них было не просто поклонение. Казалось, что люди изголодались по мессиям. Им очень хотелось упасть перед ним на колени. Они не знали его, но часто видели на экранах, и они тянулись к нему, словно пытаясь восполнить пустоту, существовавшую в их жизнях. А что он предлагал? Свое очарование, приятную внешность, волшебную улыбку и привлекательный голос? И свою необычность, потому что в каждом его слове и жесте сквозило что-то инородное. Меня это тоже привлекало. Но я был слишком близок к Вонану, чтобы преклоняться перед ним. Я знал о его колоссальной жадности, его императорском потворстве своим желаниями, о колоссальном аппетите ко всем видам плотских удовольствий. А когда мессия так неравнодушен к еде и собирает вокруг себя толпу горящих желанием женщин, то не очень-то хочется перед ним преклоняться. Тем не менее, я ощущал его силу.

Это даже влияло на мое мнение о нем. Сначала я относился к пришельцу скептически и враждебно, но постепенно я смягчился и добавлял ко всему, относящемуся к нему, дополнительный оборот «если он настоящий». На мое мнение повлиял не столько результат анализа крови, сколько поведение самого Вонана. Я мог без труда начать верить, что он не мошенник, а действительно посланник из другого времени, но этому мешала моя специальность. Я все еще считал это физически невозможным, хотя где-то в глубине души сомневался. Хотя меня было нетрудно поймать на крючок внутренней силы Вонана, и я понимал, что чувствовали люди, толпившиеся вокруг и протягивавшие к нему руки.

Каким-то образом нам удалось выбраться из ресторана без неприятных инцидентов. На улице была такая отвратительная погода, что прохожих почти не было видно. Шоферы с непроницаемыми лицами доставили нас в отель. Как и в Нью-Йорке, для нас были заказаны соединявшиеся между собой номера в самой изолированной части здания. Когда мы поднялись на свой этаж, Вонан сразу же откланялся. Несколько предыдущих ночей он провел с Элен Эмсилвейн, но после посещения публичного дома, он временно потерял интерес к женщинам, и это было неудивительно. Он исчез в своей комнате. Охранники тут же закрыли ее. Бледный и вымотанный Кларик ушел, чтобы послать сообщение в Вашингтон. Остальные собрались в одном из номеров, чтобы немного расслабиться перед сном.

Комиссия из шести человек находилась вместе уже достаточно долго, чтобы понять, кто какой позиции придерживался. Наши мнения до сих пор разделялись по вопросу подлинности Вонана, но уже не так резко, как прежде. Колф по-прежнему считал его мошенником, хотя преклонялся перед его уверенностью. Хей-ман, который сначала тоже выступал против Вонана, теперь сомневался. Это противоречило его натуре, но он все больше склонялся в сторону пришельца, в основном базируясь на некоторых рассказах Вонана о будущем. Элен Эмсилвейн, как и раньше, принимала Вонана за настоящего. Мортон Филдс, наоборот, отрекся от своей первоначальной точки зрения. Думаю, что он просто завидовал сексуальным способностям Вонана и пытался отомстить ему, отказывая в законности.