Страница 6 из 42
Замечания, сделанные Н. И. Репниковым по поводу характера и датировок крепостных стен городища, справедливы лишь по отношению ко второму защитному рубежу Мангупа. Категоричные выводы относительно позднего возникновения укрепленного поселения на плато были порождены, с одной стороны (вопреки мнению Н. И. Репникова), как раз недостаточной изученностью памятника, с другой стороны, сказалась увлеченность автора гипотезой об Эски-Кермене как о центре экономической и политической жизни Юго-Западного Крыма в эпоху раннего средневековья. В то же время, разведки и раскопки, проведенные экспедицией ГАИМК во главе с Н. И. Репниковым на Эски-Кермене, показали возможность изучения оборонительных сооружений для воссоздания истории этого поселения.
Иную точку зрения в отношении времени и обстоятельств возникновения Эски-Кермена и других «пещерных городов» попытался обосновать Н. Л. Эрнст. Он полагал, что традиция сооружения пещерных жилищ занесена в Крым из Малой Азии греческими переселенцами, здесь же ее восприняло местное готское население, которое в XIII–XIV вв. создает в горных районах юго-западной части полуострова эти укрепленные города, (173, с. 277; 288, с. 41–43).
Н. В. Малицкий обратился к уже известным эпиграфическим памятникам Мангупа и высказал соображения по уточнению датировки строительной надписи времени Тохтамыша (80-е гг. XIV в.), имеющей, вероятно, отношение к крепостным сооружениям (164, с. 5–7). В отношении других надписей автор приводит подробный историографический обзор и уточняет чтение отдельных фрагментов.
В 1933 г. Н. И. Репников организовал разведывательные работы на Мангупе, которые, впрочем, ограничились осмотром памятников и небольшими зачистками. Пожалуй, наиболее важным их результатом было открытие следов двойных постелей стен, вырубленных в скале [98] перпендикулярно обрыву мыса Тешкли-бурун. Исследователем они были истолкованы как доказательство существования на мысу в V–VI вв. укрепления типа Сюйреньского (6, с. 172). К сожалению, намечавшиеся на 1936 г. раскопки на этом месте не состоялись и, что особенно досадно, Н. И. Репников не указал точного местонахождения обнаруженных вырубок, во всяком случае до настоящего времени они вновь не найдены.
Мысль о существовании раннесредневековой крепости на Тешкли-буруне имела большое значение для разработки новой схемы генезиса Мангупского городища, разработанной в дальнейшем Е. В. Веймарном.
Серьезным шагом в исследовании Мангупа явилась организация Государственной Академией истории материальной культуры и Севастопольским музейным объединением в 1938 г. экспедиции под руководством Е. В. Веймарна, М. А. Тихановой и А. Л. Якобсона. Перед ней была поставлена задача начать систематическое изучение памятника. Основными объектами раскопок стали базилика (предполагаемый храм св. Константина и Елены) и дворец князя Алексея.
Полученные материалы показали, что на плато есть следы поселения V–VI вв. (166, с. 26; 260, с. 325–326). Этим временем было датировано и строительство базилики, но в дальнейшем М. А. Тиханова сузила эту дату до VI в. (261, с. 387).
Впервые в истории исследований городища была проведена археологическая разведка его оборонительных сооружений. Несмотря на это, вопрос о существовании синхронных базилике крепостных стен не был решен, притом выявилось расхождение точек зрения руководителей экспедиции. Так, в предварительном сообщении, основанном на рапорте М. А. Тихановой, утвердительно говорится о существовании на плато раннесредневековых оборонительных стен и ворот (Капу-дере) (166, с. 27). Затем А. Л. Якобсон выступил с двумя статьями, в которых дополнительно аргументировал это положение. В статье, вышедшей в 1940 г. и посвященной архитектурному анализу Мангупской базилики, были подвергнуты критике основные выводы Н. И. Репникова касательно преемственности Мангупа от Эски-Кермена.[7] По поводу оборонительных сооружений автор пишет, что «раннесредневековая кладка в нижней части стен XIV–XV вв. прослеживается почти на всем протяжении их. Он отмечает также наличие средневековой кладки из больших блоков в воротах под мысом Тешкли-бурун и в Табана-дере. Отмечается, что в последнем пункте эта стена надстроена поздней кладкой, датируемой надписью в башне XIV в (240, с. 220).[8]
Появление крепостей на Мангупе и в других пунктах Горного Крыма А. Л. Якобсон связывал с необходимостью защиты византийских владений от внешней опасности, которая особенно реальна была в V–VI вв. (290, с. 221–222, 225).[9] Свои мысли о византийском строительстве на Мангупе он развивает в статье, опубликованной в послевоенное время и специально посвященной анализу оборонительных сооружений городища. Отнеся стены Мангупа в их современном виде к XIII–XV вв., А. Л. Якобсон отмечает, что в ряде мест сохранилась кладка из больших хорошо отесанных блоков (Капу-дере, район ворот, и Табана-дере, нижняя стена), которая по ряду аналогий датируется им VI в. (291, с. 55–58).[10]
Основной вывод таков: Мангупская крепость входила в систему укреплений эпохи Юстиниана I, упомянутую Прокопием под образным названием «длинные стены», в создании их могли принимать участие херсонесские строители (291, с. 62). Это положение в дальнейшем повторялось в других работах, посвященных проблемам раннесредневековой [99] Таврики (260, с. 324; 293, с. 150; 294, с. 26–27).[11]
В последней статье о крепостных сооружениях Чуфут-Кале А. Л. Якобсон упоминает участки мангупских стен в качестве образцов кладки VI в., ссылаясь, в частности, и на результаты наших работ (300).
Гипотеза об основании крепости на Мангупе в юстиниановское время и о вхождении ее наряду с другими укреплениями в систему «длинных стен» встретила критику со стороны Н. И. Репникова и других авторов.[12] Противоречия между исследователями по этому вопросу выявились уже в период совместной работы в экспедиции 1938 г. (если только не раньше).
Е. В. Веймарн, обследовавший оборонительные сооружения городища, в осторожной форме высказался о времени их возникновения. Отметив, что в нижней стене в Табана-дере использовался древний тесаный камень, он, однако, считает все сооружение поздним, поскольку лежат эти блоки неправильными рядами и без подрубленных в скале постелей; то же говорится и о стенах в Капу-дере. Единственное место, где, по мнению Е. В. Веймарна, можно видеть раннесредневековую кладку, это — остатки главных городских ворот (53, с. 419). Вопрос о планировке и характере раннесредневековой крепости Е. В. Веймарн оставляет открытым, отмечая необходимость проведения специальных исследований, выводы же А. Л. Якобсона он считает слишком категоричными, поскольку они мало подкреплены материалами археологических раскопок (5, с. 9).
Для исследования системы оборонительных сооружений Мангупа Е. В. Веймарн отмечает необходимость раскопок прежде всего на участке главных городских ворот. Северо-западные защитные стены, видимые ныне, не имеют, по его мнению, прямой связи с оборонительными линиями раннего средневековья (58). Этот вывод Е. В. Веймарна был подтвержден результатами разведок и раскопок 1969–1979 гг.
В 1949 г. Е. В. Веймарном была осуществлена разведка остатков крепостных стен, облегченная произведенной до того вырубкой растительности, и сделана попытка наметить схему развития защитной системы городища (9).
Дальнейшие разведки, проводившиеся Е. В. Веймарном на протяжении первой половины 50-х гг., дали материал для создания новой гипотезы о генезисе «пещерных городов» Крыма, в которой Мангупу было отведено важное место.
Свои взгляды на проблему возникновения средневековых укрепленных поселений Юго-Западного Крыма автор наиболее последовательно изложил в двух статьях, вышедших в 1958 г. По его мнению, не инициатива византийского правительства сыграла основную роль в этом процессе, а естественный ход развития экономических и социально-политических отношений в среде местного населения. Именно он привел к появлению на основных торговых путях горной Таврики к IX в. городов и замков (54, с. 52–53, с. 62; 56, с. 77–78; 57; 64).
7
Н. И. Репников готовил ответ на эту статью, но смерть (25.XII.1940) помешала завершить работу (Архив ЛОНА. — ф. 10. — № 20).
8
Надпись; которую имеет в виду А. Л. Якобсон, датируется не XIV, а XVI в. (вероятно, в тексте статьи допущена опечатка) (152, с. 31–33). Новейшая публикация этой надписи: Соломоник Э. И., Белый А. В. Утерянная и вновь открытая Мангупская строительная надпись // НЭ. — 1984. — Т. 14. — С. 170–175.
9
Тем самым А. Л. Якобсон присоединяется к мнению, высказанному С. П. Шестаковым (282, с. 8–9) и поддержанному А. А. Васильевым (49, V, с. 182), о создании в Крыму в период правления Юстиниана I «Таврического лимеса».
10
Автор считает, что для этих участков характерна двухпанцирная кладка из тесаного камня с бутовым заполнением, но на самом деле на Мангупе этот прием в чистом виде отмечен лишь на участке главных городских ворот Капу-дере. Тыльный панцирь обычно выкладывался из бута, слегка подтесанного с лицевой стороны.
11
В рецензии на сборник «История и археология средневекового Крыма», анализируя статью Е. В. Веймарна «Оборонительные сооружения Эски-Кермена», А. Л. Якобсон признал справедливость вывода автора о невозможности отождествления средневековых крепостей Юго-Западного Крыма с «длинными стенами» Прокопия (295, с. 29), но в монографии «Средневековый Крым» (297, с. 11) вновь Мангуп и другие пункты причисляются к «длинным стенам», хотя в прим. 41, с. 154 автор оговаривался, что Мангуп и другие памятники нельзя к ним относить. В монографии, вышедшей в 1970 г., говорится о созданной в Дори в VI в. сильной крепости для защиты византийских владений в Крыму от нападений кочевников (298, с. 18). Как и Сюйреньское укрепление, она должна была защитить подступы к византийским владениям. Таким образом, на смену представлениям о линейной системе укреплений приходит взгляд о существовании отдельных опорных пунктов.
12
В. Ф. Гайдукевич, вслед за А. Л. Бертье-Делагардом (37, с. 66), склонен датировать «среднюю» оборонительную стену Чуфут-Кале XI–XII вв. (76, с. 311–312). А. Л. Якобсон же включает Чуфут-Кале (Фуллы?) в систему «длинных стен», а кладку «средней» стены сближает с относимыми им к раннему средневековью кладками Мангупа (300). В. В. Кропоткин присоединился к мнению о локализации Дороса на Мангупе, но отказался считать его и другие «пещерные города» звеньями византийской защитной системы. Он трактует их как крепости, защищавшие феодалов не столько от внешней угрозы, сколько от крестьянского населения собственной округи (137, с. 347).