Страница 26 из 42
Пока еще трудно определить темпы строительных работ по укреплению Мангупского плато, но вряд ли они растянулись надолго. Византийская военно-инженерная практика знала примеры, когда необходимость заставляла путем концентрации всех сил возводить большие крепости за 2–3 года, что по представлениям современников было равносильно внезапному появлению укрепления (207, с. 62).
Мы приходим к заключению, что последнее десятилетие правления Юстиниана I было временем создания первых оборонительных сооружений Дороса-Мангупа, определивших очертание крепостного полигона до позднего средневековья. Непрерывное существование Дороса отмечается до конца VIII в., хотя, видимо, в связи с ослаблением византийских позиций в Таврике с конца VII в. (297, с. 29), поселение все более приобретало черты убежища для окрестного населения и резиденции каких-то формирующихся местных органов власти, выступающих в ряде случаев солидарно с Херсоном против византийских властей, как это было во время карательных экспедиций Юстиниана II (279, с. 165).
На протяжении VIII в. Таврика испытывала усиливающееся давление хазар, еще во второй половине VII в. проникших в восточные районы полуострова. В конце VIII в. хазары прорвали этногеографическую границу, проходившую по внутренней гряде, и вторглись в область формирования средневековой народности Таврики. Именно эти события, вероятно, нашли отражение в «Житии Иоанна Готского», этом уникальном источнике для рассматриваемого периода, кульминацией которого был захват хазарами Дороса (50, с. 399–400) с последовавшим переименованием его в Мангуп.
Наиболее ранние упоминания топонима «Мангуп» содержатся в документах, обнаруженных и частично опубликованных гебраистом А. С. Фирковичем. Как известно, полемика относительно подлинности ряда обнаруженных им памятников до сих пор не завершена. Это относится, в частности, к припискам на полях свитка Торы, содержащих хронографические заметки, сообщающие о важных событиях в Таврике. Среди них есть сведения о Мангупе. Он упоминается под 843 и 908 гг. как «новый город», построенный хазарами. Д. А. Хвольсон, отвечая на критику со стороны А. Я. Гаркави, считавшего, что топоним «Мангуп» позднесредневекового происхождения, высказал мнение, что название могло сосуществовать с другим, т. е. с Доросом (Дори) или же появиться после овладения крепости хазарами (276, с. 498). Последнее событие Д. А. Хвольсон относит к концу VIII или началу IX в., ссылаясь на другой эпиграф от 805 г., сообщающий о захвате хазарами крепости Дори, которую исследователь отождествлял с Мангупом (276, с. 492).
Среди обнаруженных в собрании А. С. Фирковича манускриптов особенно интересна так называемая пространная редакция письма визирю кордовского халифа Абдаррахмана III Хасдаю ибн Шапруте от хазарского кагана Иосифа, датируемая около 960 г. Опубликованное впервые А. Я. Гаркави в 1875 г., оно неоднократно переиздавалось, привлекая внимание исследователей обширными сведениями по истории хазар и соседних с ними народов. Подлинность этого документа в настоящее время не подвергается сомнению (25, с. 9–12; 210, 10 сл.)
Мангуп в нем значится в перечне пунктов, принадлежащих хазарам и образующих западную границу их владений. Несомненно, что здесь Мангуп (Ман-к-т) выступает как укрепленное поселение наряду с другими, имевшими крепости, такими, как Судак, Алушта, Кут (126, с. 102). После X в. топоним «Мангуп» исчезает и появляется во второй половине XIV в. наряду с Феодоро — термином, обозначавшим как город, так и феодальное княжество, столицей которого он являлся.
Итак, с конца VIII — начала IX вв. Мангуп становится хазарским опорным пунктом в зоне византийско-хазарского пограничья. Конечно, до проведения глубокого анализа письменных источников о хазарском периоде жизни крепости, который под силу только гебраистам, трудно уверенно опираться на их сведения. Однако нельзя не заметить их соответствие археологической ситуации, наблюдаемой на Мангупе, где в IX–X вв. выделяются особые комплексы материальной культуры. Этим временем можно датировать [137] большой ремонт оборонительной системы, который и могли отразить письменные источники как строительство «нового города». В целом же нужно отметить, что собственно хазары, вероятно, не имели большого перевеса в этнической ситуации в крае. Скорее, их присутствие в этом районе было сугубо политическим, нежели реально этническим. Отмечавшаяся фильтрация элементов салтово-маяцкой культуры в глубинные районы Юго-Западной Таврики может быть объяснена не столько сменой населения, сколько общностью протекавших в Крыму VIII–X вв. процессов экономического развития (234, с. 109–110).
Создание к середине IX в. Херсонской фемы и включение в нее области климатов (132, с. 301) означало переход Византии в контрнаступление на хазарские владения.
Впрочем, Хазария, ослабленная арабскими нашествиями и войнами с Русью, не могла оказать решительного сопротивления в Таврике. В середине X в., по свидетельству Константина Багрянородного, хазары были способны лишь совершать походы на территорию климатов (132, с. 273). Вероятно, во второй половине X в. они полностью оставили эту территорию, которая становится объектом нападений печенегов (297, с. 74).
Типологически Мангуп IX–X вв. может быть определен как крепость-убежище с относительно малочисленным постоянным населением, для жителей округи он был укрытием на случай военной опасности. Такая ситуация, в частности, отмечается в VIII–X вв. для некоторых районов Руси (228, с. 28).
Глава IV. Оборонительная система столицы княжества Феодоро
К середине XIV в. в Юго-Восточной Европе, в связи с ослаблением Золотой Орды, возникли условия для формирования самостоятельных владений. Так, в это время появляется независимое Молдавское государство (185, с. 112). Сказывается в этом процессе и влияние уже окрепших феодальных государств Центральной Европы (205, с. 190). По данным письменных источников, во второй половине XIV в. в Юго-Западной Таврике возникло феодальное образование под именем Феодоро, имевшее, вероятно, политический статус княжества. Первое по времени упоминание топонима Феодоро относится к 1361–1362 гг. Его содержит надпись, обнаруженная Р. X. Лепером в 1913 г. в одной из башен ВЛО Мангупа. В 1374 г. генуэзский документ упоминает двойное имя: Мангуп-Феодоро (304, с. 33). Однако ряд авторов полагает, что княжество могло возникнуть еще в конце XIII в. (190, с. 595; 260, с. 328; 297, с. 123), хотя прямых указаний на это источники не дают. Отметим, что на карте, составленной в 1318 г. П. Весконте, Феодоро отсутствует (47) (карта приложена в конце книги), а на аналогичной карте Черного моря, портолане Гратиоза Бенинкозы (1474 г.), наряду с Каламитой указан Феодоро, названный Сантодеро (133, табл. I).
Территория владений Феодоро в основном определена Е. В. Веймарном. В нее входило юго-западное нагорье и Южный берег от Ласпи до Алушты. Однако прибрежная зона Южного берега находилась под контролем генуэзцев, заключивших в 80-е гг. XIV в. договоры с татарами о продаже им территории ЮБК (Готии) и имевших здесь ряд крепостей (331, с. 177–182). Называлась эта зона «капитанство Готия». Вопрос о владении Южным берегом был предметом постоянных военных и дипломатических конфликтов между Феодоро и Кафой, ревниво следившей за попытками Феодоро конкурировать с генуэзцами в области черноморской торговли. Особенно отношения обострились в 20-30-х гг. XV в., когда после сооружения крепости Каламиты (Инкерман) и порта в устье р. Черной князю Алексею удалось захватить опорный пункт генуэзцев на юго-западном побережье — Чембало (Балаклава). Правда, через год, в 1434 г., Генуя вернула крепость, для чего потребовалась организация крупной военно-морской экспедиции под руководством Карло Ломеллино (331, с. 206–210). Напряженные отношения с Кафой сохранялись до начала 70-х гг. XV в., когда общая для соперников турецкая опасность заставила сделать шаги к примирению (331, с, 237).
С северными соседями, татарами, Феодоро поддерживала союзные отношения, выражавшиеся в совместных действиях против генуэзцев, а также в участии в дальних походах, [138] например, на Литву. Пока неясно, когда произошло сближение Феодоро и крымского улуса Золотой Орды; ведь до середины XIV в. угроза татарского нападения была весьма реальной. Так, в конце XIII в. глубинные районы полуострова подверглись опустошительному нашествию орды эмира Ногая, но и в дальнейшем, по мере ослабления Золотой Орды, в степях Северного Причерноморья нередко создавалась ситуация, угрожавшая оседло-земледельческому населению горных районов. Причиной было соперничество враждебных группировок татарских феодалов, поддерживавших различных представителей Джучидов.