Страница 11 из 42
Вывод о существовании стены и насыпи-террасы как элементов конструкции укрепления подтверждает глыба, лежащая в южной части боевой площадки длинной куртины (рис. 3–4). Несомненно, что она не могла скатиться сюда с борта расселины, иначе бруствер был бы полностью разрушен, чего на самом деле не наблюдается, хотя глыба опирается на блоки нижнего ряда его кладки. Важно отметить, что пространство между парапетом и террасой было заполнено натечной землей с включением мелких камней, накопившейся после того, как оборонительное сооружение перестало использоваться. Других глыб на боевой площадке, кроме описанной, не было. Вероятно, она была уложена в террасу рядом с боевой площадкой и вскоре после установки достаточно плавно опустилась на площадку, вызвав лишь обрушение верхнего ряда кладки бруствера. Удалить эту помеху без полного разрушения парапета было невозможно, как нельзя было и поставить ее на место, поскольку произошла бы подвижка всего каменного навала на данном участке. В дальнейшем на южном фланге длинной куртины, на уцелевших блоках бруствера, была выстроена из меньших по размерам штучных камней стенка в однорядной, орфостатной сложной системе кладки (тычком-логом), сохранившаяся на высоту двух рядов. Возможно, эта кладка обрамляла край возвышенной площадки, образованной насыпью из бутового камня среднего и крупного размера, компенсировавшей, отчасти, сокращение боевой площадки и обеспечивавшей проход с террасы на короткую куртину.
Для датировки описанных событий в жизни укрепления А.I большое значение имеет находка в каменной россыпи, на глубине 1 м от дневной поверхности с восточной стороны упомянутой глыбы, клада из восьми монет. Они лежали стопкой на камне с плоской поверхностью, находившемся в полости между глыбами, причем перекрывавшие его камни лежали так плотно, что земля между ними почти не проникала. Вероятно, монеты были спрятаны здесь вскоре после того, как из каменной насыпи сдвинулась глыба; в противном случае, при сотрясении, вызванном ее смещением, монетный столбик рассыпался бы, В составе клада[24] находилась одна медная монета, известная по опубликованному А. В. Орешниковым экземпляру из коллекции А. Л. Бертье-Делагарда (203, с. 4, табл. В, рис. 12). Она была предварительно определена как херсонская, времени правлении Василия I, этот вывод поддерживает И. В. Соколова (245, с. 33). Остальные семь монет являются медными имитациями солидов Льва III (исходный тип см.: 306, PL. 1.7). Таким образом, если принять традиционную датировку позднейшей монеты, то перекрытие нижнего фланга боевой площадки глыбой и возведение второго яруса кладки парапета может быть отнесено к концу IX в. Однако, на наш взгляд, более убедительным является отнесение данной монеты ко времени остальных семи монет клада, т. е. на век раньше.[25] Важно отметить, что на одном из камней стенки второго периода на стороне, обращенной в кладку, находится вырубленный знак. Это позволяет получить отправную дату для хронологизации подобных символов, обнаруженных на других участках обороны, что будет показано ниже (рис. 18, 44).
Большое значение для формирования нового представления о ранней крепостной системе Мангупа имело открытие остатков укрепления А.XIV, защищавшего Лагерную балку и пологий участок склона мыса Чуфут-Чеарган-бурун. Это пока наиболее изученное звено Северного фронта. Оборонительный рубеж состоит из трех куртин (рис. 6) общей протяженностью около 230 м. Куртина А перекрывает Лагерную балку, связывая отвесный обрыв Таврского мыса с пологим участком восточного склона мыса Чуфут-Чеарган-бурун, где она примыкает к куртине Б.
Рис. 6. Укрепление А.XIV. Ситуационный план. [246]
Благодаря общему уклону поверхности плато к севоро-западу в Лагерную балку на протяжении всей жизни поселения проникал вместе с натечной землей археологический материал. Балки были естественными накопителями смываемой и переносимой ветром земли. Зарастание их лесом началось [109] относительно недавно.[26] Балки играли важную роль не только благодаря наличию в них выходов воды, но и потому, что в известной степени защищали от осенне-зимних холодных северных и северо-восточных ветров, беспрепятственно обдувающих поверхность плато.
В 1975–1979 гг. в Лагерной балке были открыты остатки раннесредневековых усадеб, весьма важные для понимания начального этапа жизни Мангупского городища (80, с. 262). Благоприятным для исследования было и то обстоятельство, что балку пересекают две оборонительные линии: в верховьях — ВЛО, в устье, при впадении в ущелье Гамам-дере, — ГЛО. Расстояние между ними составляет около 150 м. Разница в высоте между горизонтами оснований стен по тальвегу достигает 20 м. В этих условиях возведение оборонительной стены, пересекающей балку, неизбежно должно было привести к задержанию на ней земли с археологическим материалом. Существование же двух защитных рубежей, находящихся на разных уровнях, позволяло предполагать существование каскадов культурных напластований, отражающих различные периоды функционирования оборонительной системы и поселения в целом.
В укреплении А.XIV можно выделить четыре основных строительных периода. К первому относятся куртины Б и В, сохранившиеся местами на высоту до 2,0 м.
Лицевой панцирь куртины Б выполнен из квадров, имеющих средние лицевые размеры 0,92 х 0,65; 0,5 х 0,47; 0,79 х 0,48; 0,3 х 0,4; 0,29 х 0,45 м. Камни хорошо подогнаны друг к другу, что видно по тонким зазорам, косым швам и фальцам, выполненным при совмещении блоков. Почти на всем протяжении куртины выдержана строгая рядность кладки (рис. 7). Подавляющее большинство блоков уложено тычками, лишь в верхней части сохранившейся кладки некоторые из них пристроены логом. Аналогичный характер имеют кладки лицевых панцирей стен ряда крепостей ранневизантнйской эпохи на территории Болгарии (198, с. 1–9).
Рис. 7. Укрепление А.XIV. Куртина Б. Раскоп VIII. Фас лицевого панциря у фланка, разделяющего куртины Б и В. Отмечено место попадания турецкого пушечного ядра (1475 г.)
Забутовка выполнена из ломаного камня средних размеров, залитого известковым раствором с песком и редкими включениями цемянки. В качестве гидравлической добавки использована цемянка, но в небольшом количестве, что характерно и для ряда раннесредневековых кладок Херсонеса (108, с. 270–271), хотя, как известно, Витрувий рекомендовал добавлять цемянку в количестве до 1/3 части объема песка (69, с. 46). Попутно отметим, что для оборонительных стен и башен Мангупа позднесредневекового периода характерно применение в растворах крупных заполнителей, что приближает их к бетонам.
Тыльный панцирь выложен ломаными камнями средних размеров, у которых подтесывалась сторона, обращенная наружу. Для оборонительных стен Мангупа такой прием весьма характерен. Следы облицовки штучным камнем тыльной части кладки известны пока только на участке главных городских ворот в Капу-дере.
Толщина куртины Б достигала 1,8 м. О высоте ее судить трудно из-за утраты значительного количества камня в результате сильного разрушения стены в период турецкой осады 1475 г. и последующего расхищения его местным населением. Вероятно, превышение гребня бруствера над подошвой стены составляло 6–7 м. Большая высота на участке куртин Б и В была не нужна, так как нижележащий склон имеет труднодоступные эскарпы в виде естественных террас, возможно подвергшиеся подработке в результате ломки камня. Повышение боевой площадки привело бы здесь к значительному увеличению мертвого пространства, что было особенно опасно на северном фланге укрепления, плохо обеспеченном продольным обстрелом. Толщина куртины Б не покажется малой, если сравнить ее со стенами ранневизантийских крепостей на Балканах, так для 36 из 78 крепостей в Болгарии эта величина колеблется от 1,5 до 2,0 м (200, с. 35). Основанием для нее, как и для крутины В, является поверхность материковой скалы, вероятно подвергавшаяся предварительной подтеске. Об этом можно судить по выдержанности горизонта основания стены, а также по сопоставлению с другими участками обороны. Так, на противоположном склоне балки Гамам-дере, по западному краю мыса Елли-бурун, ниже стены с башней А.8, хорошо прослеживается [110] вырубленная в скале постель оборонительной стены, относящейся к раннему этапу жизни крепости; этот прием восходит к эллинистическим строительным традициям (162, с. 81).
24
Определение И. В. Соколовой (отдел нумизматики Государственного Эрмитажа) и В. А. Сидоренко (отдел археологии Крыма ИА АН УССР).
25
Данная атрибуция подробно аргументируется в статье о чамну-бурунском кладе, принятой к публикации в сборник кафедры истории древнего мира и средних веков Уральского госуниверситета им. А. М. Горького (написана совместно с В. А. Сидоренко).
26
На фотографиях конца XIX — начала XX вв. (фонд А. Л. Бертье-Делагарда, хранится в ККМ) видно, что на плато были лишь островки кустарниковой растительности и отдельные группы сосен (в Табана-дере). Развитие леса задерживала его вырубка, проводившаяся жителями деревни Ходжа-сала, существовавшей до 1944 г. у северного подножия Мангупа. Лесоохранные мероприятия послевоенных лет привели к быстрому облесению плато, особенно балок и участков древней застройки.