Страница 16 из 58
— Ой, кто это? А кто стрелял? Алеша, посмотри, ведь он сильно расшибся, ему надо помочь…
— Вряд ли такому стоит помогать…
— Что с тобой, Алексей? Ты… Он… Значит это — он?..
Старик лежал неподвижно.
— Он умер уже давно, Сеня… Помнишь, мы вскоре после войны были на Березине? Помнишь немецкие танки — десять или двенадцать? Они стояли в ряд и были совершенно целые. Но только на первый взгляд. Они выгорели изнутри, Подкалиберные снаряды попали… Вот и этот так же… выгорел изнутри. Он от страха выгорел и от злобы. Ну, разве может человек столько лет жить в постоянном страхе?..
Они оттащили того, кто назывался при жизни Григорием Зыбиным, подальше от источника голубой воды. И пошли к своей стоянке, к своему лагерю. Их ждали работа, встречи с неизведанным, поиск истины терпением, памятью, умом и великой любовью к людям.
Долина дышала покоем и прохладой. Редкие тени деревьев лежали на галечных осыпях. В чистом небе медленно таял белый след высоко пролетевшего самолета…
Михаил Кривич, Ольгерт Ольгин
НАЧИНАЮТ И ВЫИГРЫВАЮТ…
Откажись он сразу от этого турнира, сидел бы сейчас на даче в Удельной и писал книжку о каталонском начале, а то просто двигал по доске старенькие фигурки с проплешинами на лаке. Кипел бы чайник на электроплитке, зашел бы сосед в сандалиях на босу ногу за луковицей для шашлыка, и Лев Борисович долго шарил бы в бельевой корзине, алюминиевом бидоне и по обувным коробкам…
Международный гроссмейстер Лев Борисович Левицкий ехал по проспекту в прицепном вагоне ростовской пневматички в Центральный игорный дом.
На углу Газетного вагон слегка тряхнуло, послышалось противное шипение, и поезд приземлился. Мимо окна пробежал водитель с разводным ключом, раздались шаги на крыше, и свет погас. Лев Борисович с тоской подумал о несостоявшемся ужине в уютной гроссмейстерской столовой и попытался разглядеть циферблат часов.
Одно к одному. И полтора очка из четырех, и дождь на дворе, и поужинать теперь не успеешь, и сквозняк в номере. Хватит с него. Больше никаких открытых турниров. Пусть с этими машинами играют коротковолосые вундеркинды из математической школы. Вспыхнул свет, промокший водитель пробежал к головному вагону, и за окном снова замелькали дома. Все равно опоздал. Ничего, она подождет. А почему она? Эти многомудрые юнцы за глаза называют машины машками. Ну ладно, она — так она.
После добротной ничьей с пожилым сенегальцем он подарил партию «ей» серенькой машинке с трудновыговариваемым цейлонским именем. А сейчас в Большом зале игорного дома под тикание пущенных часов, его ждет, елозя от нетерпения, гениальная эмалированная «Березань».
Левицкий торопливо прошел по сцене к единственному свободному месту. Чтобы скоротать время, Березань драила зажатой в манипуляторе фланелькой никелированную отделку. Лев Борисович засунул в рукава непомерно вылезавшие манжеты, бросил завистливый взгляд на безупречную стальную манжету манипулятора, двинул пешку и переключил часы.
1. с4. Kf6.
2. Kf3…
Пошарив по карманам, Лев Борисович вытащил мятую красную пачку «Хороших» и закурил. Вообще-то машинам на дым было наплевать, но гроссмейстер по природной деликатности своей задрал подбородок и пустил дым тонкой струей вверх, к вентиляторам. Железная лапа Березани потянулась к пешке «g», и вдоль лапы по доске поплыл голубой дым. Левицкий еще раз глубоко затянулся и с силой выдохнул вверх. А дым снова свернул к доске, прополз между фигурами и растворился в Березани.
2… g6.
Там, где вчера еще красовалась эмблема Березанского спортклуба — лихая штампованная роспись, торчали вывороченные резиновые губы, прикрытые мягкой сеточкой. Губы слегка шевелились, втягивая табачный дым.
3. g3…
— Курит! — вырвалось у Левицкого.
— Отнюдь, батенька, отнюдь. Принюхиваемся. Сообразно вашим давешним рекомендациям.
3… Cg7.
4. Cg2.
Это было позавчера. Когда Левицкий подошел к демонстрационной доске, возле которой трое корреспондентов с наивной прозорливостью просматривали варианты ничейной партии из первого тура, кто-то цапнул его за пуговицу пиджака. Пуговицы были слабостью гроссмейстера: Лев Борисович пришивал их без посторонней помощи. Улыбаясь боковой подсветкой, перед ним стояла Березань.
— Рады видеть вас в добром здравии.
— Добрый день э-э-э… коллега. (Трактор ей коллега! Не говорить же ей «вы» в самом деле… И «ты» не скажешь…) — Начали вы пристойнее, нежели в Гастингсе, — ласково произнесла Березань. — Играли вы там, милостивый государь, прескверно. Надобно же такое — ладьей да на эф-три пожаловать! И не впервой с вами такое…
Других подобных случаев в своей практике гроссмейстер не помнил. Но в правоте Березани он не сомневался — эта консервная банка знала наизусть все его партии.
4…О — О.
5. О — О d6.
6. КсЗ…
После они еще минут десять поболтали о Гастингсе, и Лев Борисович настолько растаял, что собрался было выложить Березани прелестный английский анекдот о молодой даме на пляже, но вовремя спохватился — она непременно поняла бы все буквально. Он начал прощаться, но Березань не выпускала пуговицу.
— Погодите, сударь мой, имеем сообщить вам… Сделайте одолжение, не уходите. Любим мы древнюю игру нашу и испытываем крайнее к вам расположение, поелику собаку вы в ней скушали. Только одолеем мы вас в пятом туре.
6…Кc6.
7. d4.
— Все может быть, все может быть, коллега, — пробормотал Лев Борисович, пытаясь освободить пуговицу.
— Всенепременно…
И уйти бы Левицкому, оставив пуговицу в лапе Березани, и но спорить бы. А он зачем-то стал выкладывать затрепанные сентенции о том, что люди есть люди, а машины — машины, что людям свойственно ошибаться, ходить на свидания, смущаться и краснеть при этом. И еще о том, что все это не машинного ума дело.
Березань выпустила пуговицу и молча покатилась к выходу. Левицкому стало неловко.
— Я никого не хотел обидеть, — крикнул Левицкий вдогонку.
— Не извольте беспокоиться, мы на вас не в обиде, — сказала Березань, стоя в дверях. — А в словах ваших есть зерно истины. Над многим поразмыслить следует. Поехали мы самоорганизовываться, дабы мировосприятия нашего пределы расширить…
Больше вроде бы беседовать им не приходилось…
7…Cf5.
8. d5 Ka5.
Кулачок нежно щекотал под мышкой, там где начинался манипулятор. Провода слегка нагрелись, разливая, по схеме приятное тепло. Березань думала.
«Это поле бито, это тоже… Посмотрим на ваши уши. Белые, Совершенно белые. Руки не дрожат. Ферзя вывести успею. Левицкий холост. С другой стороны, ему уже под сорок. Не мальчик… Ни в чем таком не замечен. Надо выяснить, возможно ли это в такие годы. В шестой блок памяти — справиться в медицинской энциклопедии. Что-то эти пешки в центре нам не нравятся».
9. Kd2…
«Нудно я играю, — думал Левицкий. — А что поделаешь? Что поделаешь — я ее боюсь. Бог ты мой, а если они и в самом деле додумаются до самоорганизации! Тогда играть против них — все равно, что боксировать с бульдозером».
9…с5.
«Заперли мы его. А уши не краснеют. И руки не дрожат».
10. е4…
«Есть хочется… Надо было такси взять. Успел бы хоть в буфет зайти. Если и дальше будем топтаться, предложу ничью. Спущусь вниз, возьму бифштекс, бутылку пива. Разве с ней договоришься! Что ей бифштекс — будет до голых королей играть…»
10…Cd7.
«В эндшпиле мы сильнее. Размены начать, что ли? Нет, подождем, пока покраснеет…»
11.Фс2…
«…с тем, чтобы дальше… Что там дальше? Эта электрическая телега не ошибется. Разойтись бы с миром».
— Как насчет ничьей?
11…а6.
— А не упреждаете ли вы события, батенька? Ведь такое благолепие на доске.
12. Лb1…
«Какое уж там благолепие! Скорее бы оно кончилось…»