ЭмoLove

— Там есть, — сказал он.

Действительно, ноги Кирилла были мокрыми, так как вода набралась в сапоги. Да и одежда промокла по пояс. Но он этого не замечал.

Они ехали по лесу около трех часов. И еще несколько раз вот так же застревали в ямах. Но пока благополучно выбирались из них. Один раз, правда, «Ровер. вытягивали лебедкой. Кирилл был мокрым, все тело гудело, но усталости он не чувствовал.

«Вот это адреналин! — возбужденно думал он, наблюдая за Григорием Григорьевичем. — А я-то не понимал, что за удовольствие барахтаться в грязи по бездорожью! Для него это лучший отдых! Никакие психологи не нужны».

Когда они выехали из леса, то Кирилл увидел невдалеке небольшую деревню.

— Кошкино! — пояснил Савелий Иванович. Там передохнем. А потом будет самый трудный участок до Залесского.

— Самый классный! — поправил его Григорий Григорьевич. — Думаю, будем пробираться по бампер в жидкой грязи.

Они въехали в деревню и остановились возле какой-то избы. Григорий Григорьевич выбрался из машины и цыкнул на выскочившего из-под ворот и зарычавшего огромного лохматого пса. Тот замер, потом бросился к нему и начал подпрыгивать, радостно повизгивая.

— Хороший Барс! Умница, — приговаривал Григорий Григорьевич, — узнал меня!

Барс бросился к машине и так же бурно начал приветствовать вылезшего Савелия Ивановича. Когда показался Кирилл, он и ему выразил свой восторг, положив на плечи толстые грязные лапы, шумно обнюхав и облизав лицо.

— Ну что ты, Барс! — весело проговорил Григорий Григорьевич. — Это же эмо-бой, с ним так нельзя грубо, он нежное создание.

Это неожиданно ехидное замечание сильно расстроило Кирилла. Он думал, что показал себя с самой лучшей стороны, и не видел повода для издевательств. Он с непониманием посмотрел на улыбающегося Григория Григорьевича. Савелий Иванович тоже глянул на него, потом хмуро заметил:

— Не прав ты, Гриша! Парень вел себя достойно!

— Да я и не спорю, — ответил Григорий Григорьевич. — Иди-ка в избу, Кирюха, а то ты насквозь промок. А я пока машину во двор загоню.

И он двинулся к воротам. Но их уже раскрывал сухонький сутулый дед.

— Здорово, Макар! — поприветствовал его Григорий Григорьевич. — А я уже подумал, что ушел ты куда!

— Дык куда ж я денуся? — засмеялся Макар, обнажая беззубые десны. — Тутося все времечко на печи лежу. Вот вздремнул посля обеду-то и не слыхал, как вы подъехали-то! Опять, значица, решили нашу грязь помесить? Ох-хо-хо! Да еще и такого мальца с собою прихватили. И зачем это?

— Пусть проветрится! — засмеялся Савелий Иванович.

— Ты иди в дом-то, — предложил Макар. — Ишь, мокрый насквозь. А ить на улице не лето! А лучше в баню сразу! Я аккурат натопил, но думал, что вы позжее подкатите.

— А мы сейчас! — улыбнулся Савелий Иванович, идя за Макаром.

«Ровер» уже стоял во дворе, а Григорий Григорьевич закрывал ворота.

— А остальные где? — поинтересовался Кирилл.

— Подтянутся скоро, — ответил Григорий Григорьевич. — Это мы что-то шустро в этот раз. Да, Савелий?

— Так Кирилл помогал, вот и быстрее доехали, — заметил тот.

И Кирилл глянул на него с благодарностью. На душе сразу потеплело. Он с утра чувствовал себя своим в этой компании взрослых мужчин, и колкое недавнее замечание насчет нежного эмо-боя огорчило его. Во время сегодняшней экстремальной гонки он многое понял в самом себе, да и в отце Марики, и в душе начал восхищаться им. Раньше Кирилл думал, что мэр города — это, скорее всего, умный и образованный человек, но стопроцентно занудный и живущий исключительно по правилам. Но за сегодняшний день он кардинально изменил свое мнение, потому что понял, что оффроуд может увлечь только настоящих мужчин. Но для себя он пока не решил, хотел бы еще раз повторить такую сумасшедшую поездку.

Кирилла отправили в баню. Он снял всю одежду. Она была насквозь мокрая и грязная. Отчистив, что было можно, он повесил ее в предбаннике на веревку. И пошел мыться. Когда вдоволь напарился и выскочил в предбанник, задыхаясь от жары, то увидел раздевающихся мужчин.

— Одень вот это, — предложил Григорий Григорьевич, протягивая ему пакет. — Хотя это вещи моей дочки, но, думаю, тебе не привыкать одеваться в девчачьи шмотки.

И он расхохотался. Савелий Иванович укоризненно на него посмотрел, но промолчал. Кирилл тихо поблагодарил и вынул из пакета черные узкие джинсы и розовую обтягивающую футболку. Одевшись, он молча вышел из бани.

В избе уже был накрыт стол. Дед Макар сидел за ним с довольным видом.

— А, малец! — осклабился он. — Ишь, полыхающий какой! Хорошо, видать, парку-то наподдал! А и правильно! Садись-ка, само то сейчас самогонки жахнугь!

И он налил из трехлитровой банки в небольшую стопку мутной белесой жидкости.

— Я не пью, — сказал Кирилл.

— Да неужто?! — изумился Макар и заерзал на лавке. — Ну, ты прямо мамонт какой-то ископаемый! Ить это кто ж сейчас не пьет? И больные потребляют, не то что здоровые! Ну, все буквально! И бабы хлеще мужиков! У нас в Кошкино все! Ну, чайку тогда, — предложил он.

— Хорошо бы, — улыбнулся Кирилл.

Скоро появились раскрасневшиеся мужчины. Они сели за стол и хмуро посмотрели на банку с самогоном.

— Ты чего это тут пария нам спаиваешь? — строго спросил Григорий Григорьевич.

— Я?! — усмехнулся Макар и вытер слезящиеся глаза.

Он уже успел выпить самогона, и не одну стопку.

— Смотри у меня! — погрозил тот ему пальцем.

— Что ты, Гриша, брови-то сдвинул? — обиженно поинтересовался Макар. — Кирюха ваш — просто доисторическая динозавра! Он вообще не потребляет: Ни капли! А вы такое видали? Наши деревенские пацаны, считай, кажный вечер под лавками валяются, а наутро, похмелившись, снова на работу. Еще и на тракторах как-то усиживаются, с сидений не падают, вот что странно!

Кирилл хотел сказать, что он по убеждениям стрейтэйджер, но подумал, что это слово будет совершенно непонятно ни деду Макару, ни, пожалуй, остальным.

— Так он стрейтэйджер, — к его удивлению, произнес в этот момент Григорий Григорьевич и уселся за стол напротив Кирилла, — как и моя дочка. И я этому очень рад!

— И кто это он? — изумился Макар. — Это что же, секта какая новомодная?

— Нет, — засмеялся Кирилл. — Просто мы ведем здоровый образ жизни, так это называется.

— И слава богу! — обрадовался Макар и даже перекрестился. — Да неужто дожили? И молодежь наша за ум взялася? Вот счастье!

И он всхлипнул, тут же шумно высморкавшись.

— Ты, дед, смотрю, уже изрядно набрался, — заметил Григорий Григорьевич. — Иди-ка отдыхать в горенку. А мы тут сами похозяйничаем.

— Ага, милые, пойду я, уж не обессудьте! Прилягу. Кости старые покоя просят.

Макар встал, пошатнулся, хрипло захихикал и медленно вышел из кухни в сени.

Савелий Иванович внимательно посмотрел в глаза Кириллу. Потом тихо сказал:

— Уважаю.

— Да, это хорошо, — согласился Григорий Григорьевич.

Он допил чай, встал из-за стола и ушел в комнату, плотно закрыв за собой дверь.

— Я рад, что познакомился с тобой, — задумчиво проговорил Савелий Иванович. — Гриша не хотел, чтобы я с тобой у себя в кабинете беседовал. Тут же весь город узнал бы, что я тебя вызывал. После этих фотографий в Сети фигура ты сейчас заметная, хочешь ты этого или нет. Да еще с Марикой в большой дружбе. Так что Гришу я понимаю, не хочет лишней огласки.

— А вы кто? — спросил Кирилл, начиная нервничать.

— Следователь, — после паузы ответил он. И есть у меня пара вопросов.

Кирилл напрягся. Он понимал, куда тот клонит. К тому же Савелий Иванович мгновенно изменился. Он словно внутренне подобрался и как бы обезличился. Его круглое добродушное лицо, чем-то неуловимо похожее на лицо известного советского актера Евгения Леонова, стало невозмутимым, а глаза колючими.

— Покажи-ка левую руку, — попросил Савелий Иванович. — Пока сам не увижу, не поверю. Профессиональная привычка.

— Да, это я сам порезал, — твердо произнес Кирилл, но руку показывать не стал. — Хотел свести счеты с жизнью. Но в последний момент испугался и передумал. К тому же я люблю Марику, — нервно добавил он и прикусил язык.