Все реки текут

Нэнси Като

Все реки текут

Все реки текут в море, но не переполняют его, ибо, совершив круговорот, возвращаются к своим истокам.

Пролог

Высоко в Австралийских Альпах есть место, где рождается крошечный ручеек. Он неприметно торит себе путь под глубоким снежным покровом, да вдруг и объявится, зазвенит в голубой проталине меж снежных островков.

Разрастаясь, набирая силу, он кружит среди валунов, пенным потоком устремляется в быстрины, взлетает вверх и низвергается с головокружительной высоты водопада, пока, наконец, достигнув равнины, не разольется полноводной величавой рекой. С севера, юга, востока тянутся к Нему реки и речушки и, соединяясь с ним, образуют колоссальный водный бассейн.

Чего только не приносит с собой Муррей! Говорят, стоит захотеть – отыщешь в его водах любой минерал, любое органическое вещество. Золото и глина, уголь и известняк, останки людей и рыб, поваленные деревья и полусгнившие лодки – все перемешалось, растворилось и рассеялось в этом неторопливом потоке. Так растворяется во времени жизнь: неумолимо утрачивая прежние формы и свойства, приобретает новые; изменяется, но в сути своей остается неизменной в веках.

Река течет сквозь годы, постепенно усложняясь и совершенствуясь в долгом пути, а по мере приближения к морю успокаивается и замедляет бег. Тихое, едва слышное течение широкими озерами и песчаными каналами пробирается к берегу Гулвы и оживает, выплескиваясь прибойной волной.

Там, где многоводная, медленно текущая усталая река делает последнюю излучину, вырос небольшой городишко Гулва. Старые постройки из местных известковых пород, пережившие немало ветров и дождей, поблекли и стали одного цвета с низкими, выжженными солнцем холмами, что возвышаются позади городка.

Река, на которую смотрит город, у самого берега слегка изгибается, уступая место разрушенному пустынному причалу. У причала – несколько старых колесных суденышек; одни стоят на привязи, как плавучие домики, другие застыли, погрузившись в ил с немыслимым креном.

Можно десяток раз побывать в Гулве, да так и не узнать, что городишко в двух шагах от моря, а устье Муррея скрыто в соседних дюнах. Но если выдастся в разгар лета безмолвная ночь или подует южный ветер, случается услышать отдаленные раскаты и приглушенный рокот. Это голос моря. Как бы ни была спокойна и зеркально неподвижна водная гладь, в которой отражается ярко очерченный Южный Крест, тишине не дано здесь воцариться. Неумолчный рокот волн наполняет ее собой, и тишина начинает звучать, вторя этой несмолкающей песне.

Все слилось в вечном круговороте: ручеек под снегом и водопад, горная быстрина и неспешный водный поток. Река течет в море и, растворяясь в нем, тут же начинает новую жизнь, ибо конец – начало суть.

Книга первая

НЕУКРОЩЕННАЯ СТРЕМНИНА

Звезды появляются на небосклоне, так же как существует жизнь и смерть, радость и горе, причина и следствие, течение времени и бесконечное движение бытия, которое, вечно изменяясь, течет словно река.

1

Струйка белого дыма поднималась вверх и исчезала в бледно-голубом бездонном пространстве. «Ладан курится, – подумала она. – А эта бесконечная голубизна… что это? Небо Господне? Должно быть, душа моя уже отделилась от тела». Но тело тотчас напомнило о себе: саднили горло и грудь, словно ободранные изнутри. «Я сильно кашляла, потом меня стошнило», – вспомнила она и тут же усомнилась: себя ли помнит или она была свидетельницей чужого несчастья?

Она повернула голову и увидела человека. Не человека – великана, плечи которого громоздились под самые облака. Сам Господь Бог открылся ей? Но этот бородач мало походил на Отца Небесного. Круглое, обветренное добродушное лицо, густо заросшее темными, с проседью, волосами, волосатая грудь, закатанные до колен вылинявшие белесые штаны.

– Полегчало, дочка? – Он склонил над ней загорелое лицо и улыбнулся, обнажив щербатый, с остатками гнилых зубов, рот.

– Да, спасибо. – Она попробовала улыбнуться в ответ, но звук собственного голоса вмиг вернул ее к событиям той ночи. Воспоминания хлынули ледяным потоком, подобно волне, что обрушилась на нее и увлекла за собой в бурлящие воды.

Шел последний день плавания. Еще несколько часов – и корабль, войдя в Мельбурнский порт, пристанет к берегу. Они впервые ступят на землю Австралии! Дели не терпелось поскорее увидеть страну, о которой так много рассказывал отец, и где поселилась тетя, сестра мамы.

Рассвет был еще далеко. Дели тихонько встала, оделась. Хотелось постоять одной на палубе, в последний раз покачаться вместе с судном на длинных волнах южного моря, представляя, будто под ней гигантский скакун, которого пустили галопом по морским равнинам.

Вчера она разглядела на северо-западе береговую линию: низкую, голубую, загадочную. А вечером с берега прилетел теплый ветерок, повеяло чем-то пряным.

– Это дерево эвкалипт, – объяснил отец. – Оно растет у самого берега, ветер и напитался его ароматом.

В густой темноте глаза различали лишь шипящую пену вскипающих за кормой воли да несколько звезд, на которые медленно и неумолимо надвигалась огромная туча. Корабль шел на раздутых парусах, ветер свистел в мачтах.

Призрачный свет компасной лампы извлек из темноты рулевого, позади него Дели разглядела вахтенного. Кроме них и дозорного в носовой части палубы никого не было.

Высоко вздымались волны, и море белело барашками, четкими и яркими на темной поверхности.

Внезапно сквозь свист ветра донесся крик дозорного:

– Рифы! Впереди рифы!

Вахтенный проревел команду, рулевой резко повернул колесо руля до упора, но было поздно: оглушительный удар потряс корабль, раздался треск расщепляемого дерева. Мачты гнулись, словно деревья на ураганном ветру, лопались удерживающие их стальные тросы. Высокая вспененная волна поднялась из-за кормы и всей своей мощью обрушилась на разбитый корабль. На палубе в этот миг оставалась одна Дели Гордон. Ледяная волна накрыла ее и вынесла в открытое море.

2

Крошечный шаткий состав, с шипением выпуская пар, вполз в темноту станции. Всю дорогу, на которую ушло полдня и часть ночи, он еле тащился, то и дело тормозя и тут же снова трогаясь с места, отчего пассажиров нещадно трясло и качало. Добравшись, наконец, до станции, он остановился и теперь облегченно отпыхивался: дальше путей нет, можно отдохнуть, дорога была трудной.

Проводник отворил дверь и заорал, словно в купе была не одна Дели, а полным-полно пассажиров:

– Кума! Кума! Вылезайте, приехали. Дальше автобус повезет, мы в горы не ездим.

Дели принялась собирать разложенные по всему купе вещи: перчатки, ящичек с фруктами, журнал «Для вас, женщины». Вытащила из-под сиденья пузатый саквояж, в котором лежали запасная пара чулок, носовые платки, нижние юбки и туфли на смену; надела новую соломенную шляпу с черными лентами. Эту шляпу купил ей в Мельбурне адвокат – совсем незнакомый, но великодушный человек. Дели долго отказывалась, но он настоял, сказав, что дает ей деньги в долг, а когда они покончат с оформлением наследства, переходящего к ней после смерти отца, она при желании сможет отдать ему долг. И он прибавил к шляпке пару перчаток и туфли.

Здесь, в Австралии, ей на удивление везло на добрых людей. Миссис Браунлоу, которая заботилась о ней всю дорогу до Гулберна – там Дели пересела на другой поезд, – буквально силой впихнула ей саквояж с вещами, отдала даже одно из своих платьев (оно, правда, оказалось слишком велико) и дорожный плащ. Миссис Браунлоу прониклась к Дели искренним сочувствием, но ее чрезмерная опека утомляла, и девочка даже обрадовалась, когда осталась одна. Но теперь ей опять было не по себе. Вокруг непроглядная темнота, все чужое. Хоть бы дядя Чарльз встретил на вокзале.