Страница 3 из 11
В ее жизни давно уже не было места ни таблеткам, ни алкоголю.
— Поверь мне, я бы не прописал тебе этот препарат без необходимости, — убеждал ее Лауден.
Этакий врач-профессионал. Сама забота.
— Мы хотим избежать новых нервных и сосудистых спазмов, которые могут вызвать припадки вроде сегодняшнего. Ты ведь не хочешь упасть в обморок и получить сотрясение мозга?
От этих дурацких объяснений, предостережений и ласкового тона Паула взбесилась.
Ее невидимый хранитель пожал плечами. Подумаешь, какой-то там врач. Не стоит обращать на него внимания. Все идет, как задумано.
Тогда Паула смирилась, приняла таблетки, запила их водой.
— Когда вы меня выпишете? — поинтересовалась она. Лауден встал, собираясь уходить.
— Завтра утром поговорим. Мне кажется, нам придется сделать еще несколько анализов.
Может быть, врачи не хотят отпускать ее домой, потому что все-таки думают, что это заразно? Может, как сказал Лауден, они боятся начала эпидемии?
Паула покорно кивнула. Лаудена это несколько успокоило, и он направился к двери. Когда он был уже на пороге, Паула спросила его:
— Почему доктор Геррхардт, или как ее там, спросила меня, ем ли я мясо?
Лауден обернулся.
— Ее фамилия Геррхольц. Она не из нашей больницы.
— А что она тогда тут делает?
— Ее прислали сюда из ЦЭНа, — ответил он таким будничным тоном, как будто Центр эпидемиологического надзора постоянно рассылал своих специалистов по больницам, направо и налево. — Не бери в голову, у них работа такая — задавать странные вопросы. Мы постараемся выписать тебя как можно скорее.
IV
Когда Паула вернулась домой в тот вечер, входная дверь оказалась не заперта, а в комнатах горел свет. Было только начало восьмого, но в ноябре в это время уже довольно темно. Паула бегала по комнатам, звала Клэр. Девочка получила самые подробные инструкции: она знала, что, вернувшись из школы, нужно как следует запереть входную дверь и отвечать на звонки, только если на определителе номера высвечивается номер мобильного или рабочего телефона матери. Наверняка Ричард забрал ее. Даже добившись частичной опеки, он не успокоился, ему все мало.
И тут на кухонном шкафчике между стопкой тарелок и открытой коробкой кукурузных хлопьев она заметила записку. Паула узнала почерк Стеф.
Молодая женщина решительно направилась к желтому коттеджу, изо всех сил забарабанила в дверь. Открыла Стеф.
— Привет, у нас все нормально, — поспешила она успокоить рассерженную Паулу. — Клэр уже сделала уроки и сейчас смотрит телевизор.
Паула не слушала, она метнулась мимо нее в гостиную с обшарпанной мебелью и выцветшими ковриками на полу. В комнатах горели все лампы, их яркий свет отражался на всех гладких поверхностях: на дубовом паркете, натертом до блеска, на свежеокрашенных молочного цвета стенах, на оконных стеклах. Из кухни доносился приятный запах каких-то экзотических специй — там явно готовили ужин. Паула вдруг поняла, что она очень голодна, — с самого утра ничего не ела.
Клэр сидела на полу перед телевизором, на овальном коврике ручной вязки. Ее сиреневый рюкзак лежал перед ней на полу. Девочка смотрела какую-то передачу про животных и одновременно слушала музыку в CD-плеере. У нее за спиной на диване лежала худая негритянка лет пятидесяти — шестидесяти.
— Клэр! — позвала Паула.
Девочка притворилась, что не слышит.
— Клэр, я с тобой разговариваю, сейчас же сними наушники! Она старалась говорить строго, но спокойно, как и положено хорошей матери.
— Я, кажется, говорила тебе, чтобы ты не выходила из дома? Девочка даже не посмотрела на нее.
— У вас по соседству, в зеленом коттедже, что-то случилось, туда приехала полиция, — начала объяснять Стеф.
Зеленый коттедж и впрямь был тот еще притон. Перед ним вечно парковались байкеры, дом был в ужасном состоянии. Паула не сомневалась, что там торгуют наркотиками.
— Я решила пойти проведать вашу дочь, увидела, что бедняжка напугана, и пригласила ее к нам. Я сказала ей, вы не будете на нее сердиться.
— До тебя невозможно дозвониться, — сказала Клэр, даже не повернувшись и так и не сняв наушники. Видимо, решила показать характер. Думает, в гостях Паула не станет ее ругать.
— Надо было продолжать звонить до тех пор, пока я не отвечу, — негодовала Паула.
На самом деле она забыла включить телефон, когда закончила дежурство в больнице. После работы Паула зашла в какой-то бар, немного выпила, посидела там с полчаса, а потом поехала домой и добралась не позже обычного.
— Ты не должна никуда уходить из дома! — строго повторила она.
Тут опять вмешалась Стеф. Она взяла Паулу под локоть и указала ей на женщину, лежащую на диване.
— Познакомься, Паула, это Мэрили.
Похоже, Мэрили была не в состоянии встать с дивана. На столике у изголовья Паула увидела стакан с водой, носовой платок и пачку салфеток. Возле дивана стояла пластиковая урна. Мэрили полулежала на подушках, укрытая белой простыней. Ее ноги были как-то неловко подогнуты, а левой рукой она обхватила себя за шею, при этом рука ее все время дрожала, словно испуганный зверек. Женщина смотрела на экран телевизора и при этом так блаженно улыбалась, словно наблюдала самое прекрасное зрелище на земле.
Стеф тронула Мэрили за плечо, та медленно отвела взгляд от телевизора.
— Мэрили, это Паула.
Мэрили протянула Пауле здоровую руку, но не совсем удачно: намного правее, чем надо. Потом рука вообще отказалась повиноваться своей хозяйке и принялась раскачиваться в воздухе. Паула кое-как дотянулась до дрожащей ладони и слегка пожала ее. На ощупь кожа была сухая и очень холодная.
Женщина улыбнулась и сказала что-то на непонятном языке. Паула вопросительно посмотрела на Стеф, и тогда Мэрили вполне отчетливо произнесла:
— Я тебя съем.
— Что вы сказали?
Паула не поверила собственным ушам.
— Это традиционная форма приветствия в ее племени, — пояснила Стеф. — Мэрили родом из Папуа — Новой Гвинеи. Кстати, Мэрили, а ведь Паула — мама твоей любимицы Клэр.
— Ах да, конечно, — с трудом выговорила Мэрили. Она как-то уж слишком интенсивно артикулировала, а ее губы постоянно норовили расплыться в улыбке, мешая правильно произносить слова. — Какая милая девочка, — продолжала она, причем было непонятно, кого она имеет в виду: Клэр или Паулу. Потом ее левая рука, обнимавшая шею, сама собой соскользнула, словно шарфик, и упала на грудь. Мэрили опустилась на подушки и, по-прежнему безмятежно улыбаясь, уставилась в телевизор.
«Да что с ней такое, черт возьми?» — подумала про себя Паула
— Мы собираемся ужинать, поешьте с нами, — предложила Стеф.
— Нет, мы, пожалуй, пойдем, — отказалась Паула.
На самом деле ей очень хотелось остаться. Дома холодильник был совсем пуст. А тут в воздухе витали такие невероятные кулинарные ароматы…
— Оставайтесь, — настаивала Стеф, — вам же вроде всегда нравилась наша стряпня.
Это была чистая правда. Весь прошлый месяц Паула и Клэр питались в основном тем, что приносила им Стеф.
— Ладно, мы останемся, только недолго, — согласилась Паула. Стеф проводила их в столовую. Почти всю комнату занимал длинный стол под белой скатертью, накрытый на десятерых. При этом за столом еще оставалось немного свободного места.
— Сколько вас здесь? — поинтересовалась Паула.
— Семеро, — ответила Стеф, проходя в кухню.
— А у вас тут совсем не тесно.
Паула села к столу и увидела перед собой высокую зеленую бутылку.
— Можно мне вина? — попросила она. Ей вдруг очень захотелось выпить чего-нибудь покрепче.
— Сейчас-сейчас, — заторопилась Стеф.
Она вернулась в столовую, неся стаканы. Вместе с ней к гостям вышла молоденькая негритянка лет восемнадцати-девятнадцати. Она представилась, но Паула не расслышала, как ее зовут: не то Таня, не то Тоня. В руках она держала огромную голубую тарелку с маисовыми лепешками. Паула не раз видела эту девушку: та часто прогуливалась с ребенком мимо их дома. На улице сразу бросалось в глаза, что молодая мама хромает, но здесь, в доме, это было почти незаметно.