Помнишь ли ты…

Со временем он все больше проникался симпатией к Коулу с его неустанными заботами о лошадях, и в конце концов между мужчинами завязались своеобразные приятельские отношения. Навещая своих обожаемых животных, Хэйуорд часто оставался попить кофе и поболтать с Коулом, и постепенно стал для юноши наставником, особенно в двух областях, больше всего интересовавших Коула: бизнес и деньги.

Когда разговор переходил на эти темы, Чарльз выказывал проницательность, блестящий ум и сметку. В сущности, Коул обнаружил, что единственным уязвимым местом этого человека является его семья. Первая жена Хэйуорда и их единственный ребенок погибли в авиакатастрофе двадцать пять лет назад, и горе Хэйуорда было столь глубоким и неутешным, что его друзья до сих пор упоминали об этом лишь шепотом, да и то когда собирались в конюшне.

Семнадцать лет назад Хэйуорд снова женился, и молодая жена подарила ему погодков — сына и дочь. Судя по всему, Чарльз был без ума от своей Джессики — и ее, и детей он обеспечивал всем самым лучшим, что только можно купить за деньги, — и, по-видимому, непоколебимо верил, что они в конце концов оправдают все его надежды и чаяния.

Коул мог бы привести своему наставнику несколько горьких, но неопровержимых доказательств того, к чему приводят чрезмерная снисходительность к детям и доверие к неверным женам.

По личным наблюдениям и опыту Коул знал, что Джессика Хэйуорд — ослепительная, избалованная, безнравственная сорокалетняя сука.

Ее пятнадцатилетняя дочь Барбара так трепетала и благоговела перед матерью, что выросла совершенно бесхарактерным подобием Джессики; к тому же материальные блага, которыми осыпал ее Чарльз, и роскошь, которую ей не приходилось заслуживать ни отличными оценками в школе, ни чем-нибудь другим, только усиливали беспомощность девочки.

Дуг Хэйуорд был обаятельным шестнадцатилетним повесой, но Коул не считал, что он безнадежен. Время от времени Коул видел в нем прямоту и острый ум Чарльза Хэйуорда. Дуг мог похвастаться лишь средними оценками, но показатели тестирования у него были очень высоки.

Взглянув на часы, Коул увидел, что близится полночь, потянулся и зевнул. Выйдя в коридор, он в последний раз обошел конюшню, убеждаясь перед сном, что в его владениях все в порядке.

Глава 9

Джессика Хэйуорд сошла с тренажера в кабинете, примыкающем к большой спальне, и накинула на плечи полотенце. Одетая в тонкие белые шорты и облегающий красно-белый топ, она направилась в спальню, испытывая прилив энергии, беспокойство и тоску одиночества. Ее муж должен был вернуться домой только на следующий день, но даже будь он здесь, он не смог бы дать Джессике то, о чем она мечтала.

Она жаждала секса — бурного, грубого, захватывающего, требовательного, страстного секса, а не вялого, вежливого и предсказуемого акта, который Чарльз называл «занятием любовью». Джессике хотелось отнюдь не любви, а безумия — и не с Чарльзом…

Она мечтала о Коуле.

Досадуя на собственное неукротимое влечение к надменному, грубому, неотесанному служащему, Джессика подошла к бару, встроенному в шкаф, и вытащила из холодильника бутылку дорогого шардонне. Затем она наполнила бокал с золотым ободком, неторопливо добрела до окна и уставилась на лужайку за домом и конюшню, видневшуюся слева. Закрыв глаза, она воскресила в памяти облик Коула — его широкие плечи, бугрящиеся мускулами, кожу, по которой струился пот, пока он входил в нее с неистовой силой. Такую силу Джессика предпочитала всему остальному.

От соблазнительных воспоминаний у нее невольно напряглись бедра, и она залпом осушила бокал, отвернувшись от окна. Стащив с шеи полотенце, Джессика помедлила — настолько, чтобы успеть вытереть волосы, а затем взяла бутылку вина, еще один бокал и вышла из спальни.

Дверь комнаты дочери была закрыта, но в щель у пола пробивалась полоска света, и Джессика крадучись прошла по коридору к задней лестнице.

Стояла жаркая и душная ночь, напоенная острым ароматом гардений, цветущих на клумбах. На плиты дорожки, ведущей к конюшне, падал лунный свет, но Джессика не заблудилась бы даже в кромешной темноте — слишком уж часто она совершала такое путешествие в мечтах и наяву. Балансируя с бутылкой и двумя бокалами, она скользнула в боковую дверь конюшни, блаженно вздохнув, когда волна воздуха, разгоняемого кондиционером, коснулась ее влажной кожи.

Не удосужившись включить в коридоре верхний свет, она бесшумно завернула за угол и остановилась перед дверью комнаты, с наслаждением наблюдая, как Коул стащил через голову рубашку и отбросил ее в сторону. Мягкий отблеск лампы, стоявшей на письменном столе, играл на перекатывающихся мускулах его плеч и спины, и когда Коул потянулся к поясу джинсов, у Джессики участилось дыхание.

Возможно, этот чуть слышный звук насторожил Коула, поскольку он резко обернулся и устремил на женщину взгляд, в котором тревога сменилась раздражением.

— Черт, как ты меня напугала, Джессика!

Подняв бутылку и бокалы, Джессика вошла в комнату как в свою собственную — впрочем, комната действительно принадлежала ей.

— Я увидела в твоем окне свет и, поскольку, похоже, заснуть сегодня не удастся никому из нас, решила поделиться с тобой вот этим…

— Честно говоря, я устал и вряд ли буду страдать бессонницей.

— Незачем так сразу давать мне отпор, — заявила Джессика, присаживаясь на край стола. Она забросила ногу на ногу и покачала сандалией, повисшей на кончиках пальцев с ярко-красными ногтями. — Мы не виделись целую вечность — вот я и решила нанести тебе визит, — добавила она, поворачиваясь и наполняя оба бокала.

— И это все? — саркастически переспросил Коул, созерцая тесный и не слишком скромный топ, откровенные шорты и призывную улыбку. Он решительно протянул руку за рубашкой, но Джессика покачала головой, а ее улыбка стала жесткой и решительной.

— Не надо одеваться, дорогой. Мне нравится твой вид.

— Джессика, — резко прервал Коул, — не стоит начинать все заново. Все кончено, завершено, забыто! Говорю тебе, я устал.

— Как невежливо ты разговариваешь с хозяйкой! — отозвалась она, соскользнув со стола и потянувшись к его щеке.

— Черт побери, хватит! — взорвался Коул, уворачиваясь от женщины. В качестве последнего средства он приготовился силой выставить Джессику вон, но не хотел прикасаться к ней, опасаясь воспламенить этим прикосновением ее крутой нрав или — еще хуже — страсть. Позади него стояла кровать, и, отказавшись прибегнуть к физической силе, чтобы отстранить Джессику, он очутился в ловушке. Женщина сразу заметила это и шагнула вперед с победной улыбкой на лице.

— Джессика… — мрачным голосом предостерег Коул. — Ты ведь замужем!

— Знаю, — отозвалась она, снимая топ и швыряя его на постель.

— Мне нравится твой муж, — продолжал Коул, безуспешно пытаясь обойти ее.

Джессика окинула его удивленным взглядом широко раскрытых глаз и завела руки за спину, расстегивая бюстгальтер.

— И мне тоже, — кивнула она.

Если бы положение Коула не было столь унизительным и безвыходным, он посмеялся бы над нелепостью ситуации: красивая женщина раздевается перед ним, своим телом преграждая ему путь к бегству, и при этом невинным тоном уверяет, что любит своего мужа.

— Сегодня я не расположен к стриптизу, — предупредил он.

— Ничего, скоро мы это поправим, — пообещала Джессика, спуская с плеч бретельки.

— А тебе известно, что такое супружеская верность? — поинтересовался он, удерживая бретельки, чтобы они не соскользнули с рук Джессики.

— Я всегда верна Чарльзу, когда он в городе, — возразила Джессика, и у нее жарко вспыхнули глаза, а ладони коснулись густых темных волос у него на груди. — Только сегодня его здесь нет, а ты есть. Мне скучно.

— Тогда найди себе хобби, — посоветовал Коул, стискивая ей пальцы.

Она разразилась низким гортанным смехом, крепко обвила руками его шею и прижалась к нему животом.