Страница 3 из 24
— Ну где же снег?
— Нынче беспременно заметет! — сказал господин Харчмайер. Громко сказал — чтоб самому в это поверить.
Господин Низбергер въехал в Дуйбергскую долину с восточной стороны, а господин Верхенбергер — с западной. Оба снег видели, во всех долинах — справа и слева от Дуйбергской.
— Таких сугробов намело! — рассказывали они. — Всем, кто в другие долины подался, пришлось на колеса цепи намотать!
И они утешали себя тем, что устанавливать цепи на колеса — страшная тягомотина. Затем они направились к Харчмайеру и заказали по большой кружке пива и двойному шнапсу.
На следующий день господин Лисмайер созвонился с хозяином гостиницы в одной из девяноста семи долин, и этот хозяин под конец разговора сказал:
— Слушай, Лисмайер, мне пора закругляться: надо у входа лопатой пошуровать, а то мои гости из дома выйти не смогут!
— А что у тебя там такое у входа? — тупо спросил господин Лисмайер.
— Как что — снег! — проорал на другом конце провода хозяин гостиницы. И тут господин Лисмайер первый раз в жизни упал в обморок.
Господин Харчмайер вдвойне страдал от отсутствия снега. Во-первых, он лишался клиентов, а во-вторых, как бургомистр, нес всю полноту ответственности за свою территорию.
— Я должен что-то сделать, я обязан что-то придумать! — говорил господин Харчмайер десять раз на дню самому себе, пять раз — своей жене и по разу Ханси и Марианне.
— Ну так сделай же что-нибудь, наконец! — в сердцах воскликнули Ханси и Марианна (вне себя от злости). Они были еще в том возрасте, когда верится, что отцы могут просто-таки все на свете.
Господин Харчмайер действительно кое-что сделал. Первым делом он написал письмо метеорологам. Такого содержания:
«Уважаемые господа из службы погоды!
С погодой у нас что-то стряслось. Она к нам несправедлива — нет снега, и точка.
Как бургомистр, мириться с ущемленностью моих сограждан я не могу, ведь все мы из-за этого лишаемся каких бы то ни было доходов.
Настоятельно прошу Вас изучить данный феномен несправедливости и подумать о возможностях его устранения. С совершенным почтением
Метеорологи действительно приехали. Они нюхали воздух, они брали пробы грунта, они взбирались на местные возвышенности. Все-то они выведывали, и мерили, и считали, и записывала в свой гроссбух. Спустя неделю господин Харчмайер получил от них письмо.
В письме сообщалось, что метеорологи тщательно исследовали погодные условия в Верхнем Дуйберге и пришли к заключению: в настоящий момент устранить эту атмосферную несправедливость никакой возможности нет. Далее пространно говорилось о циклонах и антициклонах, о восходящих потоках испарений и нисходящих массах холодного воздуха.
Но господина Харчмайера это уже абсолютно не интересовало. Он положил письмо в ящик своего бургомистерского стола, а на стол положил голову и заплакал.
— Бедные дети! — всхлипывал он, имея в виду вовсе не настоящих детей, а взрослых. Он говорил «дети», потому что сам себе в роли бургомистра казался их отцом.
Господин Харчмайер был, однако, человек упрямый. Так быстро он не сдавался. И вот когда он уныло созерцал две розы в маленькой вазе на своем письменном столе, в голове у него родилась идея.
Идея
Одна роза в вазе была красная, другая — желтая. Обе — искусственные. Господину Харчмайеру розы из синтетики очень нравились. Славно, что такое существует. Розы — зимой, искусственные розы! — вертелось у него в голове. И как только в голове завертелись «искусственные розы», тут же завертелся и «искусственный снег». Однажды по телевизору он видел машину, которая вырабатывала искусственный снег. Этакая махина, фыркающая и пыхтящая, которая сзади заправлялась водой, а спереди выплевывала первоклассный снег. Господин Харчмайер поискал сначала в телефонном справочнике, но там установки для искусственного снега указаны не были. Тогда он позвонил в «Гильдию изготовителей необычных машин и агрегатов». Там ему дали адрес фабрики, которая выпускала снежные пушки, нужные господину Харчмайеру. Тогда он написал второе свое письмо и попросил ответить как можно скорее. Ответ в самом деле пришел очень скоро, от крайнего волнения господин Харчмайер не мог прочесть ни строчки: буквы плясали перед глазами.
— Ханси! — крикнул он, и возник Ханси.
— Прочти-ка мне письмо, — сказал он сыну.
В чтении Ханси был не особенно силен. Целая (без двух десятых) вечность прошла, пока он с грехом пополам слепил в одну фразу:
— «Глуп-глуб-око ува-жа-а-ае-мый госпо-ди-н бур-гом-мист-тер». Господин Харчмайер кликнул Марианну. Она читала, как зверь:
— «Глубокоуважаемый господин бургомистр!»
— Это уже было! — встрял Ханси. Марианна невозмутимо читала дальше:
— «Мы охотно возьмемся выполнить ваш столь почетный для нас заказ — покрыть искусственным снегом всю Дуйбергскую долину».
У господина Харчмайера вырвался вздох облегчения, затем он рявкнул громовое «ура» и запрыгал по комнате на одной ноге. Марианна невозмутимо читала дальше:
— «Мы в состоянии обеспечить толщину снежного покрова до одного метра!»
Теперь и Ханси с криком «ура» запрыгал на одной ноге.
— «Стоимость снежного покрытия не поддается точному подсчету. Однако для ориентации мы бы хотели указать примерную сумму (в шиллингах)». — Марианна остановилась. Господин Харчмайер и Ханси тоже остановились.
— Какую? — завопили они. — Ну, говори же, какую?!
— Впереди единица, — сказала Марианна, — а дальше идут сплошные нули. Столько нулей мы еще не проходили!
— Сосчитай нули! — тихо произнес господин Харчмайер. Марианна сосчитала. Потом так же тихо сказала: «Тринадцать». Тут господин Харчмайер вырвал из рук Марианны письмо, разодрал его на клочки и швырнул их в корзину для бумаг.
— С искусственным снегом — дохлый номер? — спросил Ханси.
— Тринадцать нулей у нас отродясь не было. И никогда не будет, Тринадцать нулей — это даже в голове не укладывается!
С той поры бургомистр Харчмайер всякие надежды на снег оставил. И господин пастор с господином учителем веру в снег потеряли окончательно.
Все верхнедуйбержцы слонялись как неприкаянные, мрачно приговаривая:
— Природа к нам несправедлива!
В семье Низбергера и в семье Верхенбергера тоже мрачно приговаривали:
— Природа к нам несправедлива!
По вечерам все собирались в ресторане Харчмайера и в один голос ругали лыжников и лыжи. Распаляясь, кричали:
— Дикость какая-то! Люди совсем рехнулись! Одни лыжи на уме! Всегда одни только лыжи!
— А ведь могли бы совершать поучительные вылазки на природу — наблюдать за состоянием деревьев зимой, — говорил господин учитель.
— Любоваться богоданной природой и церковью, — добавлял господин пастор.
— Получать удовольствие от моей доброй пищи, — говорил господин Харчмайер.
— И от моих новых мягких кроватей, — добавлял господин Лисмайер.
— Не тут-то было! — повышал голос господин Тюльмайер. — Лыжи им подавай, снег! Ничто другое отдыхающих не волнует!
— Они помешаны на спортивных развлечениях! — презрительно чеканил господин Верхенбергер.
— Ну почему не существует какого-то другого зимнего вида спорта? — сокрушался господин Низбергер.
«Другой вид спорта» не шел у господина Харчмайера из головы. Марианна изрядно напугалась, когда заглянула днем в ресторанный зал. Там сидел ее отец и вкушал послеобеденный сон. (Господин Харчмайер всегда спал там после обеда и всегда сидя. При этом он клал руки на стол, голову — на руки и раскатисто храпел.) Но на сей раз отец не храпел, он чудовищно стонал.
— Папуль, что с тобой? — спросила Марианна и потрясла отца за плечо. Господин Харчмайер испуганно встрепенулся, пробормотал: «Другой вид спорта», снова уронил голову па руки и, постанывая, погрузился в сон. И ночью госпожа Харчмайер слышала, как он стонет и бормочет про «другой вид спорта».