Страница 3 из 5
– Отдохни, отдохни, милок. Тебя как звать-то? Лешка? Отдохни, Лексей. У нас тут все для этого имеется. И мага́зин, и музея, и столовка, и ментовка. – Продвинутая бабка. Не хватало нам только в «ментовке» отдыхать. – Правда, ментовка подале будет, в области. Зато речка рядом, под горой. Махонькая, но тебе хватит. И покупаться можно, и постираться. А это кто с тобой будет? – Она указала на меня – заметила наконец-то. – Брательник? Ничего себе – солидный. Директором станет, по всему видать. А ты?
– А по мне видать – президентом. Мама велела.
– Мамку надо слушать. – Пальчики Митревны проворно бегали, горка очищенного цвета росла на платке с розочками. – Мамка плохого не пожелает. Делай, как мамка учит, и в беду не попадешь.
– Мамка дома осталась, – вздохнул Алешка.
– Тогда я тебе скажу: на речку ходи, в церкву ходи, в мага́зин ходи, а вон туды, – Митревна указала на заброшенный дом с березками на крыше, – туды не ходи. Плохое место.
– А там что?
– Гостиница прежде была, давно брошенная. Там никто не живет. Только крыса да Максимыч. Место нечистое, привидения там развелись.
У Алешки загорелись глаза.
– Настоящие?
– А то! Гостиницу эту еще когда купец состроил! Дочка у него была, красавица. Румяная, коса до пояса. Сгубил он ее.
– Зачем?
– Полюбила. Ихнего дворника и полюбила. Герасим его звали.
– Который Муму утопил?
– Никого он не топил! – Митревна рассердилась. – Вовсе наоборот – красавец был, усы...
– До пояса? – догадался Алешка.
– Сам ты до пояса! Нормальные усы – до плеч... Отец-то как узнал про ихнюю любовь, так сразу велел Герасима в подвале выпороть и в деревню его отправить. А дочка повесилась, в гостинице. Или утопилась, в Липовке. Или отравилась, в гимназии. Но, видать, неловко у нее это все вышло. До сих пор по ночам в подвале бродит, все Герку зовет, жалобно так, будто крыса пищит. Так что туда ты не ходи.
Лучше бы она этого не говорила. Я понял, что не будет у меня спокойного отдыха. Будет рыбалка в Управлении, охота на сеновале, пробежка за привидениями...
– А Максимыч? – спросил Алешка. – Тоже привидение?
– Ага! В сто пудов весом. Он колдун. Но добрый...
Про стопудового колдуна Максимыча мы не дослушали. На горизонте появилась разъяренная ведьма Михална. Одной рукой она размахивала палкой, а другой волокла за собой сумку на колесиках.
Наша Митревна махом сгребла липовый цвет в сумку и... исчезла. Будто ее и не было.
– На помеле улетела, – проворчал Алешка. – Тут, Дим, этих ведьм и колдунов – завались.
Вот это было сказано радостно. С предвкушением... А мне это надо?
Глава II
Мишки на отдыхе
Мы немного постояли, слегка ошалевшие, прислушиваясь к затихающим задорным крикам и стуку колесиков сумки по булыжнику Б. Липовой.
– Во! – удовлетворенно произнес Алешка. – Мы опять в центре событий. Две ведьмы подрались.
Не больно-то я знаю, что такое ведьмы, не общался, но уверен: когда они дерутся, помелами там или ступами, лучше в это время держаться от них подальше.
– Пошли, – сказал я Алешке, имея в виду удалиться от места схватки.
– Ага! – он явно обрадовался, неправильно меня поняв. – Пошли, посмотрим, как они будут сражаться на мосту.
Я молча сунул ему под нос фигу и потащил за рукав в другую сторону, к церкви.
Церковь, я уже говорил, была очень красивая. А сейчас особенно, она вся светилась в лучах заходящего солнца. Широкие двери ее были распахнуты; доносилось тихое пение и мерцали в глубине огоньки лампадок и свечей.
Заходить в церковь мы не стали: Алешка был еще атеистом, а я еще не определился. Мы просто побродили вокруг, полюбовались. Колокольни здесь не было. Вместо нее стояло в сторонке сооружение в виде здоровенной трапеции: два столба, а наверху мощная перекладина в виде бруса. И на этом брусе висели в ряд, по размеру, колокола с церковнославянскими надписями на «юбках». Из-под «юбок» свисали веревки, концы их были замотаны вокруг еще одной перекладины, нижней и потоньше. Наверное, чтобы не болтались от ветра.
Алешка тут же начал разматывать веревку самого большого колокола.
– Не вздумай! – предупредил я. – Попадет!
Алешка воровато оглянулся на распахнутую дверь:
– Да пока они выскочат, Дим... Я один разочек звякну...
Но как только он ухватил конец веревки, раздался резкий звук – Алешка отскочил и вытаращил глаза:
– Сигнализация, что ль?
Это была не сигнализация. Это возле нашей гостиницы сигналил нам милицейский «уазик» – видно, папа вернулся.
Алешка с сожалением примотал веревку на место. Мы пошли к гостинице. Папа и майор Шишкин стояли возле машины, ждали нас.
– Набегались? – спросил папа. – Чем вы старушек напугали?
– Это они нас напугали, – сказал Алешка. – Старинные ведьмы.
– Елена Дмитриевна, – сказал майор Шишкин, – не ведьма, она травница.
– Травой питается? – удивился Алешка.
– Нет, – майор не удивился. – Она лечит травами. И очень успешно.
– Парни, – сказал папа, указывая на майора, – Иван Иваныч приглашает нас к себе на ужин. Вы как?
Отважный человек этот Шишкин, подумал я. Он ведь видел, как мы наворачивали в буфете.
– Я согласен, – сказал Алешка. – Мне ваши местные котлеты понравились.
– Поехали. – Шишкин распахнул дверцу «уазика». – Здесь недалеко.
А мы и не сомневались. Машина выехала на Б. Липовую ал. (оказалось – это Большая Липовая аллея, нам Шишкин объяснил), свернула в 1-й Липовый пер. и остановилась возле типичного деревенского дома. Тут даже был колодец и стояла в уголке двора добротная собачья будка. Правда, пустая.
– А где собака? – сразу же спросил Алешка. – Она овчарка?
– Овчарка, – кивнул майор Шишкин. – Рексом зовут. Он погулять пошел.
Майор Шишкин жил один. Не считая собаки. Которая каждый вечер уходила на всю ночь погулять по главной улице под липами. Но в доме был изумительный порядок. И даже висело много красивых картин. Некоторые – в рамочках, а некоторые просто в виде картонок. Но все равно очень красивые. И выяснилось, что все эти картины написал майор милиции Шишкин.
– Стоп! – Алешка вытаращил глаза. – Это вы тот самый Шишкин? Который у нас в номере висит? Который «Мишек на отдыхе» нарисовал? Не слабо!
Шишкин от души рассмеялся:
– Нет, эта картина была написана другим Шишкиным, в позапрошлом веке. – И тут он нахмурился: – Только называется она не «Мишки на отдыхе», а «Утро в сосновом лесу». Мне очень не нравится, когда перевирают названия картин. Особенно когда это делают люди, которые считают себя грамотными.
– А я и не считаю себя грамотным! – заявил Алешка с возмущением. – Вот еще! Больно надо!
– А я и не про тебя говорю. Тут как-то по телевизору выступал очень известный писатель. Он так и говорил: картина «Три богатыря», картина «Иван Грозный убивает сына»! А мне так хотелось позвонить в студию и сказать: «Нет таких картин!»
– Как это нет? – удивился Алешка. – Я их сколько раз видел.
– А вот и нет! – запальчиво возразил обиженный Шишкин. – Есть картина «Богатыри». Есть картина «Иван Грозный и сын его Иван».
– А что же не позвонили-то?
– А чего звонить? Кто б меня послушал, сельского мента?
– Да, – Алешка сочувственно вздохнул, – небось, если бы вы переврали названия его книг, уж он бы расшумелся!
– Довольно, – сказал папа. – Есть хочу.
Майор (или художник?) Шишкин нас здорово накормил. Как тетя Нюта в буфете. Он, наверное, привык о себе заботиться без женской руки.
– Вам жениться надо, – сказал Алешка.
– Это еще зачем? – удивился Шишкин.
– Ну... чтоб после ужина кто-нибудь посуду помыл. – И он с намеком посмотрел на меня.
– Вот ты и помой, – сказал я.
– Мне нельзя, – отказался Алешка. – У меня посуда здорово бьется.
Когда я помыл посуду, мы снова пошли смотреть картины. И они нам еще больше понравились. На картинах в основном были изображены виды города Липовска. Причем выглядели они лучше, чем на самом деле. Особенно здорово смотрелась старая гостиница «ца Пари», так и чудилось, что в ее глубине бродят неприкаянные тени прошлого. А в одном окне даже казалось, что светится робкий огонек свечи.