Страница 57 из 66
Ариадна Громова
ЛЕМ СМЕЕТСЯ
(послесловие от переводчика)
Станислав Лем хорошо знаком советскому читателю не только как автор философских утопий («Магелланово облако», «Астронавты») и высоких философских трагедий («Соларис», «Формула Лимфатера»), но и как блестящий сатирик и юморист. «Звездные дневники Ийона, Тихого», «Стиральная трагедия», рассказы «Вторжение с Альдебарана», «Существуете ли вы, мистер Джонс?» известны каждому любителю фантастики в нашей стране.
Альманах «НФ» публикует в этом номере произведения Станислава Лема, написанные в различной тональности: ироническое «Автоинтервью», юмористическую «Сказку о цифровой машине, которая сражалась с драконом» и фантастическую телевизионную пьесу «Странный гость профессора Тарантоги».
Основной прицел «Автоинтервью» — осмеяние реакционной фантастики «массового», «серийного» типа (в первую очередь американской), где под видом научно-фантастического романа или рассказа читателям преподносится низкопробный детектив с гангстерами и грязными аферами в космосе и со всякими космическими и психологическими ужасами. Ракета-люкс, экипаж которой занимается «оргиями и убийствами в пропорции два к одному», электронный мозг, выполняющий обязанности детектива на этой ракете, синтетический мальчик-убийца, атомная лаборатория, «в порядке частной инициативы» перестроенная в дом свиданий. Луна, проданная на лом, — все это пародирует «типовые детали» фантастики такого рода. Попутно достается и тем незадачливым фантастам, которые пытаются перенести эти готовые штампы псевдофантастики на польскую почву.
Блестящей пародией на «ужасные» кибернетические рассказы американских фантастов является и «Сказка о цифровой машине, которая сражалась с драконом».
С Лемом-драматургом наш читатель познакомится впервые. Впрочем, Лем и начал писать пьесы совсем недавно. Пьесы его написаны для телевидения. Главный герой большинства из них — профессор Тарантога — знаком нам по «Звездным дневникам». В драматургии Лема мы наблюдаем характерное, сугубо «лемовское», сочетание смелой и удивительно щедрой фантазии с подлинно современным по типу научным мышлением сверкающего, будто беззаботного юмора с глубокой философской мыслью.
Профессор Тарантога в «Странном госте» кажется поначалу чудаковатым, даже наивным и слишком уж легковерным. Его молодой секретарь, магистр Сянко, хоть звезд с неба явно не хватает, но судит о вещах как, будто более здраво и трезво. Но поверхностный, обывательский здравый смысл никогда не помогал постичь истинную сущность явлений. В конце концов, если верить этому самому «здравому смыслу», то ясно будет, что Солнце вращается вокруг Земли, а не наоборот: ведь люди твердо стоят на Земле и никакого вращения не чувствуют, а Солнце на наших глазах каждый день восходит и заходит. Вот и верь после этого астрономам!
Однако что же из этого следует в данном конкретном случае? Что странный гость и вправду приходил к профессору Тарантоге? Нет; так же, как не следует из этого и то, что профессор звездной зоологии Тарантога действительно живет сейчас в Польше. А вот Станислав Лем, к счастью, живет в одно время с нами — и приучает своих читателей мыслить смелее, шире. Помогает силой своего искусства ощутить, что мы живем в мире непрерывно меняющемся, раскрывающем все новые грани и перспективы. Заставляет задавать самим себе вопрос: «Что было бы, если…?» — вопрос, на котором строятся многие произведения современной научной фантастики.
Джек Финней
О ПРОПАВШИХ БЕЗ ВЕСТИ
— Войдите туда, как в обычное туристское бюро, — сказал мне незнакомец в баре. — Задайте несколько обычных вопросов; заговорите о задуманной вами поездке, об отпуске, о чем-нибудь в этом роде. Потом намекните на проспект, но ни в коем случае не говорите о нем прямо: подождите, чтобы он показал его сам. А если не покажет, можете об этом забыть. Если сумеете. Потому что, значит, вы никогда не увидите его: не годитесь, вот и все. А если вы о нем спросите, он лишь взглянет на вас так, словно не знает, о чем вы говорите.
Я повторял все это про себя снова и снова, но тому, что кажется возможным ночью, за кружкой пива, нелегко поверить в сырой, дождливый день; и я чувствовал себя глупо, разыскивая среди витрин магазинов номер дома, который я хорошо запомнил. Было около полудня, была Западная 42-я улица в Нью-Йорке, было дождливо и ветрено. Как почти все вокруг меня, я шел в теплом пальто, придерживая рукой шляпу, наклонив голову навстречу косому дождю, и мир был реален и отвратителен, и все было безнадежно.
Во всяком случае, я не мог не думать: кто я такой, чтобы увидеть проспект, если он и существует? Имя? — сказал я себе, словно меня уже начали расспрашивать. Меня зовут Чарли Юэлл, и работаю я кассиром в банке. Работа мне не нравится; получаю я мало и никогда не буду получать больше. В Нью-Йорке я живу больше трех лет, и друзей у меня немного. Что за чертовщина — мне же в общем нечего сказать. Я смотрю больше фильмов, чем мне хочется, слишком много читаю, и мне надоело обедать одному в ресторанах. У меня самые заурядные способности, мысли и внешность. Вот и все; вам это подходит?
Но вот я нашел его, дом в двухсотом квартале, старое, псевдомодернистское административное здание, усталое и устаревшее, — признать это оно не хочет, а скрыть не может. В Нью-Йорке таких зданий много к западу от Пятой авеню.
Я протиснулся сквозь стеклянные двери в медной раме, вошел в маленький вестибюль, вымощенный свежепротертыми, вечно грязными плитками. Зеленые стены были неровными от заплат на старой штукатурке. В хромированной рамке висел указатель — разборные буквы из белого целлулоида на чернобархатном фоне. Там было 20 с чем-то названий, и «Акме. Туристское бюро» оказалось вторым в списке между «А-1 Мимео» и «Аякс — все для фокусников». Я нажал кнопку звонка у двери старомодного лифта с открытой решеткой; звонок прозвенел где-то далеко наверху. Последовала долгая пауза, потом что-то стукнуло, и тяжелые цепи залязгали, медленно опускаясь ко мне, а я чуть не повернулся и не убежал, — это было безумием.
Но контора бюро Акме наверху не имела ничего общего с атмосферой здания. Я открыл дверь с зеркальным стеклом и вошел. Большая чистая квадратная комната была ярко освещена флуоресцентным светом. У больших двойных окон, за конторкой, стоял человек, говоривший по телефону. Он взглянул на меня, кивнул головой, и я почувствовал, как у меня забилось сердце: он в точности соответствовал описанию.
— Да, Объединенные Воздушные Линии, — говорил он в трубку. — Отлет… — Он взглянул на листок под стеклом на конторке. — Отлет в 7.03, и я советую вам приехать минут за 40.
Стоя перед ним, я ждал, опираясь о конторку и оглядываясь; да, это был тот самый человек, и все же это было самое обыкновенное туристское бюро: большие, яркие плакаты на стенах, металлические этажерки с проспектами, печатные расписания под стеклом на конторке. Вот на что это похоже, и ни на что другое, подумал я и опять почувствовал себя дураком.
— Чем могу помочь вам? — Высокий, седеющий человек за конторкой положил трубку и улыбался мне, а я вдруг начал сильно нервничать.
— Вот что… — Я выгадывал время, расстегивая пальто, потом вдруг снова взглянул на этого человека и сказал: — Я хотел бы… уйти!
«Слишком торопишься, дурень, — сказал я себе. — Не спеши!» Почти со страхом следил и, какое впечатление произвели мои слова, но этот человек даже глазом не моргнул.
— Ну, что же, мест, куда уйти, много, — вежливо заметил он, достал из стопа узкий, длинный рекламный буклет и положил его передо мной. «Летите в Буэнос-Айрес, в Другой Мир!» — гласили две строчки светло-зеленых букв на обложке.
Я просмотрел буклет — достаточно долго, чтобы соблюсти вежливость. Там был изображен большой серебристый самолет над ночной гаванью, луна, отразившаяся в воде, горы на заднем плане. Потом я покачал головой. Говорить я боялся, боялся, что скажу не то.