Страница 4 из 11
Побриться, что ли?
Вообще-то он собирался бриться ближе к вечеру, когда придут уже в гости товарищи-первоклассники, или по крайней мере ближе к обеду, когда они с Федором пойдут в парк. Но идти в магазин с такой небритой физиономией вообще было рискованным предприятием, потому что небритого Арсения доблестная милиция почему-то хронически принимает за кавказца и начинает требовать паспорт с пропиской. Если паспорта с пропиской не оказывается – могут и в отделение отвести.
Нет, ни к чему ему сегодня идти в отделение. И выплачивать оправдательную сотню рублей в качестве доказательства собственной национальной принадлежности тоже ни к чему. Сотня ему еще сгодится. На сотню можно купить мороженого и лимонада Зайцу. И еще много чего можно купить, хоть и говорят, что сто рублей – не деньги…
Через полчаса он вышел из ванной, благоухая лосьоном после бритья. Проходя мимо кухни, заметил недовольное лицо девушки-повара.
«Ее зовут Майей», – напомнил себе Арсений.
– Вы все еще здесь? – поинтересовалась она ледяным тоном.
– Я брился, – ответил Арсений почему-то виноватым голосом.
– «Брился», – проворчала она и отвернулась, недовольно передернув плечами.
Вот ведь, подумал Арсений. Ворчит, как у себя дома. Что ж ему теперь, и побриться уже нельзя? Все они, что ли, женщины, такие? Только дай кастрюлю в руки – и все, она уже царица твоей жизни, хозяйка Медной горы? И продолжал размышлять над этим вопросом до тех пор, пока она снова не обернулась и не поинтересовалась:
– Вы что же, издеваетесь надо мной, да? Издеваетесь?
– Нет, – честно признался Арсений. – Не издеваюсь. Я просто думаю.
– О чем вы думаете?
– Я думаю… Все вы, что ли, женщины, такие?
– Такие – это какие?
– Вредные! – выпалил он и, как мальчишка, скрылся за дверным проемом. Если она и собиралась запустить в него горячей отварной картошкой, то опоздала.
Преисполненный чувством собственной гордости за эту маленькую победу, Арсений по-быстрому оделся. Уходя, крикнул с порога:
– Я быстро! – И помчался по ступенькам вниз, не рискнув на этот раз воспользоваться лифтом. Мало ли что может случиться…
Настроение отчего-то стало замечательным.
С трудом дождавшись, пока за Арсением захлопнется дверь, Майя пулей вылетела из кухни. Распахнула наугад первую попавшуюся дверь – за ней оказалась просторная ванная – и, не успевая уже даже свет включить, согнулась пополам над сияющей, как альпийский глетчер, раковиной-тюльпаном.
Еще несколько секунд – и ее бы вывернуло наизнанку прямо на глазах у этого чокнутого лохматого мужика. Мужик, конечно, неприятный и совсем чужой, но все равно было бы стыдно.
Думать надо было головой, когда нанималась на такую работу!
Вареная картошка и морковь – это пустяки. То ли еще будет, когда она начнет разделывать курицу?
От одной только мысли о курице желудок снова свернулся в каменный комок. Новый приступ ничем, кроме судорожного кашля, так и не закончился. Неудивительно, если учесть, что со вчерашнего вечера во рту не было ни крошки…
Выпрямившись, она увидела в зеркале напротив свое смутное отражение. Покрасневшие и опухшие веки, лицо в багровых пятнах, слезы в глазах и свекольного цвета нос.
Красавица.
Майя смахнула слезы ладонью, открыла посильнее кран с холодной водой и умылась. Промокнула лицо полотенцем, поморщившись от пряного запаха какой-то сладковатой мужской туалетной воды, и снова ощутила позыв к рвоте.
Ох уж эти запахи!
Они преследуют ее повсюду. В транспорте, в магазинах, в подъезде и на улице. Ужасные, отвратительные запахи еды и парфюмерии. И никуда от них не денешься. Мир словно в насмешку над ее и без того печальной судьбой превратился в сплошные запахи еды и парфюмерии. Мир решил свести ее с ума и наказать язвой желудка за все ее земные прегрешения.
Раньше она даже и не подозревала о том многообразии запахов еды, которые витают в воздухе. Она понятия не имела, что каждое утро соседка с верхнего этажа варит на завтрак своим детям гречневую кашу. Не знала, что другая соседка, с нижнего этажа, так часто печет пирожки с ливером. С ливером, подумать только! Этот ливерный запах относился к числу тех, которыми не просто дышать, о которых даже думать было опасно!
А суп с фрикадельками, который вчера решила сварить соседка, проживающая через стенку?
А шоколадное мороженое, которое позавчера кто-то уронил в лифте?
А весенняя, проросшая, полусгнившая картошка, которую вот уже несколько дней продают с машины прямо у нее под окном? Словно в насмешку, как будто другого места в микрорайоне для продажи этой картошки отыскать было невозможно.
Стать приходящим поваром, когда у тебя такой токсикоз, – это наивысшее проявление идиотизма.
Но деньги-то зарабатывать, с другой стороны, надо? Надо! Еще как надо! Кто же виноват в том, что в свое время она сглупила и не стала поступать в профтехучилище, где готовят маляров? Белила бы сейчас потолки да стены и горя бы не знала, а знала бы одно только счастье! Потому что запах свежей, влажной, непросохшей еще побелки – это и есть настоящее счастье. Нужно было прожить на свете двадцать пять лет и забеременеть, чтобы понять это! Вот и приходится теперь таскаться каждый вечер в ту новостройку, что неподалеку от дома, и ходить по этажам, вынюхивая свежепобеленные потолки, и прикидываться перед малярами дурочкой… То есть потенциальной покупательницей квартиры. Дурочкой прикидываться ни к чему, потому что она и есть дурочка… То есть дура. Самая настоящая, набитая дура. Высшей пробы. С ребенком в животе и без копейки денег, как и полагается настоящей дуре…
Настроение было отвратительным. Состояние – того хуже. Но как там было в русской пословице: взялся за гуж – не говори, что тебя тошнит. Придется вдыхать запах вареной картошки и консервированного горошка еще как минимум два часа, и от запаха сырого куриного мяса тоже уже никуда не деться. Попросить его, что ли, чтоб ведро побелки рядом на разделочный стол поставил?
Так ведь не поймет. И вообще, может, и нет у него никакой побелки. А даже если есть…
Невеселые размышления были прерваны самым неожиданным образом: дверь в ванную медленно открылась. От испуга сердце едва не выскочило из груди, остановило свой бешеный полет где-то в горле и застряло в нем как кость. Сейчас придется держать ответ перед хозяином, что она делала в его ванной. И что она ему скажет?
Но за дверью никого не было. «Видимо, она открылась сама, от какого-то едва уловимого сквозняка», – подумала Майя. Сердце почти успокоилось и потекло по пищеводу вниз, на свое прежнее место. Ликвидировав следы своего пребывания в ванной работодателя, Майя вышла и попыталась закрыть дверь.
Дверь странным образом не закрывалась. Как будто прилипла с той стороны к стене.
Она потянула сильнее – безрезультатно. По всей видимости, этот тип соорудил в дверной коробке какое-то хитрое устройство, которое чутко реагировало на чужих. Теперь уже не удастся скрыть факт своего пребывания в ванной…
– Черт! – Разозлившись, Майя дернула за ручку с такой силой, на какую только может быть способна беременная двадцатипятилетняя дура.
И едва не отлетела к стене назад, с трудом справившись с силой инерции.
За дверью стоял ребенок.
Взлохмаченные волосы цвета воронова крыла, нежно-розовые, помятые от долгого сна щеки и большие круглые глаза, в которых застыл страх, перемешанный с любопытством.
«Заяц, – догадалась Майя. – То есть Федор».
– Привет, – сказала она дружелюбно. – Ты меня не бойся. Я повар. Меня пригласил твой папа, чтобы я приготовила котлеты.
– Котлеты? – с сомнением в голосе переспросил все еще испуганный Федор.
– Котлеты из курицы, – уточнила Майя. – И салат оливье. К твоему дню рождения. У тебя же сегодня день рождения, я правильно понимаю?
Федор молча кивнул в ответ, продолжая сверлить ее недоверчивым взглядом.
– Значит, принимай поздравления! Тебе сколько лет исполнилось? Шесть?